Страница 51 из 208
В период диктатуры Лорис-Меликова все более актуальной для революционеров становилась дилемма, выдвинутая партией при своем возникновении: «Теперь или никогда!» Газета «Народная воля» настойчиво доказывала, что победить можно только теперь, пока власть не вышла из кризиса, пока в стране тяжелое положение для трудовых низов, пока голод в Поволжье усиливает шансы партии, пока хитрая политика Лорис-Меликова не привела к изоляции революционеров от общества. Весной 1881 г. собравшиеся с силами народовольцы посчитали, что теперь и наступил решающий момент в их борьбе.
* * *
В последний день зимнего месяца — 28 февраля — Михаил Тари-елович после обычного доклада императору настоятельно советовал ему, как вспоминала княгиня Юрьевская, никуда не выезжать и на несколько дней вообще воздержаться от поездок по городу477. Возможно, что его опасения были связаны с арестом 27 февраля А.И. Желябова, вождя народовольцев. О его поимке Лорис-Меликов докладывал в это утро царю как о крупной победе.
Грохот взрыва министр внутренних дел услышал в своем кабинете на Фонтанке, где принимал графа Валуева. «АНепЭД ро551Ые», — предположил сразу Валуев. «Невозможно», — ответил Михаил Та-риелович, только что предупреждавший царя об опасности. Через несколько минут он уже мчался во дворец в присланных за ним санях градоначальника. Там, у растерзанного тела Александра II, уже находился новый царь, пока еще официально не вступивший на престол, но всеми воспринимаемый как фактический правитель страны — Александр III.
Первый шаг Лорис-Меликова в начавшемся царствовании Александра III понятен и обоснован: он спешит с обсуждением своего проекта правительственного сообщения о привлечении выборных от общества к законотворчеству. Граф сознает, что промедление опасно, надо действовать, пока еще участники совещаний по поводу его плана, скрепившие своими подписями судьбоносное для страны решение, не изменили своих позиций в новых, еще не прояснившихся условиях. 6 марта министр внутренних дел представил Александру III всеподданнейший доклад по поводу запланированного заседания Совета министров и одновременно проект правительственного сообщения, который должен был обсркдаться на нем в новой редакции. Вступительная часть первого варианта, где говорилось об итогах деятельности Верховной распорядительной комиссии, была сокращена, а в заключительной, заново написанной, говорилось о стремлении нового императора «исполнить в точности родительский завет». «Руководствуясь таким решением», сообщалось в проекте, император «соизволил повелеть принять к точному исполнению изложенную выше священную волю своего державного родителя...»478
Александр III назначил заседание Совета министров на 8 марта. Резолюция его на проекте вполне могла успокоить Лорис-Меликова: «Проект составлен очень хорошо»479. Во всяком случае, к решающему этому заседанию Михаил Тариелович плохо подготовился, а между тем его противники времени не теряли. Государственный секретарь Е.А. Перетц еще в феврале 1881 г. заметил, что «против Лориса большая оппозиция в высших кругах»480. Тогда, в пору всесилия диктатора, эта оппозиция была скрытой, затаившейся; с появлением нового самодержца она оживилась: консервативный настрой Александра Александровича многим был известен. Огромную активность развил К.П. Победоносцев. Исследователи, писавшие о правительственном кризисе конца 1870-х — начала 1880-х гг. (Ю.В. Готье, П.А. Зайонч-ковский, С.Л. Эвенчик, М.И. Хейфец), отмечают его особую роль в послемартовский период и растущее воздействие на царя. Уже 2 марта он пишет новому императору: «Вам достается Россия смятенная, расшатанная, сбитая с толку, жаждущая, чтобы ее повели твердою рукою, чтобы правящая власть видела ясно и знала твердо, чего она хочет и чего не хочет и не допустит никак»481. Так писать можно было, только не сомневаясь в единомыслии. Чувствуется, что Константин Петрович неоднократно беседовал с Александром Александровичем о «расшатанной и сбитой с толку» стране в период правления Лорис-Меликова. В первые дни марта обер-прокурор Синода переходит к решительной атаке на недавнего диктатора под собственным девизом: '«время не терпит» — «или теперь спасать Россию, или никогда», своеобразно повторив дилемму революционеров. 6 марта одновременно с представленным Лорис-Меликовым проектом сообщения в печать о готовящихся переменах Александр III получает и письмо Победо-
носцева: «Не оставляйте графа Лорис-Меликова. Я не верю ему. Он «фокусник» и может еще играть в двойную игру. Если Вы отдадите себя в руки ему, он приведет Вас и Россию к гибели». Константин Петрович призывает к безотлагательной перемене политического курса: «Новую политику надо заявить немедленно и решительно. Надобно покончить разом, именно теперь, все разговоры о свободе печати, о своеволии сходок, о представительном собрании»482.
Призывы обер-прокурора падали на благоприятную, им же в свое время вспаханную почву, находя живой отклик в душе нового царя. Еще будучи наставником наследника, Константин Петрович не уставал внушать ему, что самодержавие — единственно возможная форма правления для России, предостерегая, что настанет момент, когда льстивые люди «станут уверять Вас, что стоит лишь дать русскому государству конституцию на западный манер — все пойдет гладко и разумно и власть может совсем успокоиться. Это ложь и не дай Боже истинному русскому человеку дожить до того дня, когда ложь эта может осуществиться»483. И вот такой день настал: проект Лорис-Ме-ликова, который обер-прокурор Синода иначе как лживым не называл, ощущая исходящую от него опасность конституции, казалось, близился к осуществлению.
Лорис-Меликов как будто угрозы, нависшей над ним и его планами, не ощущал. По-видимому, всевластие оказало на него расслабляющее воздействие: привыкший к могуществу, считавший себя под защитой своей популярности, веривший в силу и связи либеральной группировки, он явно недооценивал возможности противников и не составил достаточно точного представления о позиции царя. Явивший себя во многом политиком нового типа для империи, Лорис-Меликов оказался слишком прочно многими узами связан с системой, которую взялся реформировать, со стереотипами ее идеологии и политики.
Характерной чертой общественно-политической жизни пореформенной России оставалась патриархальность — персонификация отношений в политике, ставка не на учреждения и законы, а на личность. Если Лорис-Меликов был гарантом успеха преобразований в глазах общества, то сам он воспринимал гарантом проведения их в жизнь императора. Как уже говорилось, неограниченная власть диктатора основывалась на особом доверии к нему царя, на его личном влиянии на Александра II. С приходом нового императора Лорис-Меликов вновь делает ставку именно на него. Борьба за свой проект поначалу отождествляется им, по сути, с борьбой за влияние на Александра III. Он помнил, как восторженно еще недавно воспринимал наследник деятельность начальника Верховной распорядительной комиссии. Догадывался граф и о том, что в последние месяцы отношение к нему Александра Александровича было явно недоброжелательным. Однако Михаил Тариелович знал: наследник никогда не пошел бы против воли отца, и потому не очень тревожился его нерасположением к себе и своим планам. После 1 марта завоевание доверия Александра III, за обретение влияния на него становится первоочередной задачей министра. Этим определились его меры в области печати, которые на первый взгляд кажутся необъяснимыми.
Либеральная пресса дружно и единодушно откликнулась на цареубийство. Кажется, не было газеты либерального направления, которая бы в той или иной форме не затронула бы в связи с событием 1 марта вопроса об общественном представительстве, как назревшего и требующего решения. Кампания в печати отчасти была заранее подготовлена. На совещании редакторов и сотрудников демократических изданий «Дело», «Слово», «Отечественные записки» в феврале 1881 г. было решено активно сотрудничать с либеральной прессой, отстаивая идею представительного управления. Либеральные издания были распределены с этой целью между демократическими публицистами.