Страница 64 из 71
Личный пленный
Случилось это на территории Австрии.
—- Лагунова к командиру! — послышалась команда.
Небольшого роста мальчишка в форме моряка с узенькими погончиками на фланелевке с буквой «Ю» тут как тут.
— Опять карабин на ремень не по уставу берешь? — делает замечание командир.
— Так сподручнее, товарищ лейтенант. Когда прикладом вверх, руку вскидывать быстрее.
— Разговорчики... Вместе со старшиной пойдешь искать гвозди. Ботинки у матросов пообились...
— Есть! — юнга вопросительно смотрит на стоящего рядом старшину Варганова.
— Что? — спрашивает тот.
— Далеко пойдем, товарищ старшина?
— Еще не знаю.
— Я в смысле того, сколько патронов брать...
— Пойдем берегом по рыбацким домикам. У рыбаков
всегда на полочках баночки с крючками да гвоздями и другим скарбом. Тут близко.
— Тогда пять штук хватит.
Вот и первые три домика. На двух висят замки, на третьем — нет.
— Вот в него и заглянем, — решает Варганов.
Миша встревожился.
— Погоди, старшина. Я тут утром был. Замок висел, а сейчас его нет.
— Уже и здесь побывать успел... Вот я тебе... Ну и что? Может, рыбачок заявился. А может, кто из наших, вроде тебя, сбил замок.
— Да из наших никто сегодня сюда не ходил. А местное население все еще в погребах сидит.
— Тогда так: встань со своей «пушкой» против двери на полном боевом, а я дверь рвану.
Рывок — и дверь распахнута. В тот лее миг что-то со свистом проносится над головой юнги, и бескозырка уже лежит на земле.
— Руки вверх!
Из черного проема двери, дрожа от страха, выходит здоровенный верзила.
— Держи его на прицеле. В случае чего, не мешкай! — приказывает старшина. — Обыскать надо.
Старшина заходит задержанному за спину и хлопает его по карманам. На землю, к ногам изумленного юнги летит нож, другой, третий... пятый. А шестой застрял в бескозырке. Ножи все одинаковые и какие-то не армейские — длинные, узкие, с легкой деревянной ручкой. Больше в карманах ничего нет.
Верзила исподлобья смотрит на юнгу. Тот отвечает немцу тем же, внимательно следит за каждым его движением.
— Стой как надо, а то враз мозги вышибу!
Варганов ведет допрос. Здорово старшина по-немецки «шпрехать» умеет. «А я вот не могу, — думает юн-
га. — И в школе по немецкому плохие отметки нередко получал. И не потому, что не способен, просто не хотел учить фашистский язык. Балда. Вот о чем они говорят?»
— Ну, все ясно, юнга. Этот «артист» в самом деле артист. В цирке до войны работал. Повезло тебе, что ростом мал, а то бы он снял с тебя скальп. Не ожидал, что мишень такая низкая будет. Заранее нацелился, как на обыкновенного роста человека. Говорит, первый раз промахнулся.
— А ну, фашист, пошли — отвоевался! — приказывает старшина задержанному. — Держи его на прицеле, вишь, рожа-то какая.
— В приключение, значит, влипли, — выслушав доклад Варганова, говорит командир. — А смекалка у тебя, юнга, есть. Молодец! Считай, что это твой личный пленный. За проявленную бдительность объявляю благодарность. Ну, а гвозди вы мне все-таки принесете или нет?
Так вот закончилась эта необычная история.
О других боевых делах в годы войны юнге-ветерану напоминают орден Отечественной войны II степени и несколько медалей.
Юнге и шторм нипочем
Флоту пермяк Михаил Маковкин отдал без малого^ девять лет жизни. Служил на крейсере «Красный Кавказ», гвардейском эсминце «Сообразительный», эсминцах «Огневой», «Бесстрашный», на других больших и малых кораблях. Во всяких переплетах бывать доводилось. Война есть война. Но до малейших подробностей юнге запомнились не бои и боевое траление, когда каждый моряк постоянно рисковал жизнью, а обычный рядовой поход по Черному морю.
Было это уже после войны, когда союзники по антигитлеровской коалиции производили разоружение Германии и Италии. Эсминец «Огневой» получил приказ
встретить в районе Босфора итальянский крейсер и привести его по проложенным фарватерам в Одессу.
Во второй половине дня погода, как говорят моряки, стала крепчать. К ночи на море разыгрался сильнейший, баллов до двенадцати, шторм.
130-метровый эсминец с командой в 370 человек бросало на волнах, как щепку. Крен доходил до критических отметок. Стоять на палубе и передвигаться по ней стало невозможно. Не только палуба, но и надстройки заливались водой. Даже опытные моряки страдали от морской болезни, из-за чего юнге, легко переносившему качку, всю ночь пришлось стоять на руле.
Из ходовой рубки было хорошо видно, что делается не только на корабле, но и на море. Эсминец то и дело накрывали еолны. Были моменты, когда корабль врезался в очередную волну, и та его как бы останавливала. Бак, носовую башню заливала вода. Об отдыхе не могло быть и речи. Люди работали всю ночь. Миша тоже. Особенно доставалось машинной группе, так как помещения были задраены и воздуха туда поступало очень мало. Беспрерывно работали аварийные команды: крепили оборудование, откачивали поступавшую в отсеки корабля воду. Механики для сохранения остойчивости корабля по мере расхода топлива тут же заполняли топливные цистерны еодой. Информация о состоянии боевых постов, делах моряков по обеспечению живучести корабля постоянно поступала на командный мостик.
Из сильнейшего шторма корабль вышел в полной боевой готовности, без повреждений и жертв. Была в этом заслуга и рулевого Миши Маковкина. За обеспечение во время похода хода корабля командование флота объявило ему благодарность.
Всю жизнь в разведке
В детстве Гена Мерзляков мечтал стать разведчиком. Но судьба распорядилась по-другому. В Школе юнг лю-
99
Л. Леонтьев
бознательного паренька определили в роту радистов. Получив свидетельство с отличием, Мерзляков стал радистом одного из тральщиков Краснознаменной Балтики. В первое время выходил из радиорубки лишь на завтрак, обед и ужин. Приемник и передатчик на катере оказались для юнги незнакомыми, и он занимался их изучением. В установленные часы внимательно слушал эфир. Освоив навыки, необходимые радисту корабля, начал скучать,
— Все делом занимаются, а я, бывает, баклуши бью, — жаловался юнга командиру и просил в свободное от несения радиовахт время направлять его в подрывную команду.
Видя любознательность мальчишки, командир посоветовал сначала изучить устройство орудия и пулемета, правила стрельбы из них. Убедившись, что он их уже знает, как-то доверил расстрел мин.
Юнга выполнил приказ с первой очереди.
— Молодец! — похвалил командир. — Теперь с помощью старшины изучай технику подрыва плавающих мин. Пригодится.
Радости юнги не было конца.
Именно в эти дни в одном из писем ко мне писал: «Иду от победы к победе. В Школе юнг научился отлично стрелять из карабина, здесь — из пулемета и пушки. На Соловках освоил вождение шлюпки, здесь — катера. В детстве мечтал стать разведчиком — не удалось. Но не беда. Я и здесь чувствую себя, как в разведке. Только в своей голове фиксирую не объекты врага, а боевую технику. Сейчас на корабле, пожалуй, нет механизма, которым бы я не мог управлять. Хочется думать, в борьбе с врагом это пригодится».
Так и случилось.
...Снялись по тревоге часов в пять утра.
— Идем к Гогланду, — объявил командир. — На траление.
Стало ясно, почему накануне катера, кроме штатных тралов, получили еще запасные.
До начала вахты времени оставалось еще много.
— Разрешите работать вместе со всеми, — попросил командира юнга.
— Действуйте!
Другого ответа Гена не ждал. Он давно убедился, что командир поверил в его знания и умение выполнять любые необходимые на корабле работы.
И вот юнга уже проверяет тросы, подрывные патроны, тральную лебедку...
В это время на головном катере, где держал свой брейд-вымпел командир дивизиона, поднялся на рее флажный сигнал.
Катер Гены отрепетовал, и тут же раздалась команда:
— По местам стоять, трал ставить!