Страница 4 из 108
сколько хватал глаз, протянулась острозубая горная стена. Солнце еще не взошло,
и лишь отдельные вершины, покрытые вечным снегом, были окрашены в нежные
розовато-желтые тона. Но вот край солнечного диска приподнялся над восточной
оконечностью горной цепи, и множество причудливо изломанных граней беско-
нечной утесисто-снежной гряды мгновенно вспыхнули ярко-золотистым пере-
ливчатым сиянием. Теневые склоны из тускло-серых стали вдруг чисто-голубыми,
беспорядочные скальные нагромождения, незаметенные онегом, сменили черную
окраску на оранжево-коричневую. А совсем рядом, наполовину возвышаясь над
хребтом, словно полководец, вышедший из общего строя, уверенно и гордо возно-
сил к небу обе свои вершины исполин Ошхамахо (Эльбрус) — Гора Счастья, как
издавна называли его кабардинцы. С этой части пастбищного нагорья он виден
весь — от гранитного цоколя до сверкающих ослепительным блеском, округлых,
как девичьи груди, вершин. Казалось, Ошхамахо специально сбросил сегодня
плотную облачную бурку, в которую кутался всю последнюю неделю, чтобы пора-
зить своей величественной красотой двух суровых воинов, вернувшихся с далекой
чужбины.
Мысроко смотрел немигающими глазами на огромную гору, а губы его еле
слышно шептали:
— Так вот ты какой, Ошхамахо... Нет, ни одна из старинных адыгских ле-
генд, привезенных в Мысыр моими предками еще два или три века назад, не
смогла тебя приукрасить... А какие горы и пастбищные склоны, какие чистые и
щедрые реки, какие богатые леса... Даже эдем я представлял себе более скром-
ным, да простит мне аллах мое невольное кощунство!
Тузар стоял чуть позади хозяина и шумно вздыхал.
Ханух напоил коней, приторочил к тузаровскому седлу хурджин, оба лука и
длинный чехол с чем-то тяжелым внутри.
Тузар накинул на плечи высокодостойного бурку, и тот легко, почти не ка-
саясь стремени, вскочил на коня.
— А ты заслуживаешь благодарности, — сказал Мысроко табунщику. — И,
возможно, я еще буду иметь случай вознаградить тебя.
— За что? — удивился крестьянин.
— Хотя бы за то, что тебя зовут Ханух, — усмехнулся именитый всадник и
пришпорил коня.
Тузар последовал за своим господином.
* * *
Княжеский хабль (часть села или квартал, иногда отдельное село, при-
надлежащее одной фамилии), состоящий из полутора десятков строений, распо-
лагался по склону невысокого холма. Ниже, на берегу узенькой речушки, впа-
дающей, очевидно, в Балк, лепились лачуги крестьян. Это были весьма невзрач-
ные строения, вернее даже нестроения, а плетения из тонких ореховых жердей, обмазанных глиной. Над каждой лачугой возвышалась круглая, сужающаяся
кверху (тоже плетеная и обмазанная глиной) очажная труба. Эти малороскошные
жилища были покрыты грубой соломой. Впрочем, и княжеские «особняки» в те
времена не слишком сильно отличались от крестьянских. Строительный материал
и «архитектура» шогенуковского дома — почти такие же, как у любого пшикеу.
Только размерами хоромы князя раза в три побольше, да стены двойной толщи-
ны. Правда, крыша дома поражает своей красотой и «богатством» — она сделана
из длинных стеблей камыша, привезенных с берегов озера Тамбукан. Над крышей
не одна труба, а целых три. Причем та, которая возвышалась над гостевой комна-
той, была сложена из камня.
Остальные строения усадьбы — дома для приближенных всех степеней
знатности, для простых воинов и для унаутов, т. е. холопов, или попросту рабов,
стояли чуть поодаль и ниже по склону. Еще ниже — обширный хозяйственный
двор с конюшней, коровником, крытым загоном для овец и коз, кладовыми для
хранения зерна; и других продуктов.
Когда Мысроко с Тузаром по узкой раскисшей дороге, где копыта коней
полностью утопали в грязи, подъехали к плетневой ограде усадьбы, князь оказал-
ся-во дворе. По всему было видно, что он собирался на охоту. Несколько дюжих
парней под придирчивыми-взглядами трех уорков седлали лошадей, таскали сна-
ряжение, оттачивали наконечники копий. Сам высокородный пши сгибал в это
время тугое древко лука, собираясь накинуть на его верхний конец петельку тети-
вы.
Мысроко уверенно въехал во двор и остановился, выжидательно погляды-
вая на князя, которого нетрудно было узнать и по одежде, и по властно-сердитому
выражению красивого молодого лица. Князь обернулся, отбросил лук в сторону, и
огонек любопытства, мелькнувший на какое-то мгновение в его глазах, бесследно
исчез: теперь его лицо выражало несколько сдержанное, но искреннее чувство
доброжелательства.
— Эй, Биберд! крикнул он одному из уорков (видимо, старшему по положе-
нию). — У меня гости.
Коренастый, мощного сложения мужчина, вполне под стать Тузару, с неук-
люжей поспешностью принял поводья у Мысроко. Кто-то из челяди рангом по-
ниже позаботился о Тузаре.
Князю одного взгляда было достаточно, чтобы определить знатность гостя,
достоинство которого, как он решил, наверняка не ниже главы шогенуковского
рода.
— С благополучным прибытием, уважаемые путники. Князь Жамбот Шоге-
нуко просит пройти в его дом, где в очаге будут гореть для вас самые жаркие дро-
ва. — Он обернулся к слугам:
— Эй, люди! Несите поклажу гостей в дом. О лошадях не забудьте. Наших
тоже расседлывайте. Охоты сегодня не будет. Биберд... Где он? А, ну мой добрый
друг и сам свое дело знает...
Два небольших окошка по краям высокой дубовой двери, украшенной гру-
бой резьбой, пропускали мало света, но все-таки позволяли разглядеть убранство
комнаты. К стене напротив двери примыкали низкие деревянные нары, застлан-
ные кусками белой кошмы. Над нарами висел, закрывая почти всю стену, войлоч-
ный ковер с красными и зелеными узорами из той же валяной шерсти. На ковре
красовалось несколько довольно простых сабель и кинжалов, одна алебарда и па-
ра охотничьих рогов. Вдоль правой боковой стены стояла длинная дубовая скамья
и рядом с ней — несколько трехногих столиков. На равных расстояниях от центра
комнаты и от стен были врыты в хорошо утрамбованный земляной пол два тол-
стых столба из цельных стволов вековых чинар. Они поддерживали потолочную
балку, несущую на себе основную тяжесть поперечных сосновых стволов, аккурат-
но обструганных и плотно подогнанных друг к другу. Опорные столбы служили
еще вешалками для бурок, плетей, конской сбруи и уздечек. В середине левой сте-
ны располагался большой очаг, который отличался от самого заурядного, какой
можно увидеть в любой крестьянской хижине, только размерами. Часть пола в
княжеской гостевой комнате (у кабардинцев она называлась хачеш) была застла-
на ардженами — циновками, плетенными из камыша.
Мысроко повидал на своем веку множество великолепных восточных двор-
цов, жил годами в мраморных покоях, убранных со сказочной роскошью, и «гос-
тевой зал» князя Шогенуко показался ему жалкой полутемной конурой. Однако
он отметил про себя, что в доме безукоризненно чисто и даже по-своему уютно.
Князь скромно посетовал на бедность «этого несчастного жилища», хотя по вы-
ражению его лица можно было догадаться, что Шогенуко вполне доволен своим
хачешем и бедным его отнюдь не считает.
«Значит, у других князей еще хуже, — подумал Мысроко. — Вероятно, и в
самом деле эти пши не думают ни о чем, кроме хорошей охоты и воинской сла-
вы...»
Жамбот сам снял бурку с плеч необычного гостя и чуть не уронил ее на пол,
увидев диковинный халат. «Неужели турок? — подумал князь. — Нет, не бывает у