Страница 108 из 208
пГрейг Самуил Алексеевич (1827—1887) — министр финансов (1878—1880).
№ 25
ВЗГЛЯД из подполья
(«Народная воля» о харьковском генерал-губернаторе)
ИЗ ПОЛТАВЫ. Наше полтавское дворянство, как известно, после 2 апреля подало на имя царя адрес, наделавший, до некоторой степени, шума. Я не стану приводить целиком это дворянское произведение, а ограничусь изложением его сути.
Составители адреса, упомянув о великих реформах и славных делах нынешнего царствования и о их воспитательном значении для всего общества и народа, видят слабость правительства в отсутствии дворянско-полицейской организации, которая удесятерила бы силы правительства для борьбы с внутренним врагом. Указав, что подобный союз не будет чем-нибудь новым, так как и Екатерина созывала депутатов, они выражают свою готовность явиться по первому призыву, «когда благоугодно будет повелеть», и обещают действовать «без лицеприятия для своего сословия». Пользу подобного учреждения составители доказывают, ссылаясь на успехи социально-революционной партии в России, что достигается существованием организации в среде членов этой партии и их неизменною верностью друг другу. «Во сколько же раз сильнее будет союз, который образуется свободно, законно и всенародно для истребления врагов тишины и общественного спокойствия». В конце концов, дворянство, как бы извиняясь в собственной дерзости, заявляет, что «только страх за священную особу Вашего Величества был причиной, что и самая мысль наша получила необычное для нее течение».
Это необычное течение дворянской мысли и послужило собственно причиной приезда в Полтаву Лорис-Меликова в конце мая. Самое лакейское прислужничание встретило графа в городе. Городской голова Абаза, очень много либеральничавший до сего, особенно холопствовал перед Лорисом, остановившимся в его доме: Абаза даже лошадь его сиятельства выезживал самолично. Разумеется, все либеральные замашки, вроде спектакля в пользу ссыльных студентов, — были забыты, особливо, когда Лорис, в виде милой шутки, напомнил г-же Абаза, что он имеет право вешать, кого вздумает. Выбился из кожи также полицмейстер Стеблин-Каменский (отец осужденного на каторгу)1, с комической старательностью охраняя особу графа. Солдаты, жандармы, городовые окружали Лориса, словно он шел штурмовать Карс.
Составитель знаменитого адреса Устимович (предводитель дворянства Гадячского уезда) не присутствовал в городе, а потому был вытребован в Харьков для объяснений, которые и были найдены удовлетворительными. Губернский же предв. двор. Мандерштерн получил выговор за то, что его, в самый критический для государства момент, нет в губернии.
Во время пребывания в Полтаве Лорис решил судьбу лиц, участвовавших в панихиде по Михалевичу и Ковальскому2. Один из них, Жуков, успел скрыться. Остальные 7 высланы: Собакарев — в Вельск, Саучинский — в Никольск, Жарко — в Уржум, Попов — в Березовские Починки (деревня в две-три избы, Глаз, уезда, Вяткск. губ.), Левин — в Сургут (Тоб. губ.), Комаровский — в Тару (Тоб. губ.), Кузнецкий — в Иркутск. Все они — харьковские студенты, сосланные за беспорядки на место родины, т. е. в Полтаву. Месяц спустя был арестован и отвезен в Вышневолоцкую тюрьму для ссылки в Сибирь Щетинский, состоявший под следствием по какому-то пустячному политическому делу. Затем сослан в Кадников (Волог. губ.) Рейдер, бывший студент Киевского университета. В последнее время сосланы в Арз. губ. «за оскорбление величества» двое крестьян, ремеслом кожевники.
ХАРЬКОВ. Если Харьков до сих пор еще не видал в своих стенах ни одной смертной казни, то, тем не менее, общие правительственные репрессалии так же сильно дают себя знать здесь, как и в других местах. Начнем хоть с административных высылок. 24 июля 79 г. выслана административно в Восточную Сибирь Рипсимия Туманова, сестра Екатерины Тумановой, осужденной по процессу 50-ти. При обыске у нее ничего не было найдено; тем не менее ее отправляют в далекую ссылку единственно за то, что, будучи невестой Кардашева, сидящего в харьковской центральной тюрьме, она хлопотала о дозволении видеться с ним3. Узнавши об аресте дочери, мать Тумановой приехала в Харьков и получила разрешение на свиданье с нею; но вдруг, едва успела мать повидать дочь 1 или 2 раза, как ей, без всякой причины, запретили свидания и велели немедленно выехать из Харькова. В отчаянии она пыталась просить Лорис-Меликова отменить это решение, но вместо всякого ответа ее отправили с жандармами на родину в Феодосию, обязав подпиской о невыезде и назначив над ней полицейский надзор; старухе этой рке за 60 лет. Внезапно высланная мать не успела даже передать дочери денег, так что ей пришлось отправиться в Восточную Сибирь без гроша4. Одновременно с Тумановой отправлена административно в Восточную же Сибирь Мержанова, невеста Виташевского, сидящего в харьковской центральной тюрьме, и судившаяся по делу Ковальского5. До ареста она проживала в Печенегах вместе с матерью Виташевского. При обыске их квартиры также ничего не найдено. Одинаковой с ними участи подверглась и некто Рубанчик, 18-летняя девушка, сестра которой скрывается. Ее выслали за то, что она не хотела или не могла открыть жандармам, где находится ее сестра. Все три отправлены в далекую ссылку без вещей и без денег, так как начальство не заблагорассудило предупредить их о времени высылки. Почти в то же время выслали в Олонецкую губ. Эммануила Воронца, 20 лет, проживавшего у отца своего, помещика Купянского уезда. Арестовали его по какому-то доносу, в котором его обвиняли как участника в убийстве Кропоткина. Хотя, по заявлению самих жандармов, донос оказался ложным, но его все-таки сослали, чтобы, как они выразились, не подавать повода к дальнейшим доносам. Незадолго до этого, в апреле месяце, Дмохов-ским, матери, сестре и брату сидящего в центральной тюрьме6, и Виташевской приказано было немедленно выехать из Харькова с воспрещением когда-либо являться туда. При этом брату Дмоховского, арендовавшего землю в Харьковской губ., не дали даже времени ликвидировать свои дела. Не имея возможности перечислить многочисленные имена высланных, упомяну еще о некоторых. В июне в Ку-пянском уезде арестован мировой судья, помещик Кончаловский. При обыске ничего не найдено; причина ареста — донос священника, что он — социалист и при решении дел держит сторону крестьян. Производили обыск двое становых. Кончаловский думал их остановить тем, что надел на себя судейскую цепь и начал составлять акт о незаконности действий становых, которые явились без прокурорского предписания. Но становые акта не подписывали, ссылаясь на высочайшее повеление, и приказали Кончаловскому снять цепь. Он не соглашался. Тогда становые сами сняли с него этот священный знак русского правосудия и отправили судью в острог вместе с недописан-ным актом. Он обвиняется, говорят, в применении коммунистических идей к своей семейной жизни. Забавное обвинение. Около этого же времени выслана из Харькова в Павлоград (Екатер. губ.) целая семья Майоровых за то, что у них квартировал гимназист 8-го класса, написавший на экзамене сочинение в либеральном духе. Сыну же Майоровых, окончившему курс в гимназии, запрещено поступать в высшие учебные заведения.
Хроника арестов // Народная воля. 1879. 1 октября (Китература партии «Народная воля». М., 1930. С. 16, 18).
1 Стеблин-Каменский Р.А. — студент Харьковского университета, член народнического кружка Д.Т. Буцынского, действовавшего в Харькове в 1878—1877 гг.
2 Ковальский И.М. — член одесского народнического кружка, в январе 1878 г. оказавший при аресте вооруженное сопротивление. Казнен в августе 1878 г.
3 В деле Репсимии Тумановой ее высылка в Восточную Сибирь объясняется найденными при ней «преступными сочинениями» (ГАХО Ф. Канцелярии Харьковского губернатора. Секретное отделение (3), оп. 287, д. 51, л. 7).