Страница 96 из 208
«Нужно, братец, администратору делать себя фанатиком, без этого пропадешь!» — и действительно, он имел фанатиков. Во время войны я ехал на театр военных действий, желая пристать к какой-нибудь партии санитаров; пробыл два дня во Владикавказе и слышал, как вспоминали Михаила Тариеловича; убедился, что, несмотря на все старания затмить его заслуги, добрая память о нем жила, и не только жила, но и росла в крае... Видел я его в деле, видел его распоряжающимся, видел я его заботу о солдатах, видел сострадание к больному... ну и ручаюсь вам, что и тут справедливая история выставит его в должном свете. Много недоброжелательного, злоязычного выпало на его долю за военные действия, но и здравый смысл бывшей там массы, изображающей народ, уже сумел отличить, что шло от него и что происходило по причинам, от него не зависящим.
Зашел я к графу Лорис-Меликову (Кирочная, 18), когда узнал об его назначении.
— Что вас давно не видать? — спрашивает он.
— Да зачем я буду к вам ходить — надоедать. А теперь пришел пожелать успеха и сказать вам, что вся Россия смотрит на вас с доверием.
— Сердцем чувствую это, — ответил Лорис-Меликов, — я глубоко тронут.
— А Ветлянку643 сожжете? — перебил я его.
— Сожгу, братец, все, что нужно сжечь, ни одной хаты более, ни одной менее... А прежде всего расстреляю двух-трех должностных лиц за мерзости, которые там делаются... Болезнь болезнью, а меня озабочивают экономические вопросы, политические... Что Бог даст, а за одно отвечаю — душу свою положу в дело, мне поручаемое...
г. Львов. Граф Лорис-Меликов // С.-Петербургские ведомости. 1879. 30 января. Корреспонденция из Москвы.
№ 19
ЦАРИЦЫНСКИЕ БУДНИ ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРА
В ноябре 1878 г. в Царицын проникли слухи, что в низовьях Волги, в пределах Астраханской губернии, появилась болезнь, от которой люди умирают очень скоро и даже целыми семьями. Слухи эти держались весьма упорно и, по мере того, как время шло, принимали все более и более зловещий характер. В конце ноября было получено из станицы Ветлянки от местного священника письмо644, в котором этот почтенный пастырь645, описывая все ужасы постигшего их станицу несчастия, убедительно просил об оказании помощи больным и сиротам. Вследствие этого немедленно было отправлено в Ветлянку, на лошадях, под надзором двух сестер милосердия, значительное количество белья, обуви, чаю, сахару, муки, пшена и пр.646 Одновременно с этим был командирован туда же и лекарский помощник Васильев. Вот что, спустя несколько дней, он писал из Ветлянки: «Приехавши в Ветлянку, я явился немедленно за распоряжением к начальнику первого отдела Астраханского казачьего войска, полковнику Плеханову, но тот, сказавшись больным, не сделал никаких распоряжений, предоставив мне делать то, что я найду нужным. Я взял казаков и сейчас же отправился осматривать больных. По дороге мне попадалось множество трупов, они лежали посреди улицы647. Первая моя забота была погрести умерших, но никто не находился: все сбежали. В домах станицы нашел множество больных и мертвых. Больные были разного возраста. Матери, отцы, дети — все боялись больных. Все были так напуганы, что бросили дома и семейства и бежали в степь. После долгих усилий, я едва нашел двух солдат-пьяниц, которые согласились погребать тела. Множество домов совершенно заколочены...»
Вслед за этим продолжали получаться с низовьев Волги известия, словесные и письменные, одно другого мрачнее. Говорили, что зараза из Ветлянки проникла уже в соседние селения и грозит вскоре появиться в Царицыне, что ветлянекая болезнь — несомненная чума, потому что люди умирают в продолжение 2—3 часов, будучи перед тем совершенно здоровыми. Впоследствии, под влиянием страха, лекарский помощник Васильев тайно скрылся из Ветлянки, но был немедленно возвращен назад; его хотели было за это предать суду, но ввиду действительно оказанных им заслуг, оставили без преследования648.
17 декабря 1878 г. я по личным моим делам должен был выехать из Царицына в Москву. Едва приехал в Белокаменную, как тотчас получил от жены телеграмму следующего содержания: «Чума Енотаевском уезде, в станице Ветлянке. Умирает 95 процентов. Жители бегут. Черном яру — чума. Царицын волнуется. Врачей нет». Прочитав эту депешу, я пришел в ужас. Мне, как городскому голове, страшно было за судьбу города, а как семьянину, за положение моих домашних. Я тотчас телеграфировал об этом саратовскому губернатору М.Н. Галкин-Врасскому и в то же время послал депешу в Петербург, к моему знакомому, прося его навести справки о том, насколько верны астраханские сведения. Вместо ответа, я получил приглашение немедленно прибыть в Петербург. В тот же день, вечером, с курьерским поездом, я выехал в северную столицу, и едва поезд остановился у платформы Николаевского вокзала, как получил приглашение немедленно явиться к управляющему Министерством внутренних дел. Заехав на квартиру моего знакомого, чтобы переодеться, я тотчас в сопровождении В.А. Кокорева1, который меня уже ждал, поехал к министру. Это было около 12 часов. А.С. Макова2 мы не застали дома: он уехал с докладом к государю. В 2 часа мы снова приехали к нему и были немедленно приняты. Он встретил нас в большом кабинете, наверху, и, усадив около письменного стола, начал расспрашивать. Я передал ему все, что было мне известно относительно Ветлянки. Лев Саввич, видимо, был смущен моим рассказом и хотя старался скрыть это смущение, показывая вид, что ему все известно, тем не менее ясно было видно, что он решительно ничего не знал о том, что творится в Астраханской губернии...
В тот же день, по распоряжению управляющего министерством, был командирован в Ветлянку доктор медицины А.Я. Красовский649.
В ночь же с 19 на 20 число, т. е. тотчас же по получении моим знакомым моей депеши из Москвы, была отправлена от имени управляющего министерством саратовскому губернатору телеграмма, текст которой был следующий: «Прошу принять немедленно меры против переноса заразительной болезни из Енотаевского уезда в Царицынский; если окажется необходимость, — учредить карантин для прекращения всякого сообщения с Черным Яром, Енотаевском и станицами, близ их лежащими. Медлить нельзя, положение дел весьма серьезное и опасное. О мерах, какие будут приняты, телеграфируйте, но, главное, не медлите и пошлите опытного чиновника».
Таким образом был дан первый толчок к принятию энергических мер.
22 декабря я выехал из Петербурга, а 26-го был уже в Царицыне, где и застал саратовского губернатора М.Н. Галкин-Врасского. Он действовал здесь со свойственною ему энергией и в течение нескольких дней успел привести город и его окрестности в такое положение, что о вторжении заразы со стороны Астраханского края перестали даже и думать. Везде, где указывала надобность, учреждались карантины, явились врачи; комитет общественного здравия и санитарная комиссия действовали с усердием. Впоследствии медико-санитарные средства Царицына еще более увеличились: по распоряжению Министерства внутренних дел была прислана сюда целая партия врачей, а
В.А. Кокорев выслал огромное количество дезинфекции. Причем не могу не упомянуть о следующем курьезе. По странному стечению обстоятельств, мне, как городскому голове, пришлось в это страдное время не только возиться с городом, но и быть начальником военной стражи. В моем распоряжении находилось: 4 офицера, 1 полицейский пристав, 50 человек солдат и столько же казаков; вся эта армия составляла цепь, окружавшую Царицын. Одновременно с принятием в Царицыне означенных мер принимались меры к локализации заразы и в Астраханской губернии: учреждались карантины, изолировалось одно селение от другого, а для сообщения Царицына с Астраханью был открыт объездной путь по Калмыцкой степи, охранявшийся разъездами казаков и особо назначенного для того чиновника.