Страница 77 из 191
Опрятная?
Я взглянул на раму, провел по ней пальцем.
Слишком опрятная. Единственный предмет в доме, на котором не было ни пыли, ни грязи.
Я осмотрел раму тщательнейшим образом и, не обнаружив взрывных устройств, снял ее с крюка и положил на подоконник. Участок стены, на которой она висела, был пыльным и грязным.
Я вернулся к столу и сел в кресло. Кому-то хотелось меня напугать, и он своего добился. Этот кто-то забрал гравюру мори, содержал ее в чистоте и порядке — за что я был ему крайне признателен, — а затем, совсем недавно, повесил ее на старое место. Значит, меня здесь ждали.
Но в таком случае зачем об этом предупреждать? Чтобы я скрылся? Чушь какая-то. Если я попал в ловушку, она уже захлопнулась. Я вытащил пистолет из кармана брюк и засунул его за пояс. Никто не мог знать, что я сюда вернусь. Я и сам этого не знал. Трудно объяснить чувство, которое мною руководило, когда я решил еще раз взглянуть на дом, в котором прожил всего несколько лет.
Допустим, неизвестный повесил гравюру мори на старое место, зная, как она мне дорога, и лишь предполагая, что я за нею вернусь. Что ж, он оказался прав. Но на меня никто не напал, а следовательно, это была не ловушка. Что тогда?
Сообщение. Важное сообщение.
Какое? Где? И главное, кто?
Самым надежным тайником в доме, если его не обнаружили, был сейф. Посмотрим. Я подошел к противоположной стене, отодвинул деревянную панель, набрал на циферблате код, сделал шаг в сторону и осторожно открыл дверцу старой тростью, валявшейся на полу.
Взрыва не произошло. Впрочем, я не сомневался, что его не будет.
В сейфе лежали несколько сот долларов, письма, ценные бумаги, расписки.
И конверт. Плотный белый конверт, на самом видном месте.
На конверте было написано мое имя.
— Брат Корвин, — прочитал я на листке бумаги, — если ты читаешь это письмо, значит мы все еще думаем более или менее одинаково, и я могу предугадать твои поступки. Я благодарю тебя за одолженную гравюру мори — насколько я понимаю, одну из двух причин, по которым ты можешь вернуться на это отвратительное отражение. Мне очень не хочется отдавать ее, так как наши вкусы тоже достаточно схожи, и она уже несколько лет украшает мои покои. Пусть же ее возвращение послужит свидетельством моей доброй воли и просьбой внимательно отнестись к тому, что я хочу тебе сказать. Я буду откровенен, чтобы ты не сомневался в моей искренности, и поэтому не стану извиняться за то, что я с тобой сделал. Я жалею только о том, что не убил тебя сразу, когда мне представилась такая возможность. Тщеславие меня сгубило. Зрение вернулось к тебе, но вряд ли этот факт что-либо изменит в наших с тобой отношениях. Твое послание «Я вернусь» лежит сейчас на моем письменном столе. Если бы его написал я, то обязательно вернулся бы. Так как мы действительно очень похожи, я предвидел, что ты сдержишь слово, и принял соответствующие меры. Ты никогда не был глуп, и я понимаю, что для нападения на Эмбер ты собираешь большое войско. Я поплатился за былое тщеславие и готов сейчас поступиться своей гордостью. Я прошу у тебя мира, Корвин, — не ради себя, а ради благополучия государства. Существа из отражений атакуют Эмбер большими силами, и я не могу разобраться, почему так происходит. Против этих сил, самых страшных на моей памяти, вся семья объединилась и принесла мне присягу в верности. Мне бы очень хотелось, чтобы ты стал моим союзником и помог в битве за правое дело. Если ты откажешься, прошу тебя, подожди нападать на Эмбер, забудь о своих планах хотя бы на время. Если же ты решишь мне помочь, то я не требую, чтобы ты признал меня законным монархом, — Согласись только, что я буду командовать в течение этого кризиса. Тебе будут возданы все почести, приличествующие твоему сану. Нам необходимо поговорить, чтобы ты понял, насколько серьезна ситуация в Эмбере. Так как все мои попытки вызвать тебя не увенчались успехом, вкладываю в конверт свою карту. Пожалуйста, воспользуйся ею. Ты, конечно, можешь подозревать меня в неискренности, но я даю тебе честное слово, что все сказанное мною — правда.
Эрик, повелитель Эмбера.
Я перечитал письмо и усмехнулся. Может, он считал, что проклятья не имеют силы?
Не выйдет, мой дорогой брат. Это, конечно, очень благородно с твоей стороны — Вспомнить обо мне в тяжелый для тебя час (и я верю тебе, можешь не сомневаться, потому что все мы — люди чести), — но встреча наша произойдет согласно моему, а не твоему расписанию. Что же касается Эмбера, то я не меньше тебя думаю о нем и сделаю для его процветания все, что сочту нужным. Могилы полны людьми, которые, как и ты, считали себя незаменимыми. Но я скажу тебе это не сейчас, а стоя лицом к лицу.
Я сунул письмо и карту в карман куртки, затушил сигарету в грязной пепельнице на столе. Затем снял с кровати в спальной чистую простыню и завернул в нее моих воинов. Придется им подождать меня в каком-нибудь безопасном месте.
Проходя по дому, я задумался. Зачем же я все-таки пришел? Я вспомнил людей, живших по соседству, своих старых знакомых. Интересно, справлялись ли они обо мне? Этого я, конечно, никогда не узнаю.
Наступила ночь, и на чистом небе появились первые звезды. Я запер за собой дверь, положил ключ на старое место и забрался на холм.
Стоя на его вершине, я оглянулся и посмотрел на дом, пустой и одинокий, словно жестянка из-под пива, которую выбросили на обочину дороги за ненадобностью. Повернувшись, я пошел через небольшое поле к дороге, на которой оставил машину. Зря я оглянулся.
9
Мы с Ганелоном отбыли из Швейцарии на двух грузовиках. В Бельгии я загрузил в них автоматические винтовки. Одно ружье весило всего десять фунтов, значит, триста — полторы тонны, так что у нас осталось место для канистр с горючим, запасных частей и провианта. Само собой, нам пришлось срезать угол, меняя отражения, чтобы не попасться на глаза людям, которые стоят на границе с единственной целью — создавать автомобильные пробки.
Мы отправились в путь (я возглавил нашу скромную колонну). В маленьких деревнях, раскиданных среди бурых холмов, навстречу нам попадались лишь запряженные в телеги кони. Небо стало лимонно-желтым, повсюду летали птицы без оперения. Мы ехали долго и несколько раз натыкались на Черную Дорогу. Небо часто меняло цвет, местность была то равнинной, то холмистой. Грузовики трясло на проселочных дорогах и заносило на шоссе, гладких, как стекло. Мы перевалили через горы, обогнули темно-вишневое море. Над нами бушевали бури, с земли поднимались густые туманы.
Я потратил почти весь день на поиски отражения (или отражения отражения — в данном случае это не играло роли), в котором они жили.
Да, да, те самые мохнатые существа невысокого роста с клыками и когтями, которыми я когда-то командовал. Их чуткие пальцы были прямо таки созданы, чтобы нажимать на курки. К тому же бедняги меня боготворили и радовались моему появлению, как дети, хотя всего пять лет назад я повел на верную смерть цвет их нации. Впрочем, с богов не спрашивают. Их любят, чествуют и им поклоняются. Мохнатые существа очень огорчились, узнав, что мне нужно всего несколько сот солдат. Я отказал тысячам и тысячам добровольцев, хотя моральный аспект на этот раз меня не тревожил. В конце концов, я всегда мог сказать, что преследую благородную цель: отомстить за погибших товарищей и доказать, что гибель их была не напрасна. Естественно, я так не думал, но мне всегда нравилось упражняться в софистике. А может, мне следовало смотреть на них как на наемников, которые получают плату в виде духовных ценностей. Одни сражаются за деньги, другие — за веру, а результат один. Я готов был заплатить и тем и другим.
Впрочем, моим солдатам почти ничего не грозило — они были единственными обладателями огнестрельного оружия. Правда, на их отражении капсюли все еще не взрывались, и мне пришлось подыскать другое, похожее на Эмбер. К сожалению, в соответствии с законом, которому подчиняются все отражения, оно находилось в непосредственной близости от Эмбера, и я нервничал всякий раз, когда моя маленькая армия отправлялась на стрельбища, чтобы попрактиковаться. Вряд ли, кончено, сюда забредет один из моих братьев, но на моей памяти происходили и не такие совпадения.