Страница 92 из 208
Зная то громадное влияние, которым пользовался князь Мирский, мне нетрудно было предвидеть, что во все время войны я буду иметь в нем весьма ловкого и ярого противника, более серьезного, чем сами турки. Смелый, энергичный и весьма широко наделенный способностью... кн. Мирский не мог не видеть в моем назначении, а следовательно, и во мне, самом человеке, преградившего ему путь к отличиям, славе и к высшим государственным должностям. Подбить Вел. Кн. к протесту и к исходатайствованию нового назначения он не решался, ибо предчувствовал, что за Государем стоял Милютин, который весьма близко знал все достоинства и недостатки кн. Мирского. Попробовал было я сам заявить Вел. Князю, что так как военные действия еще не начались, то я охотно готов отказаться от принятия Корпуса в командовании, если только назначение мое не согласуется с его желаниями. Храбрый фельдмаршал до того перепугался этого заявления, что стал божиться и уверять, что лучшего и более подходящего выбора не могло быть сделано. Пробыв 5 дней в Тифлисе и ознакомившись с перепискою, я выехал на Кавказско-Турецкую границу, а вскоре затем, вследствие обращенного мною категорического вопроса к Вел. Князю, получил инструкцию, по которой мне представлялись права командира Корпуса, временно отделенного от армии. Это было в ноябре 76 г., за 4 месяца до объявления войны.
Как за это время, так равно и 1г/2 месяца после открытия военных действий, т. е. до прибытия к войскам Вел. Князя с легкомысленною свитою — я имел полную возможность свободно и самостоятельно заняться порученным мне делом... Блистательно начавшаяся кампания — вступление всех 3-х отрядов действующего Корпуса в пределы Турции, занятие Баязета и овладение штурмом Кардагана — возбудили в Вел. Князе и во всей окружающей его среде жажду к отличиям и наградам, и вот 29 мая Августейший Глав-
нокомандующий, сопровождаемый своим начальником штаба, артиллерией и громадною свитою, прибыл к войскам под Карс.
В порядке служебном и по долгу чести, лежавшем во всяком военном человеке, он должен был бы в тот же день издать приказ о вступлении своем в непосредственное командование и распоряжение войсками. Этим приказом он, так сказать, принимал на себя ответственность во всех действиях как успешными, так равно и не удачными. Как показывает нам история войны, не устилает все пути сплошными розами, попадаются и колючки. Об издании упомянутого приказа я дважды просил Вел. Князя в самый день приезда и высказал, что Паскевич в 29-м и Муравьев в 54-м годах поступили совершенно таким же образом; объяснил при этом, что в присутствии Главнокомандующего самое понятие о правах и нахождении командира отдельного Корпуса является аномалией. Заявил также, что с изданием просимого приказа я обращусь в командира Корпуса, не отделенного от армии, и буду в точности исполнять получаемые мною свыше приказания.
Советники Вел. Князя весьма ясно понимали рискованность и невыгоду издания приказа; все пожелания их клонились к тому, что успешные действия относить к себе, а неудачу сваливать прямо на ответственного Корпусного командира. Преследуя эту иезуитскую цель, они убедили Вел. Князя объявить в приказе, что, прибыв к войскам, он оставляет по-прежнему все распоряжения и действия на командира Корпуса. Как надлежало поступить мне? Выбор был двоякий: или просить о немедленном увольнении меня от должности, или же примириться с тем тяжелым и не благодарным положением, в которое ставил меня приказ. Подать в отставку во время войны равносильно побегу с поля сражения, и на это едва ли решится человек, наделенный даже железной волей; вот почему я принял 2-й способ. С этого дня начинается для меня тот томительный период интриг и завистей, который не прекращался до заключения мира.
Двоеначалие в одном и том же учреждении является бессмыслицей, и нельзя даже представить себе простой канцелярии, одновременно подчиненной двум распорядителям; в военное же время такая двойственность может повлечь за собой пагубные последствия. В составе армии и в значительных корпусах бывают личности, бесспорно, одаренные бойкими военными способностями и пригодные для выполнения весьма сложных военных поручений. Но нередко случается, что личности эти, независимо от военных способностей, не уживчивы, склонны к интригам, дерзки в обращении с подчиненными и т. п. Недостатки эти могут быть устранены и сдержаны лишь при том условии, когда всем и каждому в военном стане известно, что как поощрение, так и порицание находятся исключительно в руках одного начальника. К числу вышесказанных лиц я должен, к сожалению, отнести генералов Геймана и Лазарева6, замечательно способных и ближайших моих сотрудников.
Намеренные восхваления, хцедро распускаемые сформировавшимся под флагом кн. Мирского кружком праздной камарильи и разной сволочи, довели дело до того, что Гейман стал уже совершенно небрежно относиться к своим обязанностям и вследствие чего не настиг Мухтар-пашу при отступлении его за Согаплуг ( ?), а затем и прозевал и овладение Эрзерумом немедленно после удачного Деве-Бонис-кого сражения. Что касается Лазарева, то самохвальство и самообожание этого человека достигли таких размеров, что после штурма Карса он стал нахально доказывать, что счастливое занятие полковником Фадеевым форта Карадах7, молодецкое овладение генералом Рыд-зеватским форта Араб8, штурм генералом Алхазовым форта Хафис и даже пленение генералом Роопом, щербатовским полковником Бати-евским 14 тысяч турок9, бежавших из нагорных укреплений, — все это совершилось по личному его указанию и распоряжению! Словом, выходило, что все от мала до велика были обязаны успехам одному только Лазареву и что он сочинил даже план атаки Карса.
На беду Лазарева, в числе нескольких соревнователей составления какого-то плана атаки явился грозным для него претендентом и кн. Мирский, глашатаи которого гласно проповедовали в Главной квартире, что Мирского следует наградить орденом Георгия 2-й степени. И что же? Мудрый и бравый Вел. Князь, следуя совету своего домашнего ареопага, написал Государю и исходатайствовал этот орден Мирскому, не заведовавшему на войне никаким учреждением, не командовавшему ни одним солдатом и просидевшему в ночь штурма в Главной квартире — в 12 верстах от места действия! Неожиданная награда эта поразила всех, за исключением камарильи, и нельзя не признать, насколько Лазарев заслуживал Георгия 2-й степени за штурм и столько же награждение Мирского явилось вопиющим нарушением справедливости и умалением значения самого ордена, для получения которого ложатся костьми сотни людей.
В донесениях в Петербург, которые изготовлялись в Главной квартире и подносились на подпись Вел. Князю, старались всячески и весьма ловко обходить мое имя и по возможности не упоминать его. Так было поступлено и в рапорте о штурме Карса. Раздосадованный этим и беседуя однажды с Вел. Князем, я поставил ему следующий вопрос: «А что, Ваше Высочество, на кого бы пала всей своей тяжестью от-
ветственность, если бы штурм Карса был отбит?» Августейший, не долго думая, брякнул мне: разумеется, на командующего действующим корпусом. Я смолк и не продолжал уже этого разговора, дабы не разъяснить известный даже гимназистам аксиомы: тот, кто несет ответственность за неудачу, имеет неотъемлемое право и на привилегии в успехах в размере, соответствующем занимаемой должности.
Одним из самых ярких претендентов на взятие Карса явился, к огорчению Мирского, Лазарева и компании, некто Осман-Бей; бывший майор Турецкой службы, ренегат и присланный в действующий Корпус в качестве переводчика, как отлично знающий арабский и турецкий языки. Осман-Бей издал на французском языке книгу, в которой указывал, что овладением Карса русские обязаны исключительно ему одному. Шарлатан этот разъезжал по столичным городам Европы и читал о Карсе публичные лекции. Незадолго до штурма Карса выехал, к счастью, из района войск действующего Корпуса генерал французской службы граф де Курск, своими нахальством и болтливостью очаровавший до такой степени Вел. Князя и Мирского, что без предварительного с ними совещания в Главной квартире не делал ни одного шага10. В качестве прихвостней ген. Курск состояли полковник Винсер (адъютант Вел. Князя, итальянец родом, не говоривший по-русски, бывший адъютант Неаполитанского короля) и генерал кн. Фердинанд Витгенштейн, перешедший к нам из австрийской службы, величайший авантюрист и много раз грабивший русскую казну деньгами и землями11.