На странных волнах

– Если будешь продолжать в том же духе, то не только твои десны, но и твои волосы станут белыми.

Бонни пошатнулся, сделал шаг к Шэнди, упал лицом в песок и замер. Шэнди обогнул Энн и присел, собираясь перекатить Бонни на спину, чтобы тот не задохнулся.

Энн села и потянулась к нему:

– Иди сюда.

Шэнди подошел и встал над ней.

– Мне надо идти, Энн. То, что мы собирались сделать… Ничего хорошего из этого не вышло бы. Я остаюсь здесь, только чтобы переоснастить «Дженни», и снова в путь. – Это решение пришло к нему, только когда он начал говорить. – Мне нужно кое о чем позаботиться.

– Это все он, да? – спросила она, пиная бесчувственное тело мужа. – Эта крыса, этот лакей на службе у губернатора Роджерса? Я копила деньги, чтобы откупиться от него и развестись, и ты можешь выкупить меня прямо сейчас.

– Нет, Энн. Дело совсем не в нем или лишь отчасти. Я…

– Подонок, – взвизгнула она. – Ты опять вздумал волочиться за этой сучкой Харвуд!

– Я отправляюсь на Гаити, – терпеливо объяснил он. – У меня там родственник, который, пока не попал на виселицу, снабдит меня подходящим морским бригом.

– Врешь! – продолжала вопить Энн. – Проклятый лгун!

Шэнди пошел прочь к кострам, шевеля пальцами, чтобы отвратить возможные чары, которые Энн могла навести в промежутках между градом проклятий.

«Не лгу я, Энн, – думал он. – Я действительно хочу отправиться на Гаити и положить конец беззаконию, творимому моим дядюшкой, и купить корабль, если смогу. Но признаю, что доля истины в твоих словах есть. Как только мне удастся получить корабль, способный преодолевать морские стихии, я намерен отыскать, спасти и – если я еще кое-чего стою – жениться на единственной женщине, в которой я вижу не только тело, но и лицо, и с которой мне не придется жертвовать собственным лицом или телом».

В последующие три дня Шэнди кормил свою усталую команду самыми роскошными обедами, которые только мог приготовить, и угощал самыми лучшими напитками, какие смог раздобыть. В обмен на это вся команда исправно трудилась на починке «Дженни», и даже Веннер, чаще всех жаловавшийся на усталость, не мог бы сказать, что их новый капитан чрезмерно загрузил их работой. Шэнди вставал раньше всех, брался за самую тяжелую работу, реже других устраивал себе перерывы, а потом, когда наступившая темнота не позволяла продолжать работы на корабле, собственными руками готовил обильные обеды, творя чудеса из имевшихся припасов, мариновал овощи, на тлеющих углях готовил бульоны, Утром в среду семнадцатого августа «Дженни» отплыла от южной оконечности острова Нью-Провиденс, загрузив порох и ядра вместе с припасами и водой. На борту было по крайней мере вдвое больше матросов, чем необходимо. Однако до срока истечения амнистии оставалось еще три недели, и Шэнди отплывал без бокора на борту – он пытался уговорить Печального Толстяка отплыть с ними на Гаити, но великан-колдун, каким-то образом прибывший на Нью-Провиденс за день до прихода «Дженни», отказался, – так что Вудс Роджерс решил не осложнять свое шаткое положение и не препятствовать отплытию шлюпа.

Экипаж Шэнди больше всего тревожился из-за возможных ураганов, поскольку август был самым опасным месяцем в этом отношении. Все предыдущие годы пираты Карибского моря, как правило, пережидали этот сезон у побережья Америки, но Шэнди убедил экипаж, что путешествие в юго-восточном направлении к Порт-о-Пренсу короче и менее опасно, чем рейд вдоль западного побережья Флориды. К тому же они пройдут вдоль архипелага Эксума, островов Аклинс и Инагуа и, таким образом, при приближении урагана всегда успеют укрыться в многочисленных бухточках. В течение трехдневного вояжа им дважды приходилось видеть зловещие свинцовые тучи, башнями громоздившиеся на южном горизонте, но оба раза ураганы уходили прочь в сторону Кубы.

В воскресенье утром «Дженни» вошла в гавань в бухте Легрена, миновала фортификационные сооружения на поросших джунглями склонах Сен-Марка и бросила якорь возле французского поселения Л'Аркахэй. Шэнди на шлюпке отправился на берег, где потратил несколько золотых из припрятанной добычи Филипа Дэвиса, чтобы подстричься и купить приличный кафтан и шейный платок, который прикрыл его изношенную рубашку. Приобретя более или менее пристойный вид, он заплатил пару монет чернокожему фермеру за возможность добраться до Порт-о-Пренса, находящегося восемнадцатью милями дальше по берегу, в его повозке, груженной маниокой и плодами манго.

Уже вечерело, когда они въехали в город. Местные рыбаки возвращались с уловом, вытаскивали свои примитивные челны на песок под пальмы, взваливали на спины плетеные корзины и бамбуковые клетки, полные крабов и омаров, похожих на гигантских пауков. Городок Порт-о-Пренс оказался сплетением узких улочек, ведущих к центральной площади. Сама площадь, да и большинство улиц были выложены белым камнем, но возле лавок и складов на берегу мостовая практически была завалена сотнями, нет, должно быть, тысячами слоев коричневой соломы. Шэнди поднял один из стеблей и понюхал его. Это был сахарный тростник, и Шэнди сразу понял, откуда этот тошнотворно-сладкий запах, витавший в воздухе и смешивавшийся с привычной вонью гниющей рыбы и дымом многочисленных очагов, на которых готовилась еда. Быть может, стебель, который он сейчас держал в руках, был выращен на плантациях Шанданьяка, подумал Шэнди.

Основная масса народа, которым кишела площадь, были негры, и пока он протискивался сквозь эту толпу, направляясь к официально выглядевшим зданиям на другой стороне, с ним несколько раз вежливо здоровались «Bon jou', blanc» (добрый день, белый), Шэнди вежливо кивал в ответ, а один раз, когда молодой чернокожий, обращаясь к своему приятелю, полушепотом прошелся насчет замызганных манжет Шэнди на диалекте Дагомеи, Джек без труда припомнил и тут же процитировал на том же диалекте поговорку марронов: какие бы ни были манжеты и даже отсутствуй они напрочь, это все же лучше, чем наручники. Юноша рассмеялся и озадаченно посмотрел вслед странному белому, и Шэнди сообразил, что здесь ему придется за собой следить: это не Нью-Провиденс, сюда дошло влияние цивилизации.

Шэнди оглянулся по сторонам, опасаясь встречи с представителями закона: он боялся, как бы англичане не сообщили французам о том, что некий Джон Шанданьяк разыскивается в связи с гибелью королевского корвета месяц назад. Он поинтересовался у торговца, где можно оформить права собственности на землю, и тот указал ему на одну из контор на площади.

Так, размышлял он, приближаясь к зданию, сначала надо разузнать, где находится поместье, и нанести визит дядюшке Себастьяну. Нет нужды заблаговременно представляться ему, кто я такой, хотя, конечно, это предстоит сделать, особенно не откладывая.

Внутри здание выглядело совершенно так же, как и любое учреждение Старого Света: несколько белых работали за высокими конторками, вдоль одной стены стояли переплетенные в кожу папки с документами, однако тропический бриз, лениво колыхавший кружевные занавеси на высоких окнах, тут же развеивал иллюзию. И скрип перьев по бумаге звучал здесь так же неуместно и нелепо, как крик попугая на Флит-стрит.

При появлении Шэнди один из клерков тут же поднял голову:

– Да, слушаю вас.

– Добрый день, – сказал Шэнди, впервые за последние два месяца возвращаясь к правильному французскому. – Где можно получить справки… э-э-э… по поводу плантаций Шанданьяка…

– Вы там служите? Нет, к сожалению, мы ничего не можем поделать в отношении выплаты задолженности.

– Нет, я не служащий. – Шэнди постарался придать голосу чисто парижский выговор. – Мой вопрос связан с правом собственности на дом и землю.

– А, понятно. Вы кредитор. Что ж, если я помню, все уже распродано. Ну конечно, вы все узнаете, если переговорите с душеприказчиком покойного.

– Душеприказчиком? – У Шэнди внутри все похолодело.

– А разве вы ничего не знали? Да, он покончил самоубийством в прошлую среду.