Берг

Вэллия расплакалась вдруг, повернувшись на бок, уткнулась лицом в скомканное одеяло, от слёз этих разрывалось сердце. Все вокруг подумали, что она убивается из-за потерянного ребёнка, а она переживала такую смесь самых разнообразных чувств — от боли до благодарности, до облегчения. Его больше нет… Нет… Он не родится… Не будет больше её мук и страданий… Не надо будет прятаться, бояться… Всё разрешилось само собой, и он не родится, этот несчастный ребёнок, ребёнок Корвина — плод насилия и греха. Господь услышал её молитвы, но забрал к себе не её саму, а этого несчастного ребёнка, его душу. Возможно, Бог забрал его сразу в рай, ведь он ни в чём не виноват, а Вэллия будет молиться за него всю жизнь и ставить свечи…

Анна успокаивала её, гладила горячей ладонью по спине, по плечам. Служанки замерли, боясь сказать хоть слово. Монах спросил Геллу:

— А господин уже знает?

— Он ещё не приехал… нет, конечно, откуда ему знать?

Вэллия услышала этот разговор и тут же перестала плакать. Как она могла забыть? Конечно… Для них, для всех, она потеряла ребёнка маркграфа, и только он один и она знают, что это не так. Он вернётся и всё поймёт, ведь всё и так ясно, и тогда всё, чего она боялась, только начнётся… Кто простит этот обман? Ведь его просто использовали! Оставит ли он всё это в тайне? Конечно, нет…

Вэллия медленно подтянула колени, стараясь стать незаметной под одеялом.

— Надо оставить её, пусть поспит… — Трескучий голос старой Геллы раздражал до невозможности, хотелось закрыть не только глаза, но и уши. Остаться одной, никого не видеть. Все ушли, осталась только Анна, присмотреть за камином.

Вэллия и не ожидала, что после всего сможет заснуть, но, видимо, усталость была больше, чем она думала. Заснула тревожным сном прямо так, как лежала, на боку. Проснулась оттого, что болела затёкшая во сне рука. Колющая боль отрезвила её, и Вэллия поморщилась, открывая глаза, под одеялом мяла пальцами больной локоть. Смотрела во все глаза на разговаривающих — уже знакомого монаха-лекаря из местного госпиталя и маркграфа. Приехал… Сказать, что Ниард был удивлён — не сказать ничего. Таким ошарашенным внезапной новостью Вэллия его ещё не видела, он даже как будто стал старше, лицом суровее, когда смотрел ей в глаза. Она видела, как строго поджал он губы, как отстранённо слушает монаха.

Всё сейчас решал он, всё зависело от него. И Вэллия, понимая это, не могла отвести взгляда с лица своего мужа, не замечала ничего и никого, смотрела только на него.

— …Ничего страшного, — говорил старик негромко, — она поправится, всё будет хорошо. У вас ещё будут дети. Надо провести службу и покаяться вам и вашей супруге. Господь ещё подарит вам детей, вот увидите. Ваша жена — благочестивая женщина, искренне верующая, все только и говорят об этом. Господь не оставит её без ребёнка, она будет хорошей матерью.

Но Ниард как будто и не слушал его, невидящим взглядом упёрся в лицо Вэллии, почти не мигая, смотрел на неё. "Конечно, ты всё-всё понял… Ты вышвырнешь меня из своего замка, все обольют меня грязью… Я не вернусь к отцу, меня никто не примет… Я стану нищенкой и буду жить подаянием добрых людей… Это отцу… отцу расплата за всё… За ложь, за обман на алтаре, за убийство Бергских правителей, за смерть Келлы… За всё! За всё…"

Она тяжело закрыла глаза и подтянула одеяло до самого подбородка, до губ. Слёзы заполнили глаза, и ни о чём не хотелось думать.

— Выйдите все, — приказал маркграф. Все служанки, лекарь потянулись к двери. — Все, — повторил настойчиво, и последней ушла Анна, по-прежнему чувствующая себя виноватой.

Вэллия проводила их всех глазами, замечая, как пальцы рук сами собой впились в мякоть одеяла, и слёзы тут же высохли на глазах от предстоящего ужаса. Что теперь будет?

— Кто он? — первым спросил маркграф, когда они с женой остались один на один. — Это кто-то из местных, здесь, или ты нашла его в ближайшей деревне?

Он обращался к ней на "ты", хотя до этого дня всегда говорил только на "вы". Вот так быстро она стала для него никем. Вэллия ничего не смогла ему ответить, только поджала дрожащие губы. От страха её знобило даже под двумя одеялами и рядом с горящим камином.

— Подожди! — Маркграф выставил ладонь. — Я всё понял. Это было неспроста. И эта свадьба, и это лестное предложение твоего отца, конечно, и так всё впопыхах, без той долгой суматохи, как бывает обычно… Так, да? — Он говорил негромко, спокойным голосом, но лучше бы, наверное, кричал, так была бы понятна его реакция. — Твой отец просто нашёл дурочка, молодого простофилю, за которого некому заступиться, и знал, что я буду молчать, проглочу это всё и буду молчать. Так? Вы вместе с ним это придумали? Ты и он?

— Я не хотела этой свадьбы, я говорила отцу… — Она впервые за всё время заговорила.

— Вы лгали в церкви, ты и твой отец-лжец… Вы хотели повесить на меня чужого ребёнка, купили меня землёй и титулом невесты. Как всё просто…

— Отец даже не знал про этого ребёнка… — прошептала Вэллия, пряча взгляд в скомканное у лица одеяло.

— Какая разница? — Он уже ничего не хотел слушать, он уже всё решил для себя.

— Я просила его разрешить мне уйти в монастырь, я просила не проводить этой свадьбы, я не хотела обманывать вас… Поверьте мне… Господи…

— Поэтому ты так настойчиво требовала, чтобы я спал с тобой в одной постели, в одной спальне? Что ж, местных здесь ты убедила, все поверили, что это мой ребёнок, молодец, ложь удалась. Никто и не сомневается. Кроме меня, конечно.

— Простите меня, пожалуйста, я не хотела, не хотела вас обманывать…

— И твой отец не хотел, никто не хотел, только ложь сама собой проявилась…

— Не выгоняйте меня, пожалуйста! Делайте со мной, что хотите, только не выгоняйте на улицу…

— На улицу? — Он удивился. — У тебя есть отец…

— О, Боже… — прошептала она.

Ниард заметил, что разговор этот даётся ей с большим трудом, да и стоит ли этот разговор вести дальше?

— Хорошо, мы на сегодня закончим, я напишу письма твоему отцу и епископу. Я оспорю этот брак, и нас просто разведут. Ты вернёшься домой, там тебя, наверное, заждался твой любимый, отец твоего ребёнка. Хорошо? — Он дёрнул подбородком, выдавая этим, что это решение стоило ему больших усилий.

Вэллия зажмурилась, замотала головой, не соглашаясь с ним, но вымолвить и слова не смогла — дыхание перехватило.

— Отдыхай… — пожелал ей Ниард и ушёл, оставив её одну. И вот тут только Вэллия смогла с новой силой расплакаться навзрыд, как не плакала уже давно.

* * * * *

На утро следующего дня Ниард пришёл к ней снова и отправил всех служанок из комнаты. Вэллия хрипло выдохнула, как от невыносимой боли, ожидая от мужа чего угодно вплоть до самого страшного для неё.

— Я написал письма твоему отцу в Дарн и епископу в Рейс, было бы лучше, конечно, увидеться лично, но я… Не думаю, что я смогу трезво разговаривать с ними, боюсь, мне не хватит терпения… Я уверен, что епископ не откажет мне и рассмотрит мою просьбу — нас разведут без большого шума…

Всё это время, пока он спокойно и терпеливо объяснял ей, что сделал и на что надеется, Вэллия смотрела мимо него, а из глаз её текли слёзы, тихие, без больших рыданий, слёзы отчаяния и боли.

— Так и так это должно было когда-нибудь случиться, любая ложь открывается рано или поздно. Зато ты вернёшься домой…

— Я не хочу домой… — прошептала Вэллия с отчаянием, уже не веря, что что-то сможет изменить в отношении к себе. — Меня не примут дома, отец убьёт меня…

— Что за глупости? Он и сам должен был прекрасно понимать, что делал, когда устраивал эту свадьбу. Может быть, мне и не тягаться с ним по происхождению и богатствам, но я не хочу, чтобы об меня вытирали ноги, как об глупого простачка…

— Я не хотела этой свадьбы, поверьте мне, пожалуйста, я просила у отца не делать этого, я не хотела обманывать вас… Он заставил меня… Если бы я не сделала этого, он бы убил меня, как Келлу…