Берг

— Вэллия… Мне надо сказать тебе что-то… Где там твой муж? Я не хочу, чтобы он меня слышал…

Она нахмурилась и обернулась, ища глазами маркграфа. Что ещё за тайны?

— Что случилось, Алдор?

— Ты же помнишь Корвина, правда?

Вэллия нахмурилась, и губы её сжались в тонкую линию.

— Сейчас ты думаешь о нём? О нём?

— Я тебя понимаю, он не слишком хорошо обходился с тобой… Тогда, когда ты болела, когда я оставил вас вдвоём…

— Не надо! — перебила его Вэллия, кровь отхлынула от лица при воспоминании о тех событиях. Она хорошо запомнила, что тогда было. — Я не хочу говорить об этом… — прошептала, пряча взгляд.

— Я знаю, но речь не о Корвине, речь обо мне… — Он понимал, что не должен сохранить эту тайну, что не может он унести её с собой с могилу. Настал момент, когда всё тайное должно быть открыто.

— Не надо, Алдор, не надо об этом.

— Надо, именно сейчас, надо, я должен… Я давно должен был, но… Даже не знаю, простишь ли ты меня… — Вэллия хмурилась, не хотелось тратить время на выяснение каких-то отношений.

— Если вы похитили меня из Дарна… Если ты про это, то это далёкое прошлое, я не хочу об этом…

— Прошлое? Год ещё не прошёл! Не перебивай меня! — Он повысил голос. Времени нет препираться, им надо идти, да и ему сколько ещё отмерено? — Я ничуть не лучше Корвина… Когда он ушёл, мы с тобой остались одни… ты болела, ты не можешь помнить этого… Я… Я воспользовался твоей болезнью, я, как Корвин… совершил насилие над тобой… Ты не знаешь этого, ты не помнишь из-за своей лихорадки… Я воспользовался тобой…

Повисла тишина. Вэллия смотрела ему в лицо, губы её от услышанного дрожали. Потом она медленно повела головой в отрицательном жесте.

— Нет… Я не верю…

Алдор нахмурился от переживаемой боли и не только от раны в живот.

— Это правда. Прости меня… Я не смог сам себя простить… Я ещё хуже Корвина… Может быть, ты сможешь…

— Я не верю. Это неправда…

— Я пытался помочь тебе… я пытался сделать всё, чтобы искупить вину… Твой ребёнок… Это был мой ребёнок… Прости меня…

Вэллия с болью закрыла глаза. Она вспомнила тот миг, когда сказала ему про своего ребёнка, как потеряла его, и как это ударило по нему, каким было выражение его лица. Он на ногах стоять не мог. Уж не после ли того разговора он решился помочь ей? Неужели всё — правда? Он изнасиловал её в бреду, когда она не могла помнить об этом? Когда? В лесу? В Ротбурге?

Она открыла глаза и по-новому взглянула ему в лицо. Алдор улыбнулся одной стороной губ без радости и шепнул:

— Ты ещё хочешь спасать меня?

Вэллия стиснула зубы и чуть отстранилась от его тела, даже убрала подол платья, касающийся кожаного сапога лионца.

— Я любил тебя уже тогда… Я сам боялся себе признаться… Если бы я смог, я забрал бы тебя с собой и женился бы на тебе в Лионе… И сейчас ты бы растила нашего сына…

— Нет! — Вэллия поднялась на ноги, глядела на него сверху вниз. — Ты специально это всё… Ты это выдумал сейчас, чтобы я не жалела…

Он не стал ничего говорить, только усмехнулся, и усмехнулся так, что эта усмешка осталась в памяти Вэллии на всю жизнь. Он признавался ей в любви, какой раз уже по счёту? Уже тогда он любил её, по его словам. Разве он мог бы выдержать её рядом и не воспользоваться представленным случаем?

— Нет… Нет… — повторяла Вэллия растерянно, отрицательно качая головой. Она не верила рассудком, но его взгляд говорил об обратном.

Появился маркграф. Он вынес плащи и камзол лионца, которым он ещё раньше закрывал маркграфа. В комнате он сменил факела, и теперь там дрожал свет живого огня.

— Надо идти, Вэллия. Твой плащ. — Он протянул ей плащ, а сам смотрел в лицо Алдора.

Безучастная и растерянная Вэллия стояла в стороне, она видела, как её муж помог подняться Алдору, как он увёл его в комнату и укрыл там камзолом и плащом, как закрыл дверь комнаты-гробницы. Она видела всё, но не сказала и не сделала ничего. Словно сама жизнь остановилась в ней.

— Пойдём. — Ниард сам набросил на её плечи плащ, завязал кожаные шнурки. — Надо идти. Время, Вэллия, время… Милая… Может быть, сейчас уже рассвет, будет легче. Главное — не встретить никого, у меня даже оружия нет. Да и он, чтобы не ошибся с ходом… — Он всмотрелся в её растерянное лицо, нахмурился. — Что случилось? Он что-то сказал тебе, да? Он обидел тебя? — Она перевела на него остановившийся взгляд и ничего не ответила. — Пошли…

Ниард взял её под локоть и подтолкнул впереди себя, уходя, в последний раз обернулся на тёмную дверь, и по спине побежали мурашки. Он один там, в последние мгновения своей жизни он остаётся один.

Не дай Бог самому пережить такое.

* * * * *

Свет горящего факела метался по стенам, замирал и снова сверкал всполохами живого огня. Насколько хватит его? Успеет ли Алдор?..

Вот он и остался один. И впереди всё решено, другой дороги нет. Ну и Бог со всем этим! Со своей непутёвой жизнью, любовью безответной, землями, они никогда бы так и так ему не стали принадлежать. Пусть! И месть графу Вольдейну, и пропавший где-то Корвин — всё пустое.

Он остался честен сам с собой. Он не скрыл никаких тайн и секретов. Здесь и сейчас ему нечего бояться, кроме смерти.

Берг… Какая разница, кому он достанется? Пусть даже этому маркграфу! Всё равно…

Он сумел спасти её, нашёл в себе силы даже признаться ей в том, что сделал. Может быть, она и не поверила, её дело, но всё же… Пусть будет счастлива со своим… пусть рожает ему сыновей…

Алдор закрыл глаза. В голове шумело. Кровь пошла с новой силой, после того, как поднялся на ноги, чтобы перейти сюда. Да, оба они хороши. Алдор усмехнулся. Маркграф тоже сюда его тащил, а у самого ноги подкашиваются. Хоть бы сам где там не упал, успел бы добраться до своих.

А в принципе, неплохой он парень, этот маркграф, и воин неплохой, и, дай Бог, будет хорошим отцом и мужем. У них будут дети, и они будут править моим Бергом, моим Бергом…

Он почувствовал, как слеза сорвалась на скулу, обжигая кожу. Сердце, казалось, разрывалось на части, а всё ещё продолжало биться, он всё ещё жил. И почему не умер он тогда, много лет назад, когда было ему всего десять лет? Почему выжил? Зачем? Для чего Господь сохранил ему жизнь? Что он должен был сделать в своей жизни? Столько боли пережил, остался один на весь мир, а для чего? Чтобы вот так вот бесславно и одиноко умереть после предательства? И доброго слова о нём никто не скажет и не пожалеет никто… Пропал — и Бог с ним…

Он открыл глаза и ахнул. В свете факела перед ним стояла его мать. Красивая, молодая, такая, какая она была в тот день, и лёгкая зыбка размывала контуры её тела. Она улыбалась.

— Мамочка… — шепнул дрожащими губами.

— Ну, здравствуй, родной…

— Мама…

Он протянул руку, стараясь удержать ускользающий тающий в зыбке образ, и уже не чувствовал своего тела, боли в животе, в голове, всё осталось там. Голова его упала вниз подбородком на грудь, и последний выдох покинул лёгкие.

* * * * *

— Граф, милорд, смотрите, кого мы ещё нашли!

Молодой барон вытолкнул вперёд мальчишку лет десяти, крепко держал его за плечи. Граф Вольдейн глянул сверху с высоты вороного коня, улыбнулся.

— Кто это ещё?

— Это младший сын его. Старший схватился за меч, пришлось его убить, а этот вот… Даже не знаю… — Барон встряхнул мальчишку за плечи, голова того безвольно мотнулась.

— Он жив ли там ещё? От страха язык проглотил? Какой молчаливый оказался… Наверное, не в папу пошёл.

Все засмеялись вокруг. Мальчишка озирался медленным настороженным взглядом. Граф наблюдал за ним. Этот ребёнок, этот маленький мальчик, его сын. Что станет с ним, когда он вырастет? Будет мстить, этот маленький князёк забытых земель? Его нельзя оставлять в живых…

Недалеко закричала девушка, и все рыцари вскинулись, обернулись, кто-то произнёс: