Страница 86 из 208
Само собой разумеется, что я уже не настаивал на разрешении напечатать статью: этим самым она теряла для меня всякий интерес. Позже я ее напечатал только потому, что по болезни мне нечем было наполнить фельетоны «Обзора».
XIII
Ни эта статья, ни ее «критики», ни мои прямодушные суждения о делах и поступках Лориса ни на волос не испортили чисто дружеских, сердечных моих с ним отношений. По-прежнему он относился ко мне с доверием и любовью, делясь со мною и радостями своими, и печалями. Скажите, положа руку на сердце, как ко мне и к моим независимым сркдениям отнеслось бы при подобных обстоятельствах огромнейшее большинство наших современников?
Эти факты еще более содействовали укоренению во мне глубокого уважения к Михаилу Тариеловичу. Я проникся к его личности положительной любовью, проявлением которой мешало лишь опасение прослыть за куртизана всесильного человека...
XIV
Но скоро обстоятельства изменились. Герой Ардагана, «покоритель карсской области», под давлением неудач 5 и 13 августа, стал терять под собой почву. Положение его поколебалось, особенно после приезда 14 августа армейского штаба. В воздухе пахло «сменою Лориса»8. Его уже никто не поддерживал, его все критиковали. Даже «Тифлисский вестник» хлестал его безнаказанно, ставя открыто кандидатуру А.А. Тергукасова. Нужно было видеть печальную, скорбную улыбку Лориса в эти моменты «падения» его популярности. Редкие его друзья — беззаветно преданные его личности, а не положению, и сердечно любившие его как человека, — не знали, что делать под напором чуть ли не стихийной силы, наседавшей на «Ло-рисову звезду». А положение было ясное, как свет. Все ярче и ярче обнаруживалось, насколько прав был Лорис, с начала же войны доказывая, что почти все силы кавказской армии надо сосредоточить под Карсом, чтоб иметь объективом занятие Эрзерума; что не ослаблять этот главный отряд надо, для подкрепления эриванского или рионского, а, напротив того, усиливать его на счет последних. «Сокрушим Мухтара, убегут и Измаил-паша из-под Игдыря, и Дервиш-паша из-под Озургет».
Неудачный бой 13-го августа, «из-за Кизил-Тапы», был последнею каплею, переполнившею горькую чашу. Лорис собрался с мужеством и выработал полный план действий, решившись или настоять на его выполнении, или же подать в отставку.
Этот план действий заключался в следующем: настоять на присылке из России еще хоть одной пехотной дивизии; не допускать ни малейшего отвлечения сил его отряда ни на какой другой театр военных действий; после прихода новой дивизии ударить на Мухтара, зайдя между ним и Карсом, и добиться назначения новых генералов.
Он нисколько не надеялся на принятие этого плана и почти уверен был, что ему придется уйти.
— Эх, подите вы и уверяйте потом тифлиссцев, что меня «не прогнали». Тяжело это «падать с власти», ох, как тяжело, — уныло
ГРАФ ЛОРИС-МЕЛИКОВ И ЕГО СОВРЕМЕННИКИ ^^
повторял он. — Хотите держать пари? Найдутся люди, которые начнут утверждать, будто я стянул что-нибудь, и за это мне и дали по шапке...
— Что же, пусть себе говорят, не все ли вам равно? На всякое чиханье не наздравствуешься: свой долг надо исполнять... Вы только поспокойнее доказывайте разумность ваших требований, — отвечал я, как советовали и кн. Г.Г. Тарханов, и И.С. Чернявский, и все, все, без исключения, друзья Лориса, посвященные в эти тайны.
В противность всем ожиданиям, все, без исключения, требования Михаила Тариеловича были уважены, благодаря особенным настояниям Н.Н. Обручева. Впрочем, я забыл наметить один интересный эпизод.
Несколько раз мне пришлось выслушать мнения кн. Д.И. Свято-полк-Мирского, помощника главнокомандующего. Князь Дмитрий Иванович подробно излагал мне пункты своих несогласий с Лори-сом, и так как в этих пунктах один из важных казался мне безусловно основательным, то я и поддерживал этот пункт перед Михаилом Тариеловичем. Он заключался в следующем:
— Михаил Тариелович преувеличивает, — говорил мне кн. Свято-полк-Мирский, — опасность положения. Оно неприятно, досадно, но и только. Аорис утверждает, что, если сейчас же не сокрушить Мухтара, он двинется на Закавказье. Между тем турки прикованы к своей территории, за неимением обоза, за невозможностью приобрести себе перевязочные средства. Их армия осуждена на неподвижность. Мы можем ждать спокойно, без всякого риска. С другой стороны, М.Т. не принимает в расчет неприятности видеть турецкий отряд Измаила-паши на нашей территории, над Игдырем. Нам хочется прогнать этот отряд, просто из рот* сГЬоппеиг, и это вполне естественно. Михаилу Тариеловичу никто здесь вреда не желает, его успех — наш же успех, а он не подозревает...
Когда я передал эти слова Лорису, он ухватился за них.
— Мне ничего не надо, я их в покое оставлю всех, пусть только устроят мне золотой мост, и я уйду, лишь бы народ не думал, что я не способен, я виновен... А там пусть лавры пожинает кто хочет.
— Да уверьте вы его, — и совершенно горячо, искренно говорил на это кн. Мирский, — что лавров на всех хватит, что ему и честь, и место. Мы спорим против частностей: я, например, утверждаю, что план Лориса — стать между Карсом и Мухтаром — нельзя осуществить, если не будет и обходного движения, что поэтому необходимо скомбинировать с этим планом движение хоть небольшой обходной колонны, а он в этом подвоха не видит...
XV
Наконец, план был принят окончательно. К первоначальной мысли Лориса Н.Н. Обручев прибавил, с одной стороны, обходное, или, вернее, демонстративное движение колонны Шелковникова на высоты Аладжи, с другой — свой собственный проект непременного занятия и Малых Ягн. С лихорадочным нетерпением ждал я наступления 20-го сентября — дня, назначенного для осуществления «плана».
Все это дело 20, 21 и 22 сентября преподробно описано и разобрано было мною в депешах «Международного агентства» и «Голоса» и в корреспонденциях этой последней газеты640. Сущность в том, что план, на этот раз, не удался сполна, генерал Гейман опоздал выполнить назначенное ему по диспозиции занятие вовсе не укрепленного и беззащитного тогда Авлиара.
— А что я вам говорил, стратег вы наивный, — твердил мне уныло Лорис.
Я решительно упал духом и уже не возражал.
— Этакий план сгиб от такой причины...
Пресса так и ахнула, когда мои депеши выяснили ей все величие и всю неудачу нашей задачи. М.Н. Катков в передовой статье «Московских ведомостей» облек свою патриотическую тревогу в форме обвинения мне лично. Он верить не хотел, чтобы наш корпус, с его силами, мог дерзнуть на такой опасный шаг.
Через два-три дня, когда наши войска вернулись к прежним позициям, я уныло собрал свой скарб и решился ехать домой, в Тифлис. Веры у меня уже не осталось, а без нее я ни писать, ни оставаться не мог. М.Т. Лорис-Меликов пустил в ход нечеловеческие усилия, чтоб убедить меня остаться. Он дошел даже до того, что просил подождать «хоть две недели».
— Да помилуйте, — говорил я ему, — на что я вам, без веры, озлобленный, нервный. Я теперь труп: перо мое неспособно уже писать ничего, ничего решительно. Военный совет принял решение начать осадные работы, правильною сапою, против Кизил-Таны, и вы хотите, чтоб я это мог «наблюдать»? Да вы меня подводите: я не выдержу, выругаю какого-нибудь генерала, и меня сошлют или расстреляют понапрасну. Даром я гибнуть не хочу.
— Все это вздор. Все это пустяки, — горячился он, — ничего этого не будет, никаких осадных работ мы не начнем, решение останет-
ГРАФ ЛОРИС-МЕЛИКОВ И ЕГО СОВРЕМЕННИКИ
---;-
ся мертвою буквою. Мухтар обессилен, он должен уйти, хотя бы из-за холодов, а как только он тронется, мне позволят повторить попытку отрезать его...
Никакие слова Лориса меня не разуверили. Я уехал.
29-го сентября, на второй же день после приезда в Тифлис, я получил тут от Лориса депешу: он сожалел в ней, что я не послушался его и тем лишил себя удовольствия присутствовать при великих событиях: Мухтар-де, снимается, и мы идем на него с двух сторон.