Мемуары генерала барона де Марбо

Глава

Пребывание в Бресте и в Ренне. — Меня назначают в 25-й конно-егерский полк и посылают в Псфтугальскую армию. — Поездка из Нанта в Бордо и в Саламанку. — Мы с генералом Леклерком образуем правое крыло Испанской армии. — 1802 год. — Возвращение во Францию

Первый консул изменил свои распоряжения относительно Португальской армии. Он поручил ее командование генералу Лек-лерку, своему кузену. Бернадотт остался в Западной армии. Таким образом, весь штаб, где был мой брат и другие адъютанты, приехавшие в Тур, получил приказ возвращаться в Бретань, чтобы доставить все имущество в Брест, куда должен был отправиться главнокомандующий. Расстояние между Туром и Брестом не маленькое, особенно если преодолевать его ежедневно переход за переходом. Но поскольку погода стояла великолепная, а нас было много и все мы были молоды, то этот переезд был очень веселым. Будучи не в состоянии ехать верхом из-за случайного ранения в бедро, я садился в экипаж командующего. Самого Бернадотта мы встретили в Бресте.

На Брестском рейде стояли не только многочисленные французские корабли, но также и испанский флот под командованием адмирала Травины, который позднее был убит в Трафальгарском сражении, когда французский и испанский флот сражался против флота знаменитого Нельсона, погибшего в тот день. Когда мы прибыли в Брест, оба союзных флота должны были перевезти в Ирландию генерала Бернадотта и многочисленные войска, как французские, так и испанские. В ожидании этой экспедиции, которая так и не была осуществлена, присутствие большого количества сухопутных и морских офицеров делало жизнь в Бресте крайне оживленной. Главнокомандующий, адмиралы и многие генералы устраивали ежедневные приемы. Войска обеих наций жили в полном согласии. Там я познакомился со многими испанскими офицерами.

Нам было очень хорошо в Бресте, когда внезапно главнокомандующий посчитал своевременным перевести штаб в Ренн, город очень скучный, но находящийся в более выгодном положении для управления войсками. Не успели мы там обосноваться, как случилось то, что я и предвидел. Первый консул сократил число адъютантов, которое главнокомандующий предполагал сохранить при себе. Теперь он мог иметь в своем распоряжении одного полковника, пять младших офицеров и никаких внештатных офицеров. Я был предупрежден, что меня вскоре переведут в полк легкой кавалерии. Я решил, что возвращусь в 1-й гусарский, где меня знали, форму которого я носил до сих пор, хотя уже более года, как я покинул эту часть. Но полковник за это время уже нашел мне замену, и министр послал мне распоряжение, чтобы я присоединился к 25-му полку конных егерей, который только что вступил в Испанию, направляясь к границам Португалии через Саламанку и Самору. Именно в этот момент я с особенной горечью ощутил, какую оплошность совершил по отношению ко мне генерал Бернадотт, поскольку, если бы не его обманчивые обещания, я бы уже давно служил штатным адъютантом у маршала Массены в Италии и мог бы по праву числиться офицером 1-го гусарского полка.

Я был крайне недоволен своим положением, но мне пришлось подчиниться. Как только первые огорчения прошли, а в этом возрасте они проходят быстро, я пустился в путь, чтобы как можно дальше уехать от генерала Бернадотта, на которого, как я считал, был вправе жаловаться. У меня было очень мало денег, а отец часто одалживал генералу, особенно тогда, когда он приобретал земли в Лагранже. Но хотя он великолепно знал, что сын его друга, только что оправившийся от ранения, должен пересечь всю Францию и Испанию и, помимо этого, обновить форму, он не предложил ему ни единого су взаймы, чего ни за что на свете я сам бы у него не попросил. К счастью, моя мать в Ренне имела дядю, г-на Вердаля (де Грюньяк), бывшего майора пехотного полка Пен-тьевра. Именно у него мать прожила первые годы Революции. Этот старик был большим оригиналом, но очень добрым человеком. Он не только одолжил мне денег, в которых я крайне нуждался, но еще и дал мне безвозмездно определенную сумму. Хотя в то время конные егеря носили гусарские доломаны (только одинакового зеленого цвета во всех полках), я был крайне расстроен и даже пролил несколько слез, когда мне пришлось расстаться с формой полка Бершени. Лишившись гусарского мундира, я стал конным егерем.

Мое прощание с генералом Бернадоттом было весьма холодным. Он дал мне несколько рекомендательных писем для Люсьена Бонапарта, в то время бывшего французским послом в Мадриде, а также для генерала Леклерка, командующего нашей армией в Португалии.

В день моего отъезда все адъютанты собрались вместе и организовали обед в честь нашего расставания, после чего с тяжелым сердцем я отправился в дорогу. После двух дней пути я прибыл в Нант, разбитый усталостью, страдая от полученного ранения и убежденный, что я никогда не смогу проехать верхом на лошади 450 лье, которые отделяли меня от границы с Португалией. Я остановился у одного старого товарища по Соррезу, жившего в Нанте. Там я встретил испанского офицера по имени дон Рафаэль, который следовал к своему полку находящемуся в Эстремадуре. Мы договорились, что я провожу его до Пиренеев, а там он возьмет то же направление, что и я, и мы поедем вместе.

Мы пересекли Вандею в дилижансе. На всем нашем пути небольшие городки и деревни сохраняли следы пожаров, хотя гражданская война кончилась уже два года назад. Было тяжело смотреть на эти развалины. Мы посетили Ла-Рошель, Рошфор и Бордо. От Бордо до Байонны мы ехали в тяжелой четырехместной дорожной повозке, которая продвигалась очень медленно в песчаных равнинах Гаскони. Поэтому мы часто шли пешком. Нам было весело, и мы немножечко отдыхали под небольшими группами сосен, встреченными по пути. Усевшись в тени деревьев, дон Рафаэль брал мандолину и пел. Так прошло пять или шесть дней нашего пути в Байонну.

Перед переходом через Пиренеи мне нужно было представиться генералу, коменданту Байонны. Его звали Дюко. Это был замечательный человек, который служил когда-то под командованием моего отца. Он с большим вниманием отнесся ко мне, желая познакомиться со мною поближе, задержал на несколько дней мой отъезд в Испанию, потому что знал, что банда воров шалила на дороге и грабила путешественников вблизи границы.

За долгое время, много раньше войны за независимость и гражданской войны, склонный к авантюрам, но ленивый нрав испанцев воспитал в них склонность к бродячей жизни и разбою. Вкус к грабежу поддерживался еще и раздробленностью страны на множество мелких провинций, которые совсем недавно были отдельными государствами и сохранили свои собственные законы, обычаи и собственные границы. Некоторые из этих бывших государств подчинялись общим таможенным правилам, тогда как другие, как, например, Бискайя или Наварра, были свободны от этих правил. Результатом такого положения было то, что жители провинций, свободных от таможенных пошлин, постоянно перевозили запрещенные товары в те области, границы которых охранялись вооруженными и весьма решительными таможенниками. Контрабандисты с незапамятных времен формировали банды, которые действовали силой, когда не хватало хитрости. Их профессия абсолютно не имела ничего постыдного в глазах испанцев, которые рассматривали их поведение как справедливую войну против злоупотребления таможенников. Подготавливать набеги, отправляться в разведку, организовывать вооруженную охрану вокруг своих стоянок, жить в горах, там спать, курить — такова жизнь контрабандистов. И крупные прибыли, приходящие им иногда от одной операции, позволяли им вести жизнь на широкую ногу, ничего не делая в течение целых месяцев. Однако, когда испанские таможенники, с которыми у них часто бывали стычки, разбивали их шайки и забирали наворованный товар, контрабандисты, доведенные до крайности, тем не менее не собирались прекращать свой промысел на больших дорогах. Занимались они этим ремеслом с определенным великодушием, поскольку никогда не убивали путешественников и обычно оставляли им достаточно провизии, чтобы те могли продолжить свой путь. Именно так они поступили с одной английской семьей, и генерал Дюко, желая спасти нас от неприятностей подобного ограбления, решил отложить наш отъезд. Однако дон Рафаэль, хорошо знавший привычки испанских воров, был уверен, что наилучшим моментом для продолжения путешествия был как раз этот. Момент, когда банды, совершив свой набег, на некоторое время удалялись в сторону от дорог, проезд по которым становился свободен. Генерал разрешил наш отъезд.