Берг

— Вы вещи убирайте в угол, раздевайтесь… Обедать будем… — обратился сам хозяин. — Отдохнёте, побудете пару дней, девочка поправится, и поедете… Если, конечно, не торопитесь сильно…

— Поправится… — передразнила хозяйка мужа. — Какой быстрый, дай бы Бог… Молиться надо… Жар, как кипит будто… — Вышла, глядя хмуро на гостей из-под старого выцветшего платка, низко опущенного на лоб и на глаза. — Что стоите? Раздевайтесь! Обед буду подавать…

Алдор с Корвином молча повиновались, как два нашкодивших подростка перед строгой матерью. Хозяин гостеприимно указал на места за столом. А почему бы и нет? Тепло, накормят, хоть пару дней отдохнуть, да сил набраться.

* * * * *

Как-то само собой, незаметно, эти два дня переросли в три, в пять и в неделю. Находились какие-то дела, заботы, и отъезд откладывался на каждый следующий день. Дом егеря и его жены располагался удобно для их гостей: в лесу, и ближайшая деревня находилась неблизко. Варн — хозяин дома — следил за лесом, пока шла зима, и охоты были редкими, он жил спокойно, целыми днями пропадал в лесу, охотился. Свежую дичь — зайцев и куропаток — относил в ближайший замок, хозяину этих земель и лесов, барону Готту. За это получал небольшие деньги и в деревне мог купить самое необходимое. Да и надо была-то ему с хозяйкой самая малость: соль, гвозди, мука хорошего качества, кожи, да сукно из добротной шерсти. Лисс — жена егеря — всё хозяйство тянула на себе: варила и убирала, следила за скотиной и птицей, молола зерно на ручной мельнице, шила и ткала. Да ещё прибавились заботы с больной Вэллией, поила и кормила её, парила какие-то травы и молоко, шептала молитвы.

Гости расположились на коровнике, под самой крышей, на свежем сене. Тепло от дыхания коровы не давало замёрзнуть им по ночам, а днями Алдор и Корвин находили себе дела. Как-то само так получилось, что Корвин больше времени проводил с хозяином. С ним ходил на охоту, ковал лошадей, ремонтировал забор и перекрывал крышу коровника. Алдор же больше проводил время с хозяйкой. Колол дрова, носил воду из колодца, молол муку, научился кормить кур и корову. Зато всё это время Вэллия была у него на глазах, он знал, о чём она разговаривает с хозяйкой, на что жалуется, да и она сама знала, что он рядом, боялась лишнего сказать.

Хотя первые дни, пока сознание её боролось с болезнью, в лихорадочном бреду она порывалась всё рассказать хозяйке, сказать, кто она. Но ещё до этого Алдор предупредил жену егеря, что у девушки недавно умер отец, она сильно любила его, не хочет мириться с его смертью и вообще немного не в ладах с головой. Поэтому они и едут с ней по всем землям графства, хотят посетить все соборы и церкви, заказать службы и поставить свечи, чтобы Бог вернулся к несчастной. Когда Вэллия хватала женщину за руки, с мольбой заглядывала в глаза, шептала горячими губами, кто она и откуда, уставшая Лисс только вздыхала, крестилась и причитала: "бедная девочка… бедная маленькая девочка… Спаси Господь твою несчастную душу…"

Гостеприимные хозяева жили небогато, скорее даже бедно. Только скотина и птица, да лес под боком кормили их. Двор давно требовал внимания и ремонта, но сыновей у егеря не осталось, один ушёл в город несколько лет назад и где-то сгинул там, младшего придавило деревом. Из детей осталась только дочь, да и та жила где-то с мужем и детьми не в самой ближайшей деревне. Дом егеря доживал последние дни, и это чувствовалось во всём. Обветшалые крыши, заросший мхом колодец, старая медлительная корова, даже куры и те выглядели такими тощими, что и суп-то с них варить было жалко.

Хозяйка ещё билась с хозяйством, ткала ткани, варила простую просяную кашу и похлёбку из овощей, но видно было, что весь дом этот, и вся семья переживали самое худшее время, конца которому уже, наверное, не будет.

Алдор задумался, и руки его, с иглой и кожаным ремнём, опустились на колени. Если ещё какое-то время они с Корвином поживут здесь, их лошади, и они сами "съедят" егеря и все его запасы, а впереди зима. Надо идти дальше, нужны деньги и зерно. И продавать уже нечего.

— Алдор, сынок, дай-ка это нашей больной, пусть выпьет… а я пока кашу доварю… — Хозяйка протянула глиняную чашку с отваром, сама помешивала овсяную кашу в горшке на огне.

Алдор убрал своё шитьё на лавку и поднялся навстречу. Обычно хозяйка сама поила девушку, но в последние два дня Вэллии стало лучше, и она уже не боялась доверить это кому-то, кроме себя.

Когда Алдор зашёл, Вэллия лежала с закрытыми глазами, голова на подушке повёрнута на бок. Одеяло закрывало грудь всего на половину, и через тонкую льняную ткань длинной рубашки Алдор заметил розовое сияние девичьей кожи. Услышав шорох, Вэллия открыла глаза и, не ожидая увидеть Алдора, сначала растерялась, а потом стиснула зубы и попыталась сесть, руки её торопливо потянули одеяло наверх, закрывая грудь.

— Вы?.. — прошептала чуть слышно, глядя во все глаза.

Алдор сел на край кровати и всмотрелся в лицо Вэллии. Она похудела за время болезни, и жар ещё не прошёл, капельки пота сверкали на лбу, и на щеках — румянец. — Я не хочу, чтобы вы…

— Это тебе… — Он протянул чашку ей, но девушка даже не шелохнулась, смотрела исподлобья, сжимая и разжимая зубы.

— Оставьте меня… Я не хочу вас видеть…

— Конечно, дорогая… я уйду… Бери! — приказал.

Она лишь отвела глаза в сторону и прошептала:

— Я хочу домой… хочу к отцу… Оставьте меня…

— Ты ещё больна…

Алдор примостил чашку между складочками одеяла и поднялся уходить, девушка не позволила ему:

— Стойте! — Алдор вернулся на место, и Вэллия зашептала срывающимся шёпотом:- Почему? Господи… Что вы наговорили им обо мне?.. Почему она смотрит на меня так?.. Почему она не верит мне?.. Что вы сказали?..

— Не волнуйся, тебе надо выздоравливать…

— Я расскажу ей, я скажу ей правду…

Алдор усмехнулся, он и сам говорил шёпотом, чтоб не слышала старая хозяйка.

— Кто поверит бреду больного?

— Я уже почти здорова…

— Конечно, милая, осталось совсем чуть-чуть, и опять в дорогу…

— Я скажу ей, я скажу, что вы — обманщики и воры…

Алдор качнулся ей навстречу и зло сузил глаза, глядя пронзительным жёстким взглядом.

— Тогда придётся убить их… — прошептал. Девчонка от услышанного аж губы распахнула, ужасаясь. — Тебе же не хочется, чтобы мы убили их, правда? Они были так добры с тобой, а хозяйка так заботлива…

— Они и с вами добры…

— Конечно. Поэтому я и не хочу делать им больно, ты поправишься, и мы уйдём, скажем им спасибо и пойдём… И всё будет так, как надо… — Алдор поднялся и уже громче добавил:- Поправляйся быстрее…

Вэллия проводила его неподвижным взглядом и прошептала чуть слышно:

— Господи, помоги мне, дай мне сил пережить всё это… Как же я их всех ненавижу… Боже, Боже мой…

* * * * *

Через пару дней она уже начала вставать, выходила к общему столу. Жена егеря нашла ей платье и обувь, собирала её волосы, и даже сумела помыть больную. И хотя вид дочери графа был ещё болезненным, выглядела вцелом она вполне нормально, была только слабой и иногда кашляла. Алдор и не замечал за собой, как взгляд его очень часто останавливался на её лице, руках, волосах, собранных на голове длинными деревянными шпильками. Он словно взглянул на неё по-другому, в нормальной обстановке, без спешки и страха, как в предыдущие дни.

Она всё больше молчала, смотрела перед собой, а разговаривала только с Лисс, да и то короткими фразами. Сразу же уходила к себе, в свой угол. Вряд ли она даже замечала на себе долгий взгляд Алдора.

В один из дней, перед сном, Корвин, побывавший в деревне и в замке барона Готта, сказал:

— Не нравится мне всё это… Ох, не нравится…

— Что случилось? — Алдор укрывался одеялом, вдыхая запах сена и коровы. Днём им не удалось поговорить наедине.

— Я думал, граф кругом и везде будет искать её, будет шумиха, люди… Тишина, понимаешь? Как будто и не было ничего… Ни объявлений на рынках и площадях, ни людей графа, всех спокойно пропускают и выпускают… Почему? Она не нужна ему? Что случилось? Я ехать боюсь, думаю, нас ловят, ищут, а что получается? Чертовщина какая-то…