Страница 225 из 251
Выполнение этого приказа было крайне трудным. Причиной тому оказалась сама местность, занятая нами. На этой территории было очень много сырых лугов, ручьев, протекало три реки, и поэтому вся местность представляла собой множество отдельных небольших переправ, передвижение через которые должно было осуществляться на глазах противника и на небольшом расстоянии от него. Враг мог легко внести сумятицу в наши ряды во время этого губительного марша.
Единственный способ обеспечить наше отступление состоял в том, чтобы навести очень большое количество однопролетных мостов через болотистые луга, рвы, небольшие ручьи, а также несколько более крупных мостов через реки Парта и Пляйссе и главным образом Эльстер, в который притоки впадают при входе в Лейпциг и даже в самом городе. Ничего не было легче, как построить столь необходимые мосты, потому что в самом городе Лейпциге и в его пригородах, расположенных на расстоянии ружейного выстрела, было огромное количество балок, досок, брусьев и т. п.
Вся армия была уверена, что многочисленные переправы уже были построены, начиная с момента ее прибытия к Лейпцигу, а также в том, что количество этих переправ было увеличено 16-го и особенно 17 октября, ведь 17-го весь день прошел практически без боев. Так вот! По причине неблагоприятного стечения обстоятельств и невероятной небрежности никакие меры не были приняты! И среди документов этой знаменитой битвы нельзя найти ничего, абсолютно ничего официального, никакого документа, из которого бы следовало, что были приняты хоть какие-то меры для того, чтобы в случае отступления облегчить передвижение многочисленным колоннам, двигающимся через реки и ручьи, а также через улицы Лейпцига и его пригороды. Ни один из офицеров, спасшихся после этой катастрофы, и ни один из авторов не сумели доказать, что командиры что-либо сделали для создания новых переправ и для организации передвижения по тем, какие уже существовали. Только генерал Пеле, по справедливости являющийся очень большим почитателем Наполеона, писал спустя 15 лет после сражения, что «г-н Отье, заместитель инспектора смотров, т. е. заместитель интенданта Императорской гвардии, много раз говорил, что однажды утром (он не уточняет, утром какого дня) в его присутствии император отдал приказ одному из штабных генералов проследить за строительством мостов и специально поручил ему эту работу». Генерал Пеле не сообщает фамилию офицера, которому император отдал этот приказ, однако было бы очень важно узнать это имя.
В своих «Мемуарах» г-н Фэн — секретарь Наполеона — говорит, что «император приказал построить несколько новых мостов, которые могли бы облегчить проход войск».
Я не знаю, до какой степени истинными сочтет история эти посмертные утверждения, но, считая их правдивыми, многие авторы думают, что командующий французской армией не должен был бы ограничиться тем, что он отдал приказ одному штабному генералу, в чьем распоряжении, возможно, не было ни саперов, ни необходимого материала. Эти авторы полагают, что император должен был бы поручить создание новых переправ многим офицерам, но крайней мере, одному от каждого полка в каждом армейском корпусе. Дело в том, что точно известно: никто не стал этим заниматься. И вот какова истинная причина произошедшего. В то время эта причина стала известна лишь очень немногим.
Начальником штаба императора был маршал Бертье, не покидавший Наполеона со времен знаменитой Итальянской кампании 1796 года. Это был способный человек, очень точный, преданный, однако он часто испытывал на себе приступы императорского гнева и поэтому так боялся Наполеона, что взял за правило никогда не брать на себя инициативу, не задавать никаких вопросов и ограничиваться исполнением приказов, которые он получал в письменной форме. Эта система, обеспечивавшая хорошие отношения между начальником штаба и императором, была крайне вредна с точки зрения интересов армии. Дело в том, что, несмотря на огромную активность и великие способности Наполеона, физически он был не в состоянии видеть все и заниматься всем, поэтому если он забывал что-то важное, то ничего и не делалось. <
Похоже, именно это и произошло при Лейпциге, где почти все маршалы и генералы, командовавшие корпусами, многократно и особенно на протяжении двух последних дней повторяли маршалу Бертье, сколь необходимым было устройство многочисленных переправ для обеспечения отступления в случае поражения. Начальник штаба все время отвечал им: «Император этого не приказывал!» От него ничего не удалось добиться, и поэтому ни единая балка, ни единая доска не были перекинуты через ручьи, когда в ночь с 18-го на 19 октября император приказал начать отступление.
Союзники понесли такие большие потери, что, чувствуя невозможность вновь начинать сражение, они не осмеливались снова атаковать нас и сами готовы были к отступлению, как вдруг заметили, что большие армейские обозы направились к Вайсенфельсу через Линденау. Тогда они поняли: Наполеон готовится к отступлению, и сами начали приготовления к тому, чтобы воспользоваться теми благоприятными возможностями, какие им могло предоставить это передвижение французской армии.
Самым ужасным моментом при отступлении, особенно для командиров корпусов, является минута, когда надо расставаться с ранеными, которых приходится' оставлять на милость врагов, а враги часто совершенно безжалостны и грабят либо приканчивают несчастных тяжелораненых, поскольку они не могут двигаться вместе с остальными. Но хуже всего — это оставлять раненых валяться на поле боя. Я воспользовался ночью, чтобы приказать моим солдатам собрать всех раненых нашего полка. Я собрал их в двух соседних домах, прежде всего для того, чтобы в первый момент укрыть их от ярости пьяных врагов, которые займут этот пункт, а во-вторых, для того, чтобы дать им возможность помогать и поддерживать друг друга морально. Один младший хирург, г-н Борде-нав, предложил оставить его вместе с ранеными. Я согласился и после заключения мира добился награждения этого уважаемого доктора орденом Почетного легиона. Его заботы спасли жизнь многим солдатам.
Тем временем корпуса пришли в движение, чтобы покинуть поле битвы, ставшее свидетелем их славы и залитое кровью наших храбрецов! Император Наполеон оставил свой бивуак в 8 часов вечера, въехал в город и остановился в гостинице на бульваре Конского рынка. Отдав несколько приказаний, Наполеон отправился с визитом к уважаемому королю Саксонскому. Он нашел его за приготовлениями к отъезду.
Этот король был нашим другом. Он был уверен, что монархи-союзники отнимут у него его королевство, чтобы наказать его за непоколебимую преданность по отношению к французскому императору. Но больше всего огорчала его мысль о том, что его собственная армия обесчестила себя, перейдя на сторону врага. Наполеон не мог утешить этого достойного старца и лишь с большим трудом убедил его остаться в Лейпциге, в своем государстве, и послать одного из своих министров к союзникам, чтобы попросить о мирном соглашении.
После того как этот посланник отбыл, император простился со престарелым королем Саксонии, с его супругой и с принцессой — их дочерью, являвшейся прекрасным образцом всех достоинств дочери и аристократки. Эта храбрая юная девушка последовала за своими родителями на поле битвы, под огонь вражеских пушек. Разлука была тем более трогательной, что стало известно: союзники отказываются брать на себя какие-либо обязательства относительно будущей судьбы саксонского монарха... Так что этот король вскоре должен был оказаться в их власти... А он владел такими прекрасными провинциями... Сколько причин для того, чтобы его враги оказались безжалостными!
Примерно в 8 часов вечера началось отступление. Впереди шли корпуса маршалов Виктора и Ожеро, лазареты, часть артиллерии, кавалерия и Императорская гвардия.
В то время как эти войска проходили через пригород Линденау, маршалы Ней, Мармон и генерал Рейнье охраняли Галлеское и Розенталь-ское предместья. Корпуса Лористона, Макдональда и Понятовского вошли друг за другом в город и остановились внутри укреплений, в стенах которых были бойницы. Диспозиция предписывала нашему арьергарду оказывать упорное сопротивление, что позволило бы армии отступать в полном порядке. Тем не менее Наполеон, желая спасти город Лейпциг от того ужаса, который всегда сопровождает уличные бои, разрешил городскому магистрату обратиться к союзным монархам с просьбой заключить перемирие на несколько часов, чтобы обеспечить эвакуацию города. Это филантропическое предложение было отклонено, и союзники в надежде на то, что во французском арьергарде случится неразбериха, а они воспользуются беспорядком, без колебаний подвергли полному разрушению один из самых больших и красивых городов Германии!