Страница 76 из 96
К середине марта Германию охватила мощная волна борьбы с торговцами черного рынка; кампания уличала в отсутствии патриотизма тех высокопоставленных чиновников, которые приобретали продукты именно на черном рынке; их имена предавались огласке. В числе разоблаченных оказались рейхсминистр внутренних дел Вильгельм Фрик, рейхсминистр образования Бернхард Руст, рейхсминистр сельского хозяйства Вальтер Дарре, глава государственной службы трудоустройства Константин Гирл, фельдмаршал Вальтер фон Браухич и гросс-адмирал Эрих Редер. В определенной степени эти скандалы сослужили Геббельсу хорошую службу, поскольку подтвердили его решимость воплотить в жизнь идею тотальной войны. С другой стороны, некоторые из влиятельных деятелей, попавших под огонь критики, были врагами Бормана, и министр пропаганды предпочел бы видеть их в рядах участников заговора.
Борман почувствовал, что за таким оборотом событий кроется угроза и в его адрес. В тот же день он написал Герде письмо, в очередной раз наказав ей ни в коем случае не давать повода для критики. Коль скоро он требовал от других строгого соблюдения установленных правил, то в его доме нарушения были тем более недопустимы — особенно ввиду его особого положения при фюрере.
18 марта его оппоненты вновь провели встречу в Берлине. Геббельс, Шпеер, Лей, Функ и Геринг совещались три часа. Критически оценив ситуацию, они пришли к выводу, что «комитет трех» действовал [384] сверх ожидания умно и предусмотрительно. Наибольшую опасность представлял Борман. Чтобы не позволить ему вбить клин между ними и Гитлером, следовало немедленно вдохнуть жизнь в Совет обороны, для чего решили усилить этот орган такими влиятельными фигурами, как Шпеер, Лей и Гиммлер. Главным условием по-прежнему была осторожность: «комитет трех» не должен был подозревать об объединении своих противников. Геринг обещал начать наступление при следующей беседе с фюрером.
Все полагали, что ждать осталось недолго, ибо Гитлер планировал провести некоторое время в Бергхофе. Однако Геринг так и не получил возможности встретиться с фюрером. Конечно, много времени занимали визиты иностранных гостей, но ведь среди посетителей-немцев Геринг не значился вообще! Просто в дело вмешался Борман. Он уже получил предупреждение от шефа гестапо Мюллера о том, что в Берлине стали регулярно проводиться встречи влиятельных деятелей третьего рейха. Увидев заявку Геринга на визит к фюреру, рейхсляйтер НСДАП забеспокоился: рейхсмаршал давно не проявлял политической активности, и такой шаг обленившегося барина вызывал недоумение. По праву давнего союзника (союз был заключен после полета Гесса в Англию) Борман сам отправился к Герингу. Он не добился ясного объяснения, что вызвало еще большую тревогу. Впрочем, Мартин (и не он один) умел использовать слабости рейхсмаршала. Борман просто предложил сделку: Геринг получает шесть миллионов марок из фонда «Адольф Гитлер» и не доставляет лишних хлопот ни себе, ни фюреру. От столь щедрого предложения рейхсмаршал не в силах был отказаться.
Поводом для следующего собрания заговорщиков (в апартаментах фюрера) стала гибель начальника [385] штаба СА Виктора Лутце: он погиб в автомобильной катастрофе, когда вместе со своей семьей ехал на служебной машине, а использование служебного транспорта в личных целях было строжайше запрещено в связи с дефицитом газа. Гитлер выступил перед приближенными с соответствующей речью, в которой сделал критические замечания в адрес нескольких высокопоставленных чиновников. Любопытно, что известного подобными злоупотреблениями Геринга он обошел стороной, а имя Геббельса упомянул трижды. Министр пропаганды все понял. Ему оставалось только сожалеть о том, что некогда он решил привлечь к участию в заговоре разжиревшего и обленившегося рейхсмаршала. И все-таки Геббельса распирала гордость, ведь уже несколько лет он не получал приглашений на конфиденциальные беседы у Гитлера. В своем дневнике министр пропаганды отметил: «Борман был весьма лоялен — по-видимому, критика подействовала. Падение Геринга сомнению не подлежит. Он более не обладает реальным влиянием».
На самом же деле теперь Борман мог позволить себе лояльность по отношению к Геббельсу, ибо, заняв официальный государственный пост личного секретаря фюрера, рейхсляйтер НСДАП стал вторым лицом в государстве. Министр пропаганды не упустил этого из виду и хорошо понимал, что завоевать место в окружении Гитлера сможет только с позволения его новоиспеченного секретаря. Он пообещал впредь не предпринимать самовольных шагов и осуществлять связь с фюрером исключительно через канцелярию Бормана. Наброски своих речей — Гитлер выразил желание заранее узнавать их содержание — министр пропаганды должен был отправлять тем же путем. Наброски речи для выступления на массовом митинге во дворце «Спортпалас» 5 июля претерпели значительные изменения: Гитлер собственноручно вычеркнул целый абзац и внес многочисленные [386] поправки и замечания. Кроме того, имелись и исправления, сделанные другим почерком, — секретарь фюрера тоже приложил свою руку. Отправляя материалы обратно, Борман сопроводил их общим замечанием: «Слишком много повторений, слишком длинно, необходимо сократить. Пожалуйста, впредь направляйте фюреру уже окончательный вариант вашего выступления».
Недовольство Геббельса выпадами Бормана выплескивалось на страницы дневника, но открыто высказывать претензии министр пропаганды поостерегся. В ноябре 1943 года они обменялись мнениями об очередных кадровых перестановках и согласились, что первый кандидат на увольнение — Риббентроп, поскольку внешняя политика Германии не соответствовала требованиям ситуации. Позиция Геббельса тем более понятна: он давно метил на пост министра иностранных дел. Проблема состояла в том, что Гитлер не выказывал неудовольствия действиями Риббентропа. Так или иначе, некоторое время спустя министр пропаганды составил пространный (на сорока листах!) меморандум, аргументированно объясняя необходимость замены Риббентропа и решительного поворота во внешней политике. Геббельс предложил начать переговоры со Сталиным о мире!
Следующая встреча Бормана и Геббельса произошла лишь через несколько недель, и секретарь фюрера пожурил собеседника за составление предложений, которые Гитлер не принял бы никогда и ни при каких обстоятельствах. Тем не менее при встрече с Гитлером Геббельс выяснил, что фюрер знает о сути документа. Однако тщательно продуманная аргументация была навеки похоронена в сейфах Бормана. Фюрер и его секретарь предпочитали видеть на посту министра иностранных дел человека без инициативы и собственного мнения. [387]
К лету 1943 года машина уничтожения евреев уже работала на полных оборотах. Борман вплотную занялся мишлинге{54} — теми, у кого хотя бы один из представителей двух предыдущих поколений предков имел еврейское происхождение. Партайгеноссе знал, что эта проблема волнует Гитлера: еще в декабре 1941 года во время одного из традиционных послеобеденных монологов, посвященных расовым теориям, фюрер объявил, что брак с человеком еврейской национальности создает в семье проеврейскую ориентацию, и во втором или третьем поколении обязательно совершается повторный брак с евреями. Эту тему Гитлер затронул и 1 июля 1942 года, когда назвал американского президента Рузвельта (считавшегося наполовину евреем) примером всеобщего немыслимого смешения рас. Следовало признать недопустимым призыв мишлинге в армию, ибо тем самым их приравняли бы к чистокровным немцам.
Не откладывая дело в долгий ящик, Борман предостерег гауляйтеров от чрезмерно мягкого отношения к полукровкам, хотя те и не попадали под действие «нюрнбергского расового закона». За несколько месяцев до смерти Гейдрих получил задание изучить возможность практического осуществления принудительной стерилизации семидесяти тысяч мишлинге первого и второго поколений. Его заключение гласило, что в каждом случае потребуется десятидневная госпитализация — непозволительные траты в условиях военного времени. Тогда Борман предложил поручить специалистам по расовым проблемам постепенно разделить всех мишлинге на тех, у кого преобладают германские признаки, и тех, в ком преобладает еврейская кровь, а уж потом решить, что делать с последними. Но Гитлер объявил этот проект чрезвычайно [388] дорогостоящим, и вопрос по-прежнему остался открытым.