Страница 24 из 251
Однажды ночью, когда бомбардировка была более жестокой, чем обычно, генерал Массена был предупрежден, что при свете бенгальских огней, зажженных на пляже, были замечены многочисленные английские лодки, нагруженные солдатами, приближающиеся к портовым укреплениям. Он тотчас же сел на коня и со всем своим штабом и одним эскадроном отправился на место события. Нас было примерно 150—200 кавалеристов, когда, проезжая по небольшой площади Компетто, главнокомандующий остановился, чтобы обратиться к офицеру, возвращающемуся из порта. В этот момент раздался крик: «Осторожно, бомбы!» Все взоры обратились к нему, и мы увидели огромный шар раскаленного железа, готовый упасть на эту группу людей и лошадей, зажатых в небольшом пространстве.
В этот момент я находился около стены большого особняка, над дверью которого нависал мраморный балкон. Я направил лошадь под балкон, и многие близстоящие офицеры сделали то же самое. Но именно на этот балкон и упала бомба. Она разбила его в мелкие кусочки, отскочила на мостовую и разорвалась посередине площади со страшным шумом, осветив на мгновение все жутковатым пламенем. И вдруг наступила полная темнота. Все ожидали огромных потерь. Стояла мертвая тишина, прерванная голосом генерала Массены, который спрашивал, есть ли раненые. Никто не отвечал, потому что по чудесному случаю ни один осколок бомбы не задел ни людей, ни лошадей, столпившихся на этой маленькой площадке. Что касается тех, кто, как я, спрятались под балконом, то они были покрыты пылью, осколками плит колонн, но никто не был ранен.
Я уже говорил, что обычно англичане бомбардировали нас ночью, но однажды, когда они отмечали какой-то праздник, их флот, разукрашенный по этому случаю, приблизился к городу в полдень и развлекался тем, что посылал в нашу сторону довольно большое количество снарядов. Батарея, предназначенная для защиты порта, располагалась в укреплении, представляющем собой большой бастион в форме башни под названием «Фонарь».
Главнокомандующий поручил мне отвезти командиру батареи приказ, согласно которому он мог стрелять только после очень точной наводки и сосредоточить весь огонь на английском бриге, который в стороне от других бросил якорь вблизи «Фонаря». Наши артиллеристы выстрелили с такой точностью, что одна из бомб попала в английский бриг, расколов его от палубы до киля так, что он затонул в одно мгновение. Это так возмутило английского адмирала, что он тут же подогнал остальные корабли ближе к нашему укреплению и открыл по этому бастиону страшнейший огонь.
Окончив свою миссию, я должен был вернуться к Массене, но правы те, кто говорит, что молодые военные, еще не зная как следует, что такое опасность, подставляют себя ей с большим хладнокровием, чего никогда не делают испытанные вояки. Все это зрелище, невольным свидетелем которого я стал, меня очень заинтересовало. Внутреннее пространство бастиона, отделанное каменными плитами, было не более двора средней величины, в нем находилось двенадцать орудий на огромных лафетах. Хотя для корабля, находящегося в море, очень непросто вести точный огонь по такой маленькой цели, англичане тем не менее произвели несколько залпов по «Фонарю». В момент, когда бомбы долетали, артиллеристы прятались под огромными лафетами. Я делал как они, но это укрытие было ненадежно, потому что бомбы не могли пробить каменную облицовку и катились по ней, рассыпая осколки в разные стороны. Было абсолютно глупо оставаться там, особенно для меня, поскольку я не должен был вообще здесь находиться. Но я испытывал жуткое удовольствие, если можно так выразиться, бегая вместе с артиллеристами взад и вперед, спасаясь от осколков падающих бомб и возвращаясь на место, как только осколки прекращали движение.
Эта игра могла мне обойтись очень дорого. У одного канонира были перебиты ноги, другие солдаты были серьезно ранены, поскольку осколки бомб — большие куски железа производили немалые разрушения. Один из них расколол пополам толстую балку лафета, под которым я прятался. Тем не менее я оставался на бастионе, когда генерал Мутон, ставший впоследствии маршалом и графом Лобау, служивший некогда под командованием моего отца, вдруг увидел меня и, приблизившись к нашему укреплению, приказал мне идти туда, где и было мое место, то есть к главнокомандующему. Он добавил: «Вы еще очень молоды, но запомните, что подвергаться бесполезным опасностям — это безумие, особенно на войне. Вы что, думаете, что вы очень продвинетесь в своей карьере, если у вас будет раздроблена нога, без всякой пользы для вашей страны?»
Я навсегда запомнил этот урок, за который всегда буду благодарен маршалу Мутону, и я часто думаю о том, насколько иначе сложилась бы моя судьба, если бы я потерял ногу в 17 лет.
Глава XIII
Бонапарт переходит через Сен-Бернарасий перевал. — Массена ведет переговоры об эвакуации Генуи. — Мая миссия при Бонапарте. — Битва при Маренго. — Возвращение в семью. — Крайний упадок сил
Отважное упорство, с каким Массена защищал Геную, увенчалось немалыми результатами. Начальник эскадрона Франчески, посланный Массеной к первому консулу, сумел пройти и вернуться назад через вражеский флот под прикрытием ночи. Он вернулся в 1еную 6 прериаля и объявил, что оставил Бонапарта на склоне высот Сен-Бернара во главе резервной армии. Фельдмаршал Мелас22 был настолько убежден в невозможности провести армию через Альпы, что в то время, как часть его армии под командованием генерала Отта блокировала нас, он с остальными войсками удалился от нее на 50 лье, чтобы атаковать генера* ла Сюше в Наварре и наступать потом на Прованс. Что, в конечном итоге, облегчило первому консулу возможность без сопротивления оказаться в Италии. В результате Резервная армия вошла в Милан еще до того, как австрийцы, наконец, перестали считать ее существование полной химерой. Сопротивление Генуи произвело коренной поворот событий в пользу Франции. Оказавшись в Италии, первый консул хотел, безусловно, как можно скорее прийти на помощь храброму гарнизону, защищавшему город, но для этого надо было дождаться объединения всех войск, собрать артиллерийский парк, военное снаряжение, перевоз которого через альпийские перевалы был крайне затруднен. Промедление позволило маршалу Меласу вернуться в Ниццу с основными силами и оказать сопротивление первому консулу, который с этого момента больше не мог прийти на помощь осажденным, не разбив предварительно австрийскую армию.
В то время как в Пьемонте и в окрестностях Милана Бонапарт и Ме-лас совершали марши и контрмарши, готовясь к сражению, которое должно было решить судьбу Италии и Франции, генуэзский гарнизон находился на пороге гибели. Тиф свирепствовал, госпитали превращались в жутчайшие склады трупов. Голод свирепствовал. Почти все лошади были съедены, при том что основные войска уже давно получали только полфунта очень плохой пищи в день. Рацион каждого следующего дня не был обеспечен. Не оставалось практически никаких припасов, когда 15 прериаля главнокомандующий собрал у себя всех генералов и полковников и объявил им, что он решил попытаться прорваться с теми людьми, которые еще оставались на ногах, чтобы добраться до Ливорно. Но все офицеры единогласно заявили ему, что войска не в состоянии выдержать ни одного сражения, ни даже просто одного перехода, если перед выступлением им не дать более-менее нормальной пищи, которая восстановила хотя бы немного их силы. Но все запасы были исчерпаны.
Считая, что он выполнил приказ первого консула, обеспечив ему проход в Италию, генерал Массена решил, что теперь долг состоит в том, чтобы спасти остатки гарнизона, который так мужественно сражался. Поэтому он и принял решение начать переговоры об эвакуации города, не желая даже произносить слово капитуляция.
Уже более месяца английский адмирал и австрийский генерал Отт предлагали генералу Массене переговоры, от которых он все время отказывался. Но, в конце концов, под давлением обстоятельств он приказал сообщить им, что он согласен. Переговоры состоялись в небольшой часовне посередине моста Конельяно. По своему расположению это место находилось на примерно равном удалении от моря и боевых позиций французов и австрийцев. Французский, австрийский, английский штабы расположились по обе стороны моста. Я присутствовал на этой встрече, исполненный громадного интереса.