Страница 43 из 62
Крик, рвущийся звук, и залитое кровью ожерелье в виде серебряного черепом кота с рубиновыми глазами покатилось в траву.
— Имейте в виду, что Диззи Долгоязыкий, единственный кендер, который мог с точность бросить свой хупак так, чтобы он возвратился к нему в руку. Ну так вот, однажды минотавр поспорил с ним, что тот не сможет бросить хупак так, чтобы он облетел вокруг леса, но Диззи сказал: «Держу пари на золото в моем кармане против кольца в твоем носу. Что я заставлю вернуться хупак ко мне». Минотавр согласился и сказал, что если этого не случиться, то Диззи будет ему десертом. Диззи естественно согласился.
Ирвин сделал паузу. Что бы послушать, не сделает ли кто-нибудь из его товарищей-заключенных комментарии типа: «Ничего себе, как интересно!» или «Я едва могу дождаться, чтобы послушать, что было дальше!». Но в ответ была только тишина.
Вздохнув, Ирвин продолжил.
— Диззи раз сто крутанул хупак, прежде чем выпустил его с громким протяжным звуком! Он и минотавр в течение долгих часов ждали, пытаясь услышать звук возвращающегося хупака. По прошествии дня, минотавр сказал: «Вот что, парень, как я припоминаю, ты теперь мой десерт». И Диззи сказал…
Острая боль в глазах заставила потерять Ирвина нить рассказа про Диззи. Конечно это были интересные ощущения — его виски пульсировали так, что ему показалось будто голова сейчас треснет. Не много подумав, кендер решил, что это было такое ощущение, без которого он вполне мог бы обойтись.
Ирвин попробовал поднять руки, чтобы потереть глаза, но не смог поднять их достаточно высоко из-за наручников на запястьях. Это было еще одним интересным ощущением. «Я заключен в темную, глухую камеру, наверное, на сотни метров под землей, охраняемую тысячами воинов, вооруженных до зубов. Ситуация, в которой я всегда хотел оказаться». Он очень наслаждался этим приблизительно в течение часа, но потом…
— Вы знаете, — сказал Ирвин своим сокамерникам, которых он видел очень смутно (один из них кажется, был лысым), — это не так забавно, как я ожидал.
Несмотря на боль в голове и в закованных запястьях, кендеру стало скучно. А каждый на Кринне знает, скучающий кендер — самая опасная вещь.
— Эти парни довольно тихие! — сказал Ирвин, глядя в темноту. Все, что он услышал в ответ — это устойчивый мелодичный звук капающей воды, он даже замер на мгновение, как будто интересуясь, что хочет сказать последний обитатель камеры. Но потом, не заинтересовавшись разговором, стал шуметь снова.
Ирвин вздохнул, дергая цепи. Он исследовал замок так хорошо, как мог, но в камере было слишком темно.
— Я так или иначе не смогу его открыть. Мои инструменты отсутствуют, — поразмышляв об этом, кендер очень возмутился. — Да, здесь действительно не праздник. Я только упомянул, что хочу выйти.
Сами цепи были крепкими и толстыми и он сомневался — смог бы его могучий друг Карамон разорвать их с первого раза. Пол, на котором он сидел, был холодным и мокрым; влажность заставила его расчихаться. Стены были выстроены из твердого камня, через который, казалось, ничего не сможет проникнуть. Он подумал о дяде Попрыгунчике, который, согласно его рассказам, сбежал из тюрьмы, вырыв подземный проход ложкой. Эта самая ложка стала священной реликвией среди кендеров.
— Интересно, что Дядя Попрыгунчик сделал бы, если б оказался здесь? — сказал Ирвин вслух, в надежде получить ответ. Никто не знал когда и откуда мог бы выскочить дядя Попрыгунчик. Однако здесь его очевидно не было.
Ирвин понятия не имел как глубоко и где он находился. Он только знал, что должен быстрее выйти и, по его мнению, он должен выбираться самостоятельно.
— Почему ни один из вас, парни, не расскажет мне историю? Такую, чтоб я раньше не слышал, — воззвал кендер к своим молчаливым сокамерникам. — Так как? Что насчет этого?
Никакого ответа. Ирвин нахмурился. Он начал терять всякое терпение в этой ситуации. Он рылся в своих карманах уже в десятый раз, надеясь найти что-нибудь, что могло помочь ему сбежать или обеспечило хотя бы интересное развлечение.
— Носовой платок, немного пуха. Пустой. Пустой. Мой волчок и больше ничего. Подавленный, он потянулся и щелкнул по волчку пальцем. Что-то ткнулось ему в руку, выпав из правого рукава.
— Стрелка! — воскликнул Ирвин, отстегивая застежку, которая держала спрятанную стрелу. — Не волнуйтесь, парни! Я освобожу нас через минуту! — сообщил он своим тихим компаньонам по камере. — Знаете, это действительно странно! — продолжал он говорить, облегчая нетерпение своих сокамерников. — Кто-то использовал эту стрелку, собираясь убить Карамона. А теперь она помогает мне сбежать.
Ирвин всунул стрелку в замок, обертывающихся вокруг его запястий цепей. Он вспомнил, что Рейстлин говорил, будто стрелка покрыта смертельным ядом, но это не имело значения. Смерть была лучше, чем сидение здесь и ничего неделание.
Вставив наконечник стрелки в замочную скважину, он пробежал по металлу пальцами, чувствуя наконечник, который входил в первый защелку. Покачивая инструментом, он обошел вторую и третью защелки, пропустивши четвертую, он почувствовал острый укол наконечника на коже.
— Вот оно!
Последняя защелка уступила его осторожным действиям. Какая — то мягкая пыль, возможно со стрелки, осыпалась на его кожу, но в волнении Ирвин не замечал этого. Он сунул стрелку в карман, отбросил от себя цепи и торжествующе поднялся.
— Хорошо! Вы, парни, следующие!
На протяжении одного короткого, интересного момента, кендер подумал, что может упасть в обморок от внезапной боли, возникшей в голове. Но момент головокружения ушел и боль в голове ослабилась. Ирвин начал в слепую тыкаться по комнате, вытягивая руки пред собой. Он дошел до стены, руки ударились о сырой камень.
— Не волнуйся, Лысый. Я иду.
Он шел вдоль стены, пока под ногами не загремела куча цепей, лежащих на полу.
— Ты здесь! — сказал он наклоняясь, чтобы нащупать кандалы. — Почему ты не говорил мне, где находишься?
Его рука сомкнулась, но не вокруг плоти, а вокруг кости, кости человека уже давно мертвого.
— Я предполагаю, что именно поэтому ты не очень интересовался Диззи.
Ирвин почувствовал себя успокоенным. Он действительно начинал думать, что потерял свой талант рассказчика.
— Ладно, Лысый, извини меня конечно, но я буду уходить отсюда. Я не хочу показаться грубым, но ты действительно не очень хорошая компания.
Ирвин, ни чего не видя, двинулся дальше вокруг камеры, пока не наткнулся на предмет, большой и мягкий, лежащий около стены. Становясь на колени, он сомкнул руки на длинном деревянном предмете, который был ему хорошо знаком.
— Мой хупак! — закричал он. Протянув другую руку, он нашел мешочки. Роясь дальше, он обнаружил — все, что, как ему помнилось, он имел было здесь, включая трутницу и маленький факел. Скоро яркое желтое пламя осветило комнату.
Ирвин внимательно осмотрел камеру. Было еще четыре скелета, прикованных к стене, кроме того, что он нашел. Выглядело, будто они были здесь долгое время. Но, что действительно привлекло его внимание, так это стены. Они были закрыты картинами и гобеленами, золотыми на черном.
— Множество историй! — вздохнул восхищенный Ирвин. Он начал изучать их. — Давным-давно, — сказал он проводя по надписи пальцем, — мир… был целым… и все было… прекрасно. Затем кое-что случилось и начались войны. Дальше ничего не случалось и все думали, что они счастливы, но самом деле — это было не так.
— Тогда настал Катаклизм! — предположил он, глядя на картины большой огненной горы, падающей с неба. — Что затем? Мы возвращаемся, и юноша в красных одеждах строит большой город из белого камня. Нет, это кажется не правильно. Дайте гляну, юноша в черных одеждах обманывает того, что в красных относительно постройки города. А потом юноша в красных одеждах строит город, а юноша в белых помогает.
Ирвин отошел, почесывая голову в замешательстве. Первую часть истории было легко проследить, она спускалась сверху вниз по стене, но все на что он смотрел дальше расширялось в сотнях направлений по потолку, по стенам по полу, золотые линии вели от каждой картины к большому треугольнику. Все линии вели к большому стилизованному глазу, сделанному из красных, белых и черных цветов, уставившемуся на него из стены напротив треугольника. Все золотые линии в комнате встречались в этом символе.