Страница 26 из 52
Пора было уточнить направление и скорость ветра, местонахождение; к радости Золотарева, на небе появились просветы: светлячками замигали одиночные звезды.
Штурман сделал промер, рассчитал ветер, внес поправку в угол прицеливания. Не успел он оторвать взгляд от карты, как в наушниках раздался голос командира:
— Штурман, видишь?
Золотарев посмотрел вперед и увидел вдали огни взлетно-посадочной полосы — вражеский аэродром. Фашисты не ждали советских бомбардировщиков и летали, как в далеком тылу, — с полностью освещенным стартом.
Подлетая ближе, Золотарев различил внизу два огонька: красный и зеленый — аэронавигационные огни самолета. Он шел по кругу. Сделал четвертый разворот, и от его в сторону старта полетели желтая, потом зеленая ракета. В ту же секунду на земле вспыхнул прожектор. [101]
Фашисты явно пренебрегали самыми элементарными мерами предосторожности.
— Командир, а ведь мы вполне можем сойти для них за своих, — подсказал Золотарев по СНУ Аркатову. — Может, тоже включим аэронавигационные огни да снизимся, чтобы получше рассмотреть, что где, да поточнее прицелиться?
Аркатов не торопился с ответом.
— Зенитки молчат, значит, за своих приняли, — поддержал штурмана стрелок-радист старшина Валентин Старых, опытный воздушный боец, имеющий уже на счету четыре сбитых «мессершмитта». — Я и ракеты на всякий случай прихватил. Кстати, есть и желтые, и зеленые.
— Уговорили, — согласился Аркатов. — Перевожу самолет на снижение. В районе четвертого разворота пустишь две ракеты.
— Понял, командир. Будет сделано! — бодро отчеканил Старых.
Бомбардировщик вышел на боевой курс, и штурман дал команду стрелку приготовиться к сбросу САБов.
В самолете сразу почувствовалась приподнятая атмосфера. Даже немногословный Аркатов пророкотал:
— Пора, давно пора с фрицами за первый день войны рассчитаться.
Командир, как и штурман, не мог забыть того рокового воскресного утра, когда фашистские самолеты налетели на наши аэродромы и бомбили, жгли пулеметными трассами зачехленные бомбардировщики, истребители, ангары, мастерские...
На этот раз экипажу везло: небо, как по заказу, очистилось от облаков, и землю осветила полная и яркая луна — будто над аэродромом повесили громадный плафон. Левее взлетно-посадочной полосы Золотарев различил темные предметы — видимо, аэродромные сооружения, а возможно, и самолеты.
Старых пустил желтую и зеленую ракеты. Длинный луч прожектора лег вдоль взлетно-посадочной полосы, приглашая экипаж на посадку. Замысел удался!
Аркатов снизил машину до восьмисот метров и перевел ее в горизонтальный полет.
— Двадцать влево! — скомандовал штурман. Аркатов развернул бомбардировщик как раз туда, где виднелось наибольшее скопление самолетов.
— САБ! — крикнул штурман. [102]
— Есть, САБ! — отозвался Старых. И вскоре аэродром осветило, словно тысячью лампами. Стало светло, как днем. Недалеко от стартовой командной будки Золотарев увидел строй летчиков: фрицы, должно быть, получали последние указания. «Сейчас мы внесем
поправку», — подумал Золотарев и, как только самолет, сделав «восьмерку», снова развернулся на боевой курс, нажал на кнопку сброса бомб внешней подвески.
Фашисты настолько были ошеломлены, что поначалу даже не тронулись с места, наверное подумали — ошибка, и лишь когда стрелок полоснул по ним из пулемета, бросились врассыпную.
Вскоре основная группа внесла ясность: вражеский аэродром заклокотал, как от вулканического извержения. Спохватились, было, зенитки, но специально выделенная для подавления огня группа капитана Маркина быстро заставила их замолчать.
Когда экипаж в третий раз вышел на боевой курс, освещать цель уже не требовалось: чья-то бомба угодила в бензохранилище, и огненный — в полнеба — факел освещал далеко все вокруг. Горели самолеты, бензо — и маслозаправщики, аэродромные сооружения. Сквозь клубы огня и дыма наблюдались бесконечные взрывы — рвались бомбы в бомболюках, подготовленных к полету немецких бомбардировщиков.
На другой день с помощью аэрофотосъемки и по разведывательным данным экипаж узнал о результатах налета — на вражеском аэродроме уничтожены 61 самолет, бензохранилище, бомбосклад, три зенитные батареи и множество всевозможной наземной техники.
За успешное выполнение задания Главнокомандующий ВВС всем экипажам, принимавшим участие в полете, объявил благодарность.
21
Зима 1942-1943 годов выдалась на юге непогожей, слякотной, и полк на боевые задания летал редко. Появись возможность отремонтировать изрядно подносившуюся израненную технику, подготовить как следует на земле молодых стрелков-радистов, штурманов, летчиков, прибывших на пополнение. И с заводов стали чаще присылать новые бомбардировщики. Командный состав серьезно [103] занялся обучением летного состава тактическому мастерству. И весну, когда началось решительное сражение за господство в воздухе, полк встретил с новыми силами.
Гитлеровское командование, стремясь во что бы то ни стало удержать районы Донбасса, Украины и Крыма, по-прежнему на южном крыле держало лучшие авиационные эскадры. В небе и на земле между советскими и фашистскими самолетами разгорелись ожесточенные бои. Паши дальние бомбардировщики, используя опыт удара по аэродрому Армавир, произвели массированные налеты на Сакский и Сарабузский аэродромы, уничтожив на первом 70, а на втором около 100 самолетов. В небе успешно действовали, наши истребители. К началу битвы на Курской дуге господство в воздухе советской авиацией было завоевано всюду и бесповоротно.
И чем мощнее становились удары наших войск, тем яростнее сопротивлялись фашисты. На Таманском полуострове они создали многополосный оборонительный рубеж — «Голубую линию», протяженностью по фронту в 113 км, глубиной 20-25 км, — оборудованный долговременными оборонительными сооружениями. «Голубая линия»
являлась, по мнению гитлеровских генералов, неприступным бастионом на пути к Крыму. Через Керченский пролив шло непрерывное пополнение фашистских войск техникой, оружием, боеприпасами, питанием.
Ранним утром 1 июля, возвращаясь из разведывательного полета, Семен Золотарев обнаружил у косы Чушка приткнувшиеся к берегу баржи. С них на берег съезжали машины, солдаты носили ящики, тюки.
Командование, узнав о прибывшем подкреплении, приняло решение нанести в ночь на 2 июля бомбовый удар по гитлеровским войскам на косе Чушка. На этот раз экипаж Аркатова должен был возглавить ударную группу: штурман сбрасывал рассеивающий контейнер с зажигательными бомбами для обозначения площади бомбометания. Первым осветителем цели летел экипаж капитана Маркина. За два года войны этот экипаж совершил более сотни успешных боевых вылетов и его члены зарекомендовали себя слетанным дружным коллективом, который мог в самых трудных условиях выполнять любые боевые задачи.
День выдался жарким, и хотя экипажи пришли на аэродром в шестом часу вечера, зной почти не спал. Раскаленный воздух неподвижно висел над аэродромом, и [104] авиаспециалисты трудились у самолетов, обливаясь потом. Летчики и штурманы готовились к полету молча, без прежних острот и шуток. И Семен Золотарев понял, что дело не только в зное: коса Чушка — артерия снабжения «Голубой линии» и фашисты охраняют ее несколькими десятками зенитных батарей с целой системой прожекторных полей. Риск здесь был очень большой.
— Разрешите, товарищ командир, мне несколько слов сказать, — повернулся к Омельченко заместитель по политической части капитан Казаринов.
— Скажи, комиссар, скажи, — одобрил его решение командир.
— Товарищи! — обратился к строю замполит. — До нас дошли слухи, что Гитлер отдал приказ держать Таманский полуостров до последнего солдата, не оставлять «Голубую линию». Недавно, как вам известно, экипажу лейтенанта Хрущева удалось разыскать и разбомбить головной склад боеприпасов гитлеровцев на Тамани. Фашистское командование спешит восполнить потери: из Керчи на косу Чушка срочно доставляются кораблями и баржами боеприпасы, боевая техника, горюче-смазочные материалы. Надо сделать так, чтобы эти боеприпасы и техника не дошли ни до складов, ни до «Голубой линии». И верю, мы сделаем. — Казаринов повернулся к Омельченко: — Прошу, товарищ командир, доверить мне лететь первым, осветителем цели...