Ничейная земля

— Я вам нужен? Так мало можно сделать в этом деле…

То есть, видимо, можно и нужно, но он, Фидзинский, не представляет себе, каким образом его участие… Ведь в конце концов он только начинает жизнь и мало что понимает… В нем не было ни на грош энтузиазма, которым отличался его отец. Только безразличие. Завиша хотел сказать ему, что он о нем думает, но не стал связываться, а просто подал руку и ушел. Естественно, при этом он подумал, что от молодого Фидзинского мало было бы проку во взводе. (И конечно, ошибался.)

— Ты меня не слушаешь, — заявил Наперала.

— Ну что ты, слушаю, слушаю…

А Наперала как раз начал читать лекцию. Завиша понимал, что это только пролог к допросу (да и как иначе можно назвать их разговор?), который произойдет позже, а сейчас проводится психологическая подготовка с использованием оружия всех видов, которая обеспечит майору хорошие исходные позиции. Пробуй, Наперала! Если бы ты знал, как немного тебе удастся из меня вытянуть!

Наперала говорил лениво, прерываясь только для того, чтобы глотнуть «Старовина», именно так, как это делается во время беседы с близким другом. Нет сомнения, доказывал он, что в последние несколько лет — время бежит быстро, а мы стареем — Завиша был далек от политической и военной деятельности, и только контакты с Вацлавом Яном, довольно нерегулярные и недавние, снова в какой-то степени втянули его в орбиту этих сложных дел. Видимо, поэтому он и ведет себя как любитель и не придает значения тем мероприятиям, которые проводит Отдел. К тому же он недооценивает знаний и способностей работников Отдела, ибо эти люди стали гораздо более опытными, чем тогда, когда Завиша недолгое время там работал. Вот почему он, Наперала, старый товарищ Завиши, хочет совершить акт посвящения своего друга, чтобы он несколько иначе взглянул на интересующие их обоих события. Завиша должен знать, что Отдел ведет трудную игру с противником, добиваясь значительных успехов; об этом свидетельствует получаемая информация и число обезвреженных агентов. Мы много знаем, очень много, повторял Наперала. И не так уж все это приятно, Завиша может ему поверить, он не спит по ночам и пичкает себя разными порошками, как старая дева. Майор вздыхал и пил «Старовин».

— Обе стороны, — объяснял он, — охотно используют тактику дезинформации. Иногда доходит до многоходовых комбинаций, необыкновенно трудных, как будто перед тобой шахматная доска с зашифрованными фигурами, противник подставляет тебе коня, но ты знаешь, что это только пешка, не берешь его, но уже в следующей схватке конь оказывается ладьей, и тебе нельзя допустить ошибки, ибо ты тоже передвигаешь зашифрованные фигуры. Количество возможных комбинаций… Видимо, Завиша уже догадался, что в одной из таких партий принимал и еще в каком-то смысле принимает участие Юрысь. Вполне возможно, что бессознательно, майор подчеркнул слово «возможно», Юрысь стал орудием дезинформации.

Наперала замолчал, а через мгновение в его голосе появились иные, более резкие нотки.

— Записка или, скорее, письмо Юрыся, а оно доказывает, что наш приятель ничего не понял, является прекрасным примером техники дезинформации. И нелояльности тоже. Немцы пытались нам подставить Ратигана… По многим причинам, о которых я не буду говорить. Не исключаю также и того, что информация о мнимых контактах Ратигана с абвером должна была еще больше усилить достоверность так называемых записей полковника Х.

Завиша молчал, пил водку и молчал. Это начинало его забавлять.

— Письмо Юрыся ты, конечно, получил от полковника Яна, — сказал он наконец. Теперь его уже ничто не могло поразить, и он совершенно спокойно воспринимал каждый удар.

— Тебя это удивляет?

— Меня ничто не удивляет. Даже твоя уверенность, с которой ты дисквалифицируешь автора информации.

Наперала пожал плечами.

— Ты все представляешь слишком упрощенно. Каждая информация тщательно исследуется. Что же касается полковника, то ты показал свою прямо-таки детскую наивность, и поэтому Ян вынужден был отказаться от твоих услуг. Подумай: что ты знаешь о его многочисленных контактах? Я тоже когда-то работал под командованием полковника, и можно легко себе представить, что мы оба могли бы оказаться рядом с ним. Я это говорю для того, чтобы ты понял. Чтобы действовать, нужно рассматривать все возможные варианты развития событий. Я говорю с тобой как с другом… Соотношение сил в приближающейся войне, если она, конечно, будет, явно не в нашу пользу. Предположим, что немцы блефуют, что вполне вероятно, но мы должны принимать во внимание и другой вариант.

— И поэтому ты посматриваешь в сторону Вацлава Яна?

— Снова ты все упрощаешь. Я предвижу возможность тех или иных решений, в том числе и персональных.

— Понимаю, — сказал Завиша. — Ты создаешь себе систему гарантий. Но в твоей системе есть бреши. Хочешь не хочешь, но ты связан только с одной концепцией, и у тебя нет шансов удержаться, если концепция погорит. Вот почему ты отмахиваешься от информации Юрыся.

— Я выполняю свои обязанности, — буркнул Наперала. — А ты знаешь, к чему стремится Вацлав Ян?

Завиша засмеялся.

— Понятия не имею, дорогой. Так, значит, для того, чтобы это узнать, ты столько мне наговорил?

— Я тебя не допрашиваю.

— Конечно. Мне это даже в голову не приходило.

— Вацлав Ян оказал мне доверие, передав полученное от тебя письмо Юрыся.

— Вот и спроси Вацлава Яна.

Наперала снова наполнил рюмки; сейчас он казался грустным и озабоченным.

— Дело не в полковнике, — сказал он. — Ты неправильно меня понял. Дело в тебе. Видишь ли, пока ты действовал в каком-то смысле по его поручению, все было ясно. Конечно, это не значит, — оговорился Наперала, — что я одобрял твои действия, но понимал их смысл. А в определенных обстоятельствах мог бы даже их принять. Да что тут говорить! Мы могли спорить, даже довольно резко, но ты оставался в наших рядах. Если бы ты тогда пришел ко мне, разговор выглядел бы иначе. А теперь? Зачем, Завиша? Какая цель того, что ты сейчас делаешь?

— Ничего я уже не делаю.

— Неправда. Ты не должен так со мной говорить. Скажи — зачем?

— Представь себе, что я хотел спасти одного парня, которого несправедливо обвинили в убийстве.

Наперала довольно долго молчал.

— Выходит, ты издеваешься надо мной, — сказал он. — Я думал, что мы будем говорить серьезно.

— Тебе мало одной этой причины?

— Речь идет о Зденеке, правда? Это дело полиции и суда, уж доверься им хоть немного. В процессе, основанном только на косвенных уликах, хороший адвокат может много сделать.

— Теперь ты издеваешься надо мной.

— Послушай… мы поговорим и о смерти Юрыся. Но постарайся быть хоть немного искренним со мной, потом будет поздно.

— Ага, угрожаешь!

— Прости. Ведь дело же не в том, что обвиняют якобы невинного коммуниста. В чем дело, Завиша?

— Именно в этом.

— Хорошо. Возможно, я принял бы это объяснение, если бы ты действовал один. Но ведь ты не один. От кого ты получил письмо Юрыся? Кто прятал его бумаги?

Завиша поудобнее устроился в кресле. И даже улыбнулся.

— Я думал, что ты знаешь, — буркнул он.

— Может быть, и знаю. Может, просто хочу тебя проверить. Надеюсь, что ты нам поможешь. Это важно для нас обоих.

Завиша встал; сначала лениво, тяжело, потом как будто сжался в комок, напряг мышцы и стукнул кулаком по столу. Рюмки подскочили, водка брызнула ему на руку.

— Еще один такой номер, и ты получишь по морде.

Наперала даже не дрогнул.

— Ты снова неправильно меня понял. Садись. Давай выпьем еще. Это не я начал выкидывать номера, а ты. И с самого начала совершал ошибки, хотя тогда у меня к тебе не было претензий, ибо все оставалось среди своих. Ты даже не догадался, почему Фидзинский нашел записку Юрыся. Ту, первую, конечно. В редакции. Тогда я перестал принимать тебя в расчет.

Завиша молчал.

— Подумай: она могла попасть или к нам, или к Вацлаву Яну. Я решил, что лучше к Вацлаву Яну. И был прав. Подумай немного, братец… Полковник получил предостережение и сделал из этого выводы. А ты? Неужели ты не мог понять, что такие записки, как правило, не валяются в редакционных столах?