Страница 243 из 251
Генерал Ронья писгш, что страсти, в наибольшей степени способные внушить смелость войскам, — это, с его точки зрения: «Религиозный фанатизм, любовь к родине, честь, амбиции, любовь к женщине и, наконец, желание богатства... Я умолчу о славе. Солдаты слишком редко слышат ее язык, чтобы она могла влиять на их смелость...» Следует признать, что это была немного метафизическая для данной эпохи точка зрения, если вспомнить о времени, когда писал генерал Ронья. Подобная точка зрения, возможно, была и обоснованна (во что я не верю), но ее не было полезно ни распространять, ни высказывать вслух. «Ну что вы! — восклицает полковник Марбо в своем ответе. — Что вы! Это они-то не слышали язык славы! Солдаты, которые поклялись Рампону умереть вместе с ним на редуте Монте-Леджи-но. Солдаты, которые хватались за оружие при звуках голоса Клебера и предпочли кровавую битву постыдной капитуляции! Это они не слышат языка славы! Солдаты Арколе, Риволи, Кастильоне, Маренго, Аустерлица, Иены и Ваграма! Эти тысячи храбрецов, шедших на смерть в надежде получить крест ордена Почетного легиона, — разве они не слышали языка славы? Чего же хотят эти храбрые солдаты, которые первыми бросаются на брешь в стене или прорывают ряды вражеских эскадронов? Они хотят отличиться, создать себе репутацию бесстрашных людей, что даст им уважение и командиров, похвалы товарищей по оружию и восхищение сограждан. Если это не любовь к славе, то что же это?»
Я процитировал эту героическую тираду не для того, чтобы показать стиль генерала Марбо, обычно в нем больше сдержанности, он более уверен, более оригинален даже в своей силе. Однако это стиль штыковой атаки, который можно было бы назвать декламацией в эпоху, отличавшуюся от нашей. Сегодня этот стиль необыкновенно кстати.
Кто во время войны не признает, что подобный способ судить о французском солдате — одновременно самый правильный, самый политичный и самый справедливый? Марбо меньше всего был претенциозно лиричным и совершенно не был дипломатом. Но надежный инстинкт показал ему, что именно заставляет трепетать фибры народной души под мундиром солдата и под знаменами Франции. И сегодня, спустя 40 лет, вспоминая об этих эпических строках из старой книги и сопоставляя с ними недавно представленный генералом Канробером список восьми тысяч храбрецов, которые записались для участия в штурме Севастополя, не должны ли мы повторить вместе с генералом Марбо: «Если это не любовь к славе, то что же это}»
Сколь далеко ни заходит в славное прошлое эта традиционная солидарность смелых воинов в рядах французской армии, она очень четко видна в книге, которую полковник Марбо написал в 1816 г. и которую он опубликовал несколькими годами позже. Если бы он написал ее через 20 или 30 лет, он говорил бы в ней не только о победителях кампаний в Египте, Германии и Италии; он отметил бы в воинах, унаследовавших эти воинственные инстинкты, то же самое героическое пламя, что горело в груди их отцов. Он последовал бы за ними под стены Кадиса, на поля боев в Морее в Греции, участвовал бы вместе с ними в атаке Форта Император в Алжире. Еще позднее он говорил бы о неутомимых солдатах, завоевавших для нас Африку, ибо их он видел в деле.
Марбо умер, высказывая, подобно всем нам, патриотические пожелания успеха нашему оружию, покрывшему себя новой славой в столь славных битвах, проходивших так далеко от любимой родины! Знамена меняются, революций становится все больше, годы проходят; неизменной остается смелость французов. Она заключена в самой нашей породе, в нашей крови. Марбо больше, чем кто-либо другой, был типичным и знаменитым представителем французской природной храбрости, как он ее называет. В ней есть не только твердость, но и порыв. Она не ждет врага, а бросается на него и захватывает его врасплох, появляясь внезапно, подобно зуавам в битве при Альме. И эта внезапность появления делает саму скорость одним из элементов победы. Это смелость вторжения, смелость наступления. Это искусство или, скорее, дар идти вперед, «извлекать пользу из медлительности врага, удивлять его своим появлением и наносить сильные удары раньше, чем враг сможет прийти в себя». Именно такая смелость наилучшим образом соответствует нации, которая более любой другой предназначена искренностью своего духа, склонностью к всеохватывающему распространению черт своего характера, легкостью своего языка, принятого всем миром, для того, чтобы разносить по свету свои чувства и идеи. И небесполезно напомнить об этом в тот момент, когда столь большое количество французов противостоит опасному врагу в Крыму. Вместе со всеми важными качествами, присущими его ремеслу, Марбо обладал тем, что можно назвать смелостью авангарда. Он славился в армии большой дерзостью всех своих действий или даже авантюр. Однажды (я думаю, эго случилось в начале Русской кампании, когда его только что произвели в полковники) он во главе колонны своего полка прибыл к броду, через который ему было поручено переправиться. Переправу защищал многочисленный отряд казаков при поддержке сильной артиллерии. Марбо оценил позицию, казавшуюся непреодолимой. «Пошли! — воскликнул он. — Я получил мои эполеты только вчера, нужно обновить их, устроив им водное крещение. Вперед!» И он пришпорил коня. В течение нескольких мгновений шел рукопашный бой, противники рубились саблями — солдат против солдата, как в поэме Гомера. Наконец враг отступил, пушки были захвачены. Марбо получил свое восьмое ранение, но переправился через реку.
Генерал Марбо был предан Империи настолько, что в память об этой славной эпохе претерпел изгнание и ссылку. Мы видели, как в конце концов Реставрация воздала ему по справедливости и как Июльская династия оказала ему доверие. Февральская революция 1848 г. отправила его в отставку. Генерал Марбо покорился. Не жалуясь, он воспринял немилость, которая в еще большей степени привязала его к свергнутой династии. Он имел одно качество, присущее благородным сердцам: он был верным человеком. Он был очень просвещенным и весьма нежным супругом и отцом, но домашние заботы никогда не ослабляли в нем дух гражданина и солдата. Бывший ранее одним из героев императорской эпопеи, он стал одним из наиболее значительных и почтенных лиц Июльской монархии и помнил об этом до своего последнего дня. К этим его воспоминаниям всегда примешивалась легкая горечь, когда он думал о молодой ветви королевского дерева, сломанного судьбой на его глазах. Одновременно с невозмутимой ясностью сознания и чистой совестью он думая также о том, что на протяжении шестидесяти лет всегда служил своей стране, на всех полях сражений, в армии, в Парламенте, в общественных делах, в воспитании принца — вплоть до последних, слишком коротких моментов отдыха во время своей достойной старости. Эти моменты были посвящены рассказам о наших великих войнах и воспоминаниям о наших бессмертных победах.
Кювилъе-Флери
Послужной список
барона Жана-Батиста-Антуана-Марселена де Марбо, рожденного в Альтийяке (Коррез) 18 августа 1782 г.
Поступление в 1-й гусарский полк 28 сентября 1799 г.
Произведен в вахмистры 1 декабря 1799 г.
Произведен в младшие лейтенанты 31 декабря 1799 г.
Переведен в 25-й конно-егерский полк 17 июня 1801 г.
Направлен в кавалерийскую школу в Версале 12 сентября 1802 г. Назначен адъютантом генерала Ожеро 31 августа 1803 г.
Произведен в лейтенанты 11 июля 1804 г.
Произведен в капитаны 3 января 1807 г.
Переведен адъютантом к маршалу Ланну 2 ноября 1808 г.
Произведен в начальники эскадрона 3 июня 1809 г.
Переведен адъютантом к маршалу Массене 18 июня 1809 г.
Переведен в 1-й конно-егерский полк 23 ноября 1811 г.
Переведен в 23-й конно-егерский полк 28 января 1812 г.
Произведен в полковники, назначен командиром 23-го конно-егерского полка 15 ноября 1812 г.
Переведен в 7-й гусарский полк 8 октября 1814 г.
Покинул Францию по закону от 12 января 1816 г.
Вызван из ссылки указом от 15 октября 1818 г.