Страница 63 из 166
12 марта Нахимов отдал приказ с объявлением благодарности командиру парохода «Крым» капитану 1-го ранга П.Д. Протопопову: «Бывши вчерашнего числа на редутах и удостоверившись лично, что действием артиллерии дежурного парохода «Крым» нанесен значительный вред неприятельской батарее, я считаю долгом высказать командиру парохода мою искреннюю благодарность»891.
Однако времени для того, чтобы командовать и на суше, и на борту кораблей, у вице-адмирала не было. 12 марта Нахимов обратился к М.Д. Горчакову, командующему Южной армией и морскими и сухопутными силами в Крыму (который прибыл 8 марта), с просьбой освободить его от командования эскадрой:
«Эскадра судов Черноморского флота, расположенная в Севастополе, состоит по сие время под моею командою. Вновь возложенные на меня обязанности командира порта и временного военного губернатора, требуя моего присутствия на берегу, отымают у меня возможность выполнять первую согласно Морского устава, поставляющего непременным правилом безотлучное пребывание адмирала на вверенной ему эскадре, а потому, докладывая в. с-ву, я имею честь покорнейше просить разрешения спустить свой флаг, поручив начальство над эскадрою г. контр-адмиралу Юхарину.
При этом имею честь присовокупить, что командование это и следовало бы поручить старшему по мне г. вице-адмиралу Новосильскому, но по незначительности настоящего состава эскадры и еще более по важности с особой честью занимаемого г. Новосильским поста я избрал свободного от занятий г. контр-адмирала Юхарина»1.
15 марта Горчаков разрешил Нахимову передать эскадру контр-адмиралу П.М. Юхарину, и 16 марта адмирал спустил свой флаг892 893. Он сосредоточил основное внимание на сухопутной обороне, хотя не забывал и о флоте.
Вновь на Нахимова навалилась масса многообразных обязанностей. Но теперь он располагал достаточной властью, чтобы большинство их осуществлять. Моряк постоянно объезжал укрепления и лично наблюдал все то, что потом становилось предметом его приказов. К примеру, 15 марта вице-адмирал посетил батарею А.А. Бутакова и разрешил экономно стрелять картечью по неприятельским работам, а также использовать малые мортиры и каронады894. Вот что писал 17 марта 1855 года матери командир батареи А.А. Бутаков: «...Павел Степанович у меня очень часто бывает и всегда очень любезен со мной. Он ко мне иначе не обращается как Александр Бутаков. Каждый раз спрашивает о моем здоровье, когда придет. «Я пришел навестить вас. Все у вас благополучно? А как сами поживаете? Сильно вам штуцера надоедают? А бомбами они перестали вас беспокоить? Это славная вещь каронады; вы им хорошенько отвечайте». Потом непременно распросит, какие я заметил работы у неприятеля, осмотрит сам все подробно в трубу и, наконец, уходя: «Прощайте, Александр Бут., будьте здоровы». Но все это он говорит с таким участием и ко всем ответам так внимателен, что нельзя с первого раза не получить к нему уважения. Почти к каждому слову он прибавляет «с»...»895
После объездов позиции Нахимов занимался документами, от которых зависела организация обороны. 17 марта, получив от начальника штаба артиллерии Южной армии и сухопутных и морских сил в Крыму генерал-майора Н.А. Крыжановского проект управления артиллерией в Севастополе, он немедленно ответил, ибо артиллерия являлась важнейшей силой обороняющихся896.
Обязанности требовали от Нахимова заниматься снабжением войск и вывозом раненых, артиллерией и судьбой семей погибших, госпита-=2^.
лями и сооружением укреплений, награждением достойных и порицанием неисправных.
14 марта он отдал приказ о выдаче конторой над портом тросов для изготовления тросовых банников, прибойников и пыжевников, ибо при тросовых щитах, закрывавших амбразуры на батареях, оказалось сложно заряжать орудия, действуя традиционными банниками на деревянных штоках1.
15 марта Нахимов приказал для исключения перерасхода провизии не выдавать в постные дни морской паек, ибо нижние чины получали регулярно мясо, и не расходовать ограниченный запас сухарей, оставляемый для необходимых случаев, предписав командирам организовать выпечку хлеба897 898. Вице-адмирал замечал, казалось бы, мелочи. Приказ от 17 марта запрещал использование опасной для здоровья нелуженой медной посуды899. 18 марта на предложение смотрителя Севастопольского морского госпиталя к летнему времени устроить больных в палатках, чтобы помещения госпиталя проветрить и побелить, Нахимов приказал конторе над портом выделить все необходимое900.
В середине марта в письме и. д. начальника штаба Черноморского флота Н.Ф. Метлину Нахимов сообщал, что Горчаков интересуется, как идет заготовка провизии и артиллерийских снарядов и когда они прибудут к Севастополю. Он жаловался: «Письменные дела меня совершенно губят, и я боюсь, что или сам запутаюсь, или всех перепутаю». Нахимов писал о том, что устроил пекарни в укрытых от обстрела местах, и просил доставить антрацит, который был необходим как для хозяйственных нужд, так и для пароходов, служивших для перевозок через бухту и для дежурства901.
Как моряк моряку, Нахимов писал Н.Ф. Метлину, что каждую ночь дежурный пароход с разведенными парами стережет «...два новые редута, которым, нельзя не сказать, достается очень жарко, и каждые сутки выбывает из фронта до 150 чел.». Он сообщал о том, что с новой батареи обстреляли «Херсонес», стоявший в Инкермане, чтобы воспрепятствовать переправе противника через Черную речку, и причинили ему семь пробоин (четыре подводные), убив трех человек. Чтобы защититься от конгревовых ракет, Нахимов приказал блиндировать на пароходах крюйт-камеры и машины902.
Занимаясь такими разными проблемами, среди всех трудов моряк продолжал заботиться о людях. Послав с бумагами своего флаг-офицера Костырина, у которого умерла мать и остались пять сестер, он просил предоставить ему такую командировку, чтобы Костырин смог побывать в имении, в Тверской губернии, и устроить дела1.
Тем временем союзное командование не могло продолжать оставаться пассивным. Осада требовала больших расходов, тысячи больных и раненых вывозили из-под Севастополя, но потери продолжали нарастать. В конце концов численность франко-англо-турецких войск в Крыму выросла до 120 тысяч. Командующий французскими войсками Канробер предложил 1 марта начать бомбардировку, однако к этому времени не могли быть готовы английские батареи. Только 26 марта союзники сочли, что готовы начать новый натиск, и решили 28 марта открыть огонь из всех орудий. На каждое из 541 осадного орудия запасли по 350— 600 зарядов, и благодаря достроенной узкоколейке боеприпасы могли легко доставляться из Балаклавы. Союзники намечали после трехдневной бомбардировки начать штурм903 904.
Утром 28 марта начали второе бомбардирование Севастополя. Но к началу бомбардировки система обороны была основательно усовершенствована. За 6 месяцев подступы к Киленбалочным редутам, Камчатскому люнету и 3-му бастиону прикрыли огнем из траншей, ложементов и батарей. На развитой системе бастионов установили 998 орудий. Дополнительную прочность обороне создавали подвижные батареи из легких мортир и горных единорогов, которые перемещали в нркные места, чтобы поражать неприятеля навесным огнем. Построенные блиндажи (141) могли укрыть до 6000 человек905.
Гарнизон к 28 марта потерял 11 960 человек; только за 3 недели марта выбыли из строя 4500 человек. Однако гораздо большей проблемой стояла нехватка боеприпасов. Запасы пороха, несмотря на предписанные Нахимовым меры экономии, позволяли иметь всего по полтораста выстрелов на ствол, что явно оказывалось недостаточно для успешной борьбы с артиллерией противника. Войска имели полтора миллиона патронов. Однако защитники Севастополя сохранили уверенность в том, что отразят натиск неприятеля906.