По правилам корриды

— На свою пока не заработала. — Лилек присела на край софы, предоставив своему вальяжному гостю самому о себе позаботиться.

Он выбрал старое хозяйское кресло, предварительно внимательно его осмотрев, видать, боялся запачкать свои наглаженные штаны.

— Вы, наверное, ждете, когда я наконец объясню вам причину своего визита? — вкрадчивым тоном поинтересовался Измайлов.

— Конечно, — кивнула Лилек, — да еще и с нетерпением. — Тут она не врала, ведь в любую минуту мог появиться Филипп с обещанным гонораром.

— Что ж, не буду вас томить. — Измайлов чуть наклонился вперед, и она заметила в его руках блокнот в кожаном переплете. — Вот вы вроде бы обо мне и не слышали, а я про вас знаю очень много. У меня целое досье на вас имеется.

— Вот как? — Лилек сделала брови «домиком». — Очень странно!

— Не верите, а я могу легко вам это доказать. — Измайлов зашуршал страницами своего блокнота. — Вот, пожалуйста… Арнаут Лилия Теодоровна, родилась в деревеньке Сельцы Тираспольского района Молдавской ССР в 1974 году, окончила восемь классов, а также СПТУ номер 923, в 1995-м перебралась в Москву по причине безудержной охоты к перемене мест, захватив с собой односельчанина Рудницкого Филиппа Рихардовича, 1975 года рождения, выпускника все того же СПТУ номер 923…

Измайлов прервал свою проникновенную читку и выжидающе уставился на Лилю. Чего он добивался, непонятно. Надеялся, что она забьется в истерике? А вот и зря, не на ту напал.

Поскольку никакой реакции с Лилиной стороны не последовало, Измайлов снова уткнулся в свой блокнот, многозначительно предупредив:

— Продолжаем… Гм-гм… а дальше события развивались следующим образом. В Москве наша сладкая парочка поселилась на съемной квартире и принялась зарабатывать себе на хлеб насущный самыми разнообразными способами, начиная с торговли китайскими товарами на блошиных рынках и кончая уходом за одинокими престарелыми старушками…

Лиля вся напряглась, но, как и прежде, не проронила ни слова.

— …В результате одна такая старушка подозрительно быстро прибралась, что очень обеспокоило ее родственников. Оказалось, что родственники у нее все-таки были…

Лиля поняла, что ей пора вмешаться.

— Ну и что? — пожала она плечами. — Разве в вашем досье не написано, что дело закрыто за отсутствием состава преступления? Бабулька сама умерла от старости и хронических болезней, у нее диабет был, между прочим. Вскрытие тоже ничего не показало, а главное, где мотивы? Что я получила с бабулькиной смерти, только квартиру бесплатную потеряла. Я ведь ухаживала за ней за проживание…

— А если я в этом сомневаюсь? — нагло заявил обиженный Андриевским сынок Татьяны Измайловой, которую Лилек пару раз видела по телику в старых фильмах на производственную тему. Данные у той, кстати, были не хуже, чем у Софи Лорен, а играть приходилось каких-то бригадирш.

— А можно взглянуть на ваши документы? — не давала ему спуску Лилек. — Может, вы из прокуратуры… господин Измайлов? Тогда другое дело.

Измайлов сразу захлопнул свой знаменитый блокнот.

— Я не из прокуратуры, и вы прекрасно это знаете. Я действую как частное лицо и в собственных интересах.

— Значит, вы шантажист, — едко усмехнулась Лилек. — Только этот номер здесь не катит. Лучше говорите, чего вам надо, и поскорее, у меня время не резиновое. — Нет, она совершенно не боялась этого надутого Измайлова, но все-таки не хотела, чтобы они с Филиппом столкнулись у нее нос к носу.

А этот Измайлов оказался на удивление хлипкий паренек, сразу стушевался и забыл про свое хваленое досье.

— Зря вы так. Я вовсе не собирался вас шантажировать. Но вы с самого начала заняли такую позицию… Ну вы же знаете Рудницкого, значит, и обо мне слыхали. К тому же вы наверняка в курсе того, что случилось с Юлией…

— Стоп! — прервала его Лилек, полностью завладевшая инициативой. — Рудницкого я знаю, вернее, знала, это я не отрицаю, но наши стежки-дорожки давно разошлись. Что касается вас лично, то нас, кажется, никто не знакомил. Как я поняла, вы имеете какое-то отношение к новому Филиппову семейству, и у вас что-то стряслось… Ну что ж, я могу вас, конечно, выслушать, но вряд ли в состоянии чем-нибудь помочь.

— Выслушать? — Измайлов зыркнул на нее. Глаза его были злющие-презлющие, но тон оставался предельно вежливым. — Хорошо, выслушайте. Проблема в том, что Юлия, жена Рудницкого, попала в психбольницу и в ближайшее время, как я предполагаю, будет признана недееспособной со всеми вытекающими отсюда последствиями, худшее из которых в том, что Рудницкий станет ее опекуном. Так вот, я хотел бы это предотвратить. С вашей помощью. — Он замолчал.

— Ну и ну! — развела руками Лилек. — Бедный Филипп! А я и не знала Только я не до конца поняла, чего вы от меня хотите.

— Этот брак должен быть признан фиктивным, — решительно заявил Измайлов. — И тут ваше слово может оказаться очень важным.

— Допустим, — Лилек и глазом не моргнула, — только какая мне с этого польза?

— Самая непосредственная, — Измайлов волновался, точно волновался, об этом говорили бисеринки пота на его высоком лбу. — Уж поверьте мне, внакладе не останетесь.

Предложение прозвучало вполне серьезно, и Лилек невольно заерзала на хозяйской софе. Черт, надо же, какая удача, даже не верится! То ничего, то сразу столько всего!

— Мне надо подумать, — тихо сказала Лилек, не отрывая взгляда от своих комнатных тапок с помпонами, и, спохватившись, добавила, чтобы он не решил, будто она такая уж легкая добыча: — Пока до меня еще не совсем доходит, чем я могу вам посодействовать.

— Подумайте, подумайте, — с жаром подхватил Измайлов, — только не тяните, дело слишком серьезное. Завтра… Если я приду завтра?

— Ну хорошо, пусть будет завтра, — согласилась Лилек после некоторого колебания. В конце концов до завтра ей будет ясно, на кого ставить: на Филиппа или Измайлова.

Потом она проводила Измайлова в прихожую, с трудом дождалась, когда за ним захлопнется дверь, и чуть не запрыгала на одной ножке. Кажется, птица цвета ультрамарин нечаянно залетела в ее форточку. Ведь только вчера она пригрозила Филиппу, что прямиком отправится к Измайлову. И — нате вам: Измайлов сам к ней пожаловал.

А через два часа в дверь позвонил Филипп. Лилек втянула его в прихожую, придирчиво осмотрела лестничную площадку и выдохнула тревожно:

— Ничего подозрительного не заметил?

— В каком смысле? — опешил Филипп.

— Да так. — Лилек обратила внимание, что в руках у Филиппа кейс, и решила повременить с неприятным разговором. — Ну, принес что-нибудь?

— Принес что смог, — пробормотал Филипп, озираясь по сторонам. Эту квартиру Лилек сняла не так давно, и он не успел здесь освоиться.

— Показывай! — приказала Лилек и потащила его к свету.

Филипп безропотно щелкнул замками кейса, порылся в кипе газет и извлек самую обыкновенную картонную папку для бумаг старинного образца, еще с тесемками.

— Что там? — Лилек не терпелось узнать, что же конкретно ей обломилось от наследства художника Андриевского.

— Вот, — Филипп развязал тесемки, и она увидела кусок желтой бумаги, на котором было намалевано что-то неразборчивое: какие-то размытые разноцветные круги, перечеркнутые неровными мазками черной гуаши.

— Это что за дрянь? — Она даже отступила.

— Никакая это не дрянь, — наставительным тоном изрек Филипп. — Это работа авангардиста Ки… Ки… я забыл фамилию, из коллекции Андриевского, которой он очень гордился и дорожил. Говорил, это самое ценное, что у него есть. Мне Юлия рассказывала.

— Да она, наверное, над тобой издевалась, потому что ты ничего в этом не понимаешь, — прошипела Лилек. — А может, ее муж-покойничек над ней подшутил, а она и рада повторять.

— Ничего подобного, — стоял на своем Филипп, — говорю тебе, знатоки за эту картинку заплатят очень много.

— Много? — фыркнула Лиля. — За эти каракули? Да я лучше нарисую!

— Может, ты и нарисуешь, — рассудительно заметил Филипп и сунул папку обратно в кейс, — только тебе столько не заплатят. Ты хоть одну картину Пикассо видела, а? Нет? А ты посмотри, впечатляет. И при том, его мазня стоит миллионы. Баксов! А «Черный квадрат» Малевича? Он вообще перевернул табуретку и обвел ее, а теперь эта табуретка в каком-то знаменитом музее и во всех умных книжках по живописи.