Страница 27 из 136
Я живо представляла их вместе, Артура и убийцу, безликое, неопределенное лицо, в плохо освещенном сарае, сидящими на переднем сиденье, старого, обшарпанного лимузина. Вспоминая душный запах непроветренной кабины, обтянутых кожей и набитых конским волосом сидений, я рисовала в своем воображении сцену убийства. Убийца, сидящий на месте водителя, следит за передвижениями Артура сквозь ветровое стекло. Обдумывая предстоящее нападение, он положил руки на отполированное рулевое колесо орехового дерева, которое некогда крутил и обихаживал опытный шофер в ливрее, коего давно уже нет в живых. Хестон, узкоплечий, плешивый, с большим рыхлым животом, вероятно, наклонился над передним колесом, которое собирался заменить. О чем говорили в тот момент эти двое? Возможно, Хестон шантажировал «Грейс», угрожая разоблачением, сердился. А может, они договаривались по секрету, как себя вести на предстоящем следствии по делу об убийстве Розы.
А между тем убийца подвигался все ближе к правому окну, ожидая, когда Хестон всунет голову в кабину — в раздражении либо из любопытства. Какая разница? Капкан сработал безотказно. Стальная рука молнией метнулась к рукоятке и мгновенно вывернула стекло. Тяжелая стеклянная панель ринулась вверх, к ничем не защищенному горлу Артура. Он инстинктивно рванулся назад, но было уже поздно.
Как долго он умирал? Минуту? Две? Все это время его руки беспомощно болтались в воздухе, отчаянно пытаясь опустить стекло. Но что значили эти предсмертные усилия против стального привода оконной ручки, с помощью которой убийца нажимал на горло жертвы все сильнее и сильнее?
Сколько прошло времени с того момента, когда я услыхала первый вопль ужаса и бросилась вниз по лестнице, до того, как раздался последний хрип умирающего, уже прекратившего сопротивление? Почти воочию я видела, как вспорхнула из-под крыши громко чирикающая стая воробьев, испуганная происходящим внизу. А убийца, судорожно вцепившись в ручку окна, сопротивляясь конвульсивным усилиям своей жертвы, должно быть, смеялся и изрыгал злобные ругательства, видя, как чернеет лицо Артура, испускающего последнее дыхание. Я посмотрела в окно: за пределами гавани виднелось стройное двухмачтовое судно, скользящее по водной глади; работал вспомогательный мотор, оставляя позади себя легкое облачко выхлопных газов; приспущенные паруса полоскались на слабом ветру; слышались голоса бронзовых, голых до пояса матросов — они перекликались между собой, готовясь к швартованию. Там шла нормальная жизнь.
Однако мысли об убийстве в сарае не хотели меня отпускать. Зачем оно было совершено? — спрашивала я себя в сотый раз. С какой целью подменена Грейс? Сколько будет длиться этот обман? И вдруг, задав этот вопрос в сотый раз, я увидела ответ, столь ясный и самоочевидный, что оставалось удивляться, как он не пришел мне на ум раньше. Самозваная Грейс будет жить в усадьбе, не выйдет из «ремиссии» и не умрет — до тех пор, пока вконец отчаявшийся Элджер Микель не потерпит окончательного поражения; после этого, наложив «вето» на продажу усадьбы посторонним лицам, она выкупит у него «Марч Хаус» за минимальную цену, перепродаст его, сделав себе на этом состояние, и делу конец. Пусть тогда окружающие дивятся внезапному исчезновению Грейс Чедвик — ее больше никто никогда не увидит.
Все вокруг меня стало необыкновенно четким, будто высвеченное ярким электрическим светом: потолок моей комнаты, предметы домашней обстановки, корпуса и мачты судов в гавани; голоса людей над водой раздавались теперь необыкновенно ясно и отчетливо.
Сценарий неожиданно оказался очень простой. Разумеется, всегда оставалась возможность, что Элджер не сломается и не захочет продавать усадьбу, но тем не менее рискнуть стоило. Я припомнила свою первую реакцию на заявление Эстеллы, сказавшей, что Роза хочет выкупить дом. Я поинтересовалась тогда, сколько Роза хочет уплатить Грейс за передачу ей дома по завещанию. Может, Роза потому и умерла, что сделалась помехой в планах мошенника? Это казалось логичным. А Хестон, вздумавший шантажировать самозванца? Последний, естественно, не захотел с этим мириться…
Помимо своей воли я снова ощутила знакомый холодок страха. И снова моим разумом завладели жуткие картины. Вот Грейс, подлинная Грейс, старая и немощная, в чьем теле угнездился рак, лежит наверху в шезлонге и доверчиво принимает человека, намеревающегося ее убить. Либо она сидит, старая и одинокая, на своем постоянном месте за кухонным столом, доведенная до отчаяния неутихающими болями и мыслями о неумолимо надвигающейся смерти. Раздается стук в дверь. Радуясь гостю, она встает и приветствует его улыбкой, а он, молодой и сильный, заходит со спины и поднимает на нее руку…
Боль у меня в шее еще не прошла, и я вся кипела от негодования; стоило преступнику ударить чуть посильнее, и я могла бы стать его четвертой жертвой.
Я долго сидела у окна, созерцая знакомую картину летнего порта, вносящую чувство умиротворения в мой возбужденный мозг: яхт-клуб Эдгартауна, читальный зал, еще один закрытый клуб: здания обоих клубов построены в виде массивных тесовых кубов, расположенных в конце потемневших от воды лодочных причалов; шикарный катер яхт-клуба, с перилами из латуни, набирающий команду из моряков стоявших на приколе судов; несчетное число мелких судов, начиная с туристических лодок с подвесным мотором, взятых напрокат на одни сутки, до яликов и частных яхт.
А мысли мои вращались вокруг одного и того же. Мы с Эсси исключили из числа подозреваемых Саманту и Эстеллу, не найдя достаточных мотивов. Теперь же я вдруг увидела мотивы, применимые не только к ним обеим, но и к любому, кто знал о сделке Элджера с Грейс; любой человек, достаточно авантюристичный, чтобы увидеть для себя шанс в старости и болезнях, в уединенном существовании другого человека, и достаточно хладнокровный, мог отважиться на подмену, не говоря уже об убийстве.
Внезапно я ощутила себя очень одинокой. И незащищенной. Если мне понадобится помощь, куда обратиться за нею? Кроме того, в голове у меня смятение, она полна противоречивыми идеями, впечатлениями, подозрениями. С кем мне поделиться своими сомнениями? Не с Эсси, конечно, раз я собираюсь нарушить данное ей обещание; не годится для этой цели Хедер — у меня были основания думать, что она не вполне искренна со мной.
И тут на ум мне пришел Питер Деборд. Нет, сказала я себе сразу, он тоже не подходит. Я слишком мало его знаю. Надо выбросить это из головы. И пошло: я выбрасываю, а он снова возвращается. Наконец я сдалась: а почему бы и нет? В тот роковой день он принял боевое крещение или что-то вроде этого. В худшем случае он может мне сказать, что я — сумасшедшая, и посоветует заниматься вязаньем и внучатами.
Однако я не думала, что он это скажет. У меня было такое впечатление, что он вовсе не видит во мне конченую вдову, скорее наоборот: мне казалось, что он считает меня вполне привлекательной. На короткое время я позволила себе чисто женское удовольствие вспомнить два случая, когда я перехватила его взгляд, устремленный на мои ноги; в третий раз он оценивающе оглядывал мою фигуру. «Как это глупо, — сказала я самой себе, заливаясь краской смущения. — Подумай, Маргарет, ты вдвое старше его. Надо обуздывать свои фантазии. Что ты знаешь о его умственных способностях?»
Так говорил мой здравый смысл. Однако более чувствительная половина моего «я» решила, что с умственными способностями у Питера полный порядок. С этой утешительной мыслью я вернулась в постель и погрузилась в глубокий послеполуденный сон. На случай, если этот мерзкий тип, Фишер, найдет мои отпечатки пальцев в комнате Грейс, у меня уже были готовы объяснения цели моего визита. Дело его, принять их или не принимать.
Глава 13
— А почему бы вам, Маргарет, не рассказать все это старой лягушке Фишеру? — спросил Питер.
Мы с ним сидели на днище перевернутого ялика, потемневшего от воды, от времени и приятно пахнущего смолой, водорослями и рыбой. Знакомый нам обоим старик, ловец омаров, вытащил его из воды до отметки верхнего уровня прилива и оставил на галечном пляже Чаппакуиддик, как раз напротив остановки парома. Маленький паром, курсирующий между Эдгартауном и Чаппакуиддиком, стоял здесь ровно столько, сколько требовалось для того, чтобы освободить его открытую палубу от трех легковых машин и грузов, прежде чем пуститься в обратный пятиминутный рейс в Эдгартаун; и так повторялось целый день.