Страница 130 из 208
1 Должность временного петербургского генерал-губернатора, которую занимал генерал-адъютант И. В. Гурко, была упразднена с учреждением Верховной распорядительной комиссии.
2 Суворин Алексей Сергеевич (1834—1912) — редактор-издатель газеты «Новое время».
3 Дьяков Александр Александрович (1845—1895) — участник революционных кружков 70-х гг., отойдя от революционного движения, усиленно занимался его дискредитацией. Под псевдонимом А. Незлобина печатал антинигилистические повести и рассказы (См. «Кружковщина», Одесса, 1879).
4 Консервативная политическая и литературная газета, выходившая в Петербурге в 1880 г., субсидировавшаяся правительством. Редактор-издатель — П.П. Цитович. Фактический редактор и основной сотрудник — А.А. Дьяков (А. Незлобии).
№ 47
«МОСКОВСКИЕ ВЕДОМОСТИ»
О «МЯГКОЙ ПОЛИТИКЕ» ЛОРИС-МЕЛИКОВА
Наши слова были истолкованы в том смысле, будто мы порицаем систему действий, принятую графом Лорис-Меликовым в борьбе с крамолой и что мы видим в этих действиях ряд уступок анархистам1 .
Пока мы говорим, мы обязаны говорить правду, как понимаем ее по нашему крайнему разумению. Революция наша остается в тумане; преступников ловили, казнили, ссылали, но концы крамолы и доселе остаются неразъясненными. Известно только, что она не встречала должного сопротивления. Общество находилось в недоумении, отдельные власти действовали не разбирая, где зло, и своими мерами нередко вызывали и усиливали его.
...Вот в таком положении были дела, когда граф Лорис-Меликов был призван к пресечению смуты... На кого было опереться? Люди старых порядков большей частью деморализованы и сбиты с толку. Граф Лорис-Меликов возымел мысль обратиться прямо к людям новых порядков, вообще державшимся в стороне, как бы в оппозиции, занимавшимся критикой. Он пригласил их принять участие в борьбе со злом и сделал шаг им навстречу, в чем, сколько мы понимаем, и заключался смысл его обращения к обществу2. Истории предстоит доказать, что при данных обстоятельствах, быть может, ничего иного не оставалось делать. Пусть же новые люди войдут в государственное дело и примут на себя часть ответственности в нем. Мы первые порадовались бы, если бы этот опыт удался. Если мы не имеем никаких предубеждений против новых деятелей, то не можем иметь и в пользу их никаких предубеждений. Невольно является вопрос, солидарны ли они с некоторыми органами печати? <...> Если была солидарность, то останется ли таковая и впредь, или, другими словами, сохранят ли те же органы свой прежний характер? Предположим, что сохранят и что солидарность останется: в таком случае подпольным деятелям нет ни малейшей причины быть недовольными. Они могут успокоиться и притихнуть временно на этом удобном этапе.
<...> Предпринята «мягкая политика» относительно пропагандистов, их массами освобождают и возвращают из-под надзора полиции. <...> Но если ввиду подобных явлений подпольные деятели не могут не радоваться, то мы, в свою очередь, постараемся не предаваться унынию. Будем надеяться, что все прискорбные явления, которые смущают людей здравомыслящих и честных, исчезнут, как уе$еп1о5еп $сЬет668, как признаки положения существенно изменившегося; что люди старых и новых порядков сгруппируются вокруг одного великого общего дела и что свет разумения укажет тем и другим, что делать, что изменить, что поправить. Если опыт удастся, заслугу Лорис-Меликова сумеет оценить история. Если не удастся, то следует винить положение, среди которого ему приходится действовать и которое не им было создано.
Московские ведомости. 1880. 2 августа, передовая. Автор — М.Н. Катков.
1 Речь идет о весьма прозрачном намеке Каткова, что политика Лорис-Меликова и его соратников соответствует интересам революционеров: «Говорят, будто пребывающие за границей вожаки нашей революции теперь чем-то недовольны. Полно, так ли? Не хитрят ли они? Чего же им нужно? Есть, напротив, основания полагать, что эти почтенные мужи сдадутся или уже сдались на перемирие... Только надолго ли?» (Московские ведомости. 1880. 19 июля, передовая). Слова эти вызвали резкий отпор в либеральной печати, вынудивший Каткова на разъяснение своей позиции по отношению к «системе действий» Лорис-Меликова.
2 См. док. № 29.
№ 48
АВСТРИЙСКАЯ ГАЗЕТА О ЛОРИС-МЕЛИКОВЕ
Величайшее из чудес состоит в том, что чудеса могут совершаться ежедневно, говорит Лессинг устами Натана. Это изречение невольно приходит на ум, когда глядишь на события, совершающиеся в России в течение последних недель. Генерал, пользовавшийся до того заслуженною воинскою славою, выступает внезапно на сцену, чтобы поддержать разрушающийся государственный строй; он не называется диктатором, но сосредотачивает в себе все атрибуты диктатуры. В удел ему достался хаос, в котором ничего различить нельзя. Крамола преследует царя и в поезде, при въезде в священную Москву, и в собственном доме.
В диктатора стреляют, и только случай спасает и царя, и его. Где выход из этого положения? И вот прошло лишь два месяца, и очевидно для всех выступают симптомы успокоения. Наперекор всем историческим традициям, диктатура является чем-то спасательным, и деятельность ее обнаруживается не виселицами, не нарушениями права и закона, а ограничениями полицейского произвола и удовлетворением народных желаний.
Да, это действительно чудо, совершенное Лорис-Меликовым. Без опасения впасть в преувеличение можно сказать, что пресловутая фраза о спасении общества никогда не могла быть произнесена с большею справедливостью и в более симпатичном нам смысле, чем в отношении к нему. Общество, которое он спасает, заключается не в привилегированных классах, которые дрожат над своими личными интересами, не в юнкерах и попах, которые стремятся усилить свою власть над народом, а в тысячах юных студентов и рабочих, которых полиция хватала ночью и без суда, без допроса, ссылала в Сибирь. Плачущим родителям возвращены будут сыновья, а народу его юное поколение. С заблуждающихся мальчишек, которым ложный энтузиазм вскружил голову, снимается рукою диктатора позорное клеймо преступников. У Третьего отделения отнимается право топтать ночами закон и право именем царя ставить неумышленное насилие единственным орудием действия.
Как меняются времена! Бледное, болезненное лицо Лорис-Мелико-ва подле отталкивающей фигуры Муравьева, армянин подле татарина, и тот и другой диктаторы. Но Лорис-Меликов человек умный, одушевленный гуманными воззрениями, государственный человек серьезного закала, Муравьев — кровожадный палач. И оба они в разное время являлись доверенными людьми нынешнего царя с тою разницею, что армянину сопутствуют все симпатии русского народа, между тем как в областях, которыми управлял Муравьев, его пережил неискоренимый ропот против неумолимости самодержавия.
Мы не считаем дело Лорис-Меликова оконченным, напротив, мы признаем, что оно только начинается. Но мы знаем направление, в котором он действует, и направление это хорошо. Закон и свобода еще не восстановлены в России, насилие полиции, влияние бессердечного панславизма и произвола администрации еще не искоренены; народ еще обречен на молчание при разрешении вопросов, касающихся его собственного благосостояния. Но зло это задето уже в корне; личная свобода рке нашла себе поддержку против прежнего преступного бюрократического произвола. Первый шаг сделан, и это главное. Меры, принимаемые графом Лорис-Меликовым, доказывают, насколько мы были правы, заявляя неоднократно, что нигилизм, как бы ни были предосудительны его проявления, не страшен, если, вместо одного преследования, выступит навстречу привлекаемых законных требований.
Мы убеждены, что и теперь уже уменьшились фанатические элементы, которые составляли главный его контингент в то время, когда одного свободного слова достаточно было для ссылки в Сибирь. Настоящий корень его не враждебен государству, не революционен, не разрушителен. Лучшие силы, продавшиеся революционной пропаганде, примирятся с властью, если хотя медленно, но решительно начнет проводиться конституционное развитие сперва в совместной деятельности Думы с Верховною комиссиею, затем в Земском соборе и, наконец, в общем народном представительстве. Путь к этому еще отдаленный, но Лорис-Меликов еще не стар, и если доверие царя его не покинет и придворная интрига не получит перевеса, то настоящее столетие увидит окончание совершающегося чуда — либерального воскрешения России, о котором в 50-х годах и мечтать не смели.