Страница 70 из 166
П.И. Лесли высказал свое мнение о важности Нахимова: «...Вы, конечно, можете себе представить все наше горе, когда всеми любимый, как отец роднойги уважаемый, как хороший и справедливый начальник, уже не в состоянии распоряжаться нами, а мы без него сироты; он один только у нас и остался, который заботился о нас и поддерживал дух. Матросы жалеют его, как отца родного; они знают его давно и знают, как он о них всегда заботился; все свое довольствие он раздавал им»990 991.
П.В. Алабин написал в походных записках:
«...К общему сокрушению весть о ране Нахимова подтверждается; говорят, она смертельна.
Нахимов составил себе имя, славу, народность в одну войну как человек и герой. Если Черноморскому флоту суждено было бы подняться со дна морского, можно надеяться, что Нахимов к венцу, свитому им на Синопском рейде, прибавил бы лучезарные листки. Этот морской Суворов, боготворимый моряками, конечно, наделал бы чудес с этим едва ли не самым геройским флотом в мире и страшную бы совершил месть своим врагам, по злобе которых величавый флот этот должен был погибнуть не в честном бою, а как невинная жертва, гибнущая в темноте, потрясая своими цепями...»992
Боцман-перевозчик считал, что, если бы у Нахимова не были связаны руки сначала, он бы вывел флот в море при высадке союзников и разбил противника. Когда же офицер-собеседник убеждал его, что у противника было преимущество и в численности, и в пароходах, старик заметил: «...Может быть, ваше благородие, слова нет, может, мы и погибли бы и флот погиб бы, да разве он теперь не погиб, а тогда, по крайности, знали бы, каков он есть Черноморский-то флот! Да и мы знали бы как погибнуть! Не то что тут в хате лежишь аль сидишь, а тебя, гляди, ежеминутно норовит или бомба разорвать, или ядро пришибить; там бы сцепился с любым корабликом, который погрузнее, да и поднялся бы с ним на воздух!»993
Сразу после ранения адмирала перевязала сестра милосердия батареи, после чего его перевезли через бухту в морской госпиталь на Северной стороне994. Морские медики очистили рану от осколков костей и крови и перевязали голову. Приехавший вечером профессор Х.Я. Гюб-
бенет осмотрел раненого1. Пуля неприятельского стрелка прошла выше брови сквозь голову и затронула мозг. Сначала Павел Степанович был без сознания. Днем 29 июня' он «...открывал глаза, приподнимался, делал движения, показывал рукою о своих желаниях...», но к вечеру вновь впал в забытье. Живописец Берг зарисовал его995 996.
Врачи пытались помочь, но тщетно. В ночь на 30 июня присланный Горчаковым прусский лейб-хирург осмотрел раненого и заявил, что есть три шанса спасти его. Во время его консилиума с врачами Гюббенетом и другими Нахимову стало хуже, и врачи дали ему бараньей травы, которую считали самым действенным средством для восстановления сил. На время адмирал пришел в чувство, но вскоре вновь впал в забытье. Еще несколько часов герой Синопа боролся со смертью, но в 11.10 30 июня Нахимов умер997.
По случаю смерти Павла Степановича 30 июня Остен-Сакен издал приказ:
«Провидению угодно было испытать нас новой тяжкою потерею: адмирал Нахимов, пораженный неприятельской пулею на Корниловском бастионе, сего числа скончался.
Не мы одни будем оплакивать потерю доблестного сослуживца, достойнейшего начальника, витязя без страха и упрека — вся Россия вместе с нами прольет слезы искреннего сожаления о кончине героя Синопского.
Моряки Черноморского флота! Он был свидетелем всех ваших доблестей, он умел ценить ваше несравненное самоотвержение, он разделял с вами все опасности, руководил вас на пути славы и победы.
Преждевременная смерть доблестного адмирала возлагает на нас обязанность дорогой ценой воздать неприятелю за понесенную нами потерю.
Каждый воин, стоящий на оборонительной линии Севастополя, жаждет, я несомненно уверен, исполнить этот священный долг; каждый матрос удесятерит усилия для славы русского оружия»998.
После смерти отслужили панихиду, потом адмирала отпели и перевезли на его квартиру. Когда лодка с телом шла через бухту, корабли приветствовали флагмана, приспуская флаги999.
1 июля состоялось торжественное погребение. Участник его капитан-лейтенант А.Б. Асланбегов записал в дневнике:
«...В 6 часов, после обеда со всех мест обороны съехались начальствующие лица отдать последний долг... Мы вынесли гроб из квартиры, предшествуемые тремя адмиральскими флагами, и понесли его в церковь между двумя батальонами армейскими и флотскими, составленными от всех бастионов и батарей и судов флота, по ту сторону церкви стояло шесть орудий. По окончании панихиды дозволено было всем матросам батальона проститься с адмиралом. Замечательно, что многие солдаты пожелали проститься. В 8 часов мы подняли прах Павла Степановича, чтобы отнести его на место упокоения, рядом с Михаилом Петровичем. Вся дорога, весь подъем был унизан провожающими; многие ожидали, что неприятель откроет канонаду по площади, но, однако, он вел себя прилично, даже разнесся слух во время погребения, что будто английские корабли приспустили флаги, но, оказалось, несправедлив. Гроб опустили, батальоны и артиллерия сделали обычные залпы, и толпы начали расходиться.
И так Синопский герой, мужественный защитник Севастополя, ученик адмирала Лазарева, третий лейтенант «Азова» в Наварине, окончил свое трудовое поприще...»1
В погребении участвовали все, кто мог оставить позиции. Гроб покрывал тот флаг, который развевался над кораблем «Императрица Мария» в день Синопского сражения1000 1001.
Смерть Нахимова породила ряд записок современников, которые по-разному оценивали причину, заставлявшую Нахимова не обращать внимания на опасность. Мансуров, например, в рапорте Великому князю писал 30 июня:
«...Павел Степанович так часто и так явно был храним промыслом, что все невольно привыкли считать жизнь его заветною, по крайней мере, до тех пор, пока сам Севастополь не погребет его в своих развалинах...
С последних чисел минувшего мая, в особенности после бедственного занятия неприятелем наших редутов, адмирал был постоянно мрачен и очень страдал от полученных им 3 или 4 контузий, хотя всегда это скрывал. Счастливое отражение штурма его обрадовало, но не увлекло, как всех других, вообще, не будучи оптимистом, он оставался озабоченным, а о себе не переставал повторять, «что ведь когда-нибудь да его убьют». Деятельность его не ослабевала ни на минуту, раз только, изнуренный усталостью, он решился два дня не выходить из дому, но беспокойство взяло верх над телесным утомлением, и Павел Степанович продолжал по-прежнему беспрестанно посещать самые опасные места, пренебрегая всеми просьбами и увещаниями...»1
Мансуров писал, что Нахимов отказался от предложения главнокомандующего переселиться в помещение Николаевской батареи; он заявил, что его место на бастионах. В 20-х числах июня моряк был покойнее, но, только заслышал об усиленной канонаде 27 июня, на следующий же день и отправился на бастион, а затем на Малахов курган, где и был ранен. Переодевавшие покойного заметили, что вследствие контузий вся спина адмирала посинела1002 1003.
Смерть Нахимова поставила последнюю точку в обороне Севастополя, ибо М.Д. Горчаков морально приготовился в случае необходимости оставить город. Когда союзникам в результате очередного штурма удалось ворваться на Малахов курган, было принято решение эвакуировать войска по мосту через бухту. Русские полки оставили Южную сторону, взорвав склады, укрепления и уничтожив последние корабли.
Взяв Севастополь, союзники не постыдились вскрыть склеп, в котором покоились Лазарев, Корнилов, Истомин и Нахимов. Крышки гробов взломали, а с мундиров сорвали эполеты1004. В дальнейшем прах Нахимова и других черноморских адмиралов претерпел немало приключений, прежде чем был возвращен на прежнее место.