Джокер для Паука

Впрочем, пикничок удался на славу — опыта общения с вояками мне было не занимать, и я быстро нашел с Эйзе общий язык: через какие-то часа полтора мы пьяно обсуждали какие-то «великие» битвы, ржали над тупыми штафирками, спорили о способах заточки клинков и в упор не замечали женщин.

Несмотря на свой возраст, барон ничуть не потерял остроты ума и способности к критическому мышлению: когда наша беседа плавно перешла на нынешнюю войну с Аниором, он довольно резко отозвался об умственных способностях нынешних военачальников Миниона Чумы, и разразился проклятиями в адрес своего соседа, сыгравшего не последнюю роль в этой авантюре. По мнению главы дома, подпускать таких скряг, как Мрайк, и к казне, и к королю было самой большой ошибкой Чумы:

— …Этот скот за медный грош готов продать родного сына. Конечно же, он спит и видит, как накладывает лапу на деньги из казны короля Коррина… И не понимает, что лапку-то ему оттяпают… По самые… — барон вдруг посмотрел на Беату, пожевал сухонькими губами и закончил более-менее благообразно — пятки…

— Неужели не понятно, что для того, чтобы завоевать Аниор, надо дождаться конца очередной его войны с Орденом? Трудно сказать, кто в ней победит, но тогда у нас хоть будет шанс напасть на победителя! Хотя у Ордена человеческих ресурсов столько, что я бы поостерегся даже тогда… А сейчас лезть на королевство Ольгерда — тупо! Ведь даже если Чума прыгнет выше своей короны и умудрится завоевать Аниор, то вряд ли император Маас порадуется тому, что золото Коррина уплыло в Спату. Я бы на его месте тут же повернул войска, и, не тратя время, двинулся бы на Спаттар: обескровленное войско, обе казны и немаленький кусок территории… Нет, Мрайк точно повредился рассудком! И Чума — вместе с ним… Знаете, барон, я уже прикупил небольшое поместье в жуткой дыре на востоке — как только тут запахнет жареным, я вместе с домочадцами отправлюсь в добровольную ссылку. Не хочу видеть, как горит город, в котором я прожил всю свою не такую уж и короткую жизнь…

…Жареным запахло после заката. И не сразу — сначала со стороны конюшни, примыкающей к забору, ограждающему поместье от любопытства соседей, раздались испуганные крики. Потом засуетилась обслуживающая нас челядь, а на лице возникшего перед бароном Нерчигом дворецкого появились слабые проблески чувств:

— Мой господин, разрешите доложить… Пожар… Конюшня… — рубленными фразами докладывал слегка напуганный мужчина, в прошлом без сомнения служивший под началом своего хозяина. — Двадцать человек пытаются потушить. Пламя сбить не удается…

Еще бы… Эоловский аналог напалма… — про себя прокомментировал я. — Без вариантов…

— Простите меня, господа, но мне нужно ненадолго отлучиться… — с трудом поднявшись на ноги и изобразив легкое подобие поклона, зашипел барон. — Чрезвычайное происшествие требует моего присутствия.

Многолетний опыт принятия тысячником горячительных напитков внушал уважение — буквально через пару шагов его походка обрела твердость, а легкие покачивания тельца практически исчезли.

— На дом огонь не перекинется — его стены начали поливать водой… — продолжил семенящий за хозяином дворецкий, и они скрылись в темноте…

…Куличом можно было гордиться — как мы и планировали, порывы ветра (и небольшая помощь термического заряда) перекинули пламя на вспомогательные постройки находящегося по соседству с особняком тысячника имения королевского казначея. И через час после начала торжества Геростратии в отдельно взятом квартале практически все население района столпилось перед ажурной оградой поместья главного вдохновителя Великой Войны, наблюдая за тем, как солдаты городской стражи в компании с перепуганными слугами Мрайка пытаются спасти роскошное трехэтажное здание от огня.

Как я и предполагал, сам Мрайк в имении не ночевал: с начала войны он прятался от нашего гнева в дебрях дворцового комплекса Миниона, наверняка выезжая в город крайне редко, только с огромной охраной и в закрытой от постороннего взгляда карете. Однако удара по самому больному месту — по его личному кошельку, — он не перенес. Еще до того, как заполыхала крыша вплотную примыкающей к дому пристройки, из-за поворота улицы Зеленого Холма вынеслась карета, запряженная четверкой взмыленных коней. А за ней — пара десятков всадников охраны: казначей спешил спасать свое честно наворованное имущество!

— Умничка ты у меня… — шепнула стоящая рядом Беата. — Определенно, не зря я тебя подобрала и обогрела. Или подогрела и обобрала?

Я аж поперхнулся — источники появления в словарном запасе моей супруги некоторых выражений являлись загадкой даже для меня.

— Может, все-таки просто завалим? Нафиг он нам нужен, а? — раз пятый с утра поинтересовалась Хвостик.

— Как нафиг? У меня к нему пара вопросов… И лучше бы ему ответить быстро и распространенно… — хмыкнул я, смещаясь так, чтобы оказаться как можно ближе к останавливающейся карете: до начала второй части Марлезонского балета оставалось не так много времени…

…Дверь кареты распахнулась еще до того, как она, двигаясь по инерции, чуть не задавила вздыбившихся коней, однако будущий герой и идейный вдохновитель второй Аниорской войны выбрался их экипажа далеко не сразу. Ждал, пока ему подадут руку, окружат охраной и растолкают собравшуюся перед домом толпу. В общем, мне пришлось ждать вместе с ним — нажимать кнопку пульта дистанционного подрыва спрятанного в кузнице Мрайка баллона с адской смесью Эола раньше, чем казначей окажется в створе ворот, было, как говорят в армии, чревато боком. Во-первых, увеличивался шанс гибели ни в чем не повинных людей, а во-вторых, терялся шокирующий эффект, на который я рассчитывал.

Рев взметнувшегося ввысь пламени вызвал такую панику среди сгрудившихся перед имением людей, что я на миг испугался за супругу: ломанувшиеся в панике подальше от нового пожара зеваки сбили с ног две трети солдат и десяток таких же, как и они, зрителей. И с дикими воплями рванули в разные стороны. Общего веселья добавила и четверка лошадей — забыв про все и вся, они сорвались с места, и, перевернув карету, поволокли ее за собой, сбивая с ног не успевших среагировать бедняг.

— Жесть… — выдохнула Беата, и, чиркнув выхваченным невесть откуда ножом по своей юбке, исчезла. Вернее, ушла в джуше…

Глава 45. Клод

Фраза ее Величества о том, что дикари с Желтого континента не умеют плавать, оказалась не более чем красивой легендой: сообразив, что одними раскачиваниями барк с мели не стащишь, кучка дикарей вспомнила про то, что они в море не одни. И добрых две трети вооруженных до зубов воинов из экипажа обреченного судна попрыгало в воду! Да, плавали они так себе — из полутора десятков ожесточенно работающих руками воинов всего двое действительно плыли, — но, судя по их нешуточному азарту, взять на абордаж ниангский корабль они собирались на полном серьезе. Однако, стоило команде «Осьминога» с арбалетами наперевес выстроиться вдоль правого борта, как энтузиазм атакующих приутих. Ненадолго: знакомые с действием болта на незащищенную тяжелым доспехом шкуру, они довольно шустро отплыли на безопасное расстояние и… остановились. А потом, используя примитивный язык жестов, начали насмехаться над мужеством солдат, не желающих сразиться грудь в грудь, как полагается настоящим воинам.

— Спускайтесь в воду… — жестикулировали они, — и мы вам покажем, что значит мужество…

Тем временем «Осьминога» медленно сносило в сторону — несмотря на то, что приказ Семы спустить паруса был выполнен практически мгновенно, набравшее ход судно упорно не хотело останавливаться.

— Отдать якоря!!! — в голосе Семы, с интересом наблюдающего за дикарями, и зачем-то стягивающего с себя куртку, зазвучала ужасно знакомая сумасшедшинка.

— Ремезов! Я надеюсь, ты не собираешься прыгать за борт? — взвыла Шеина. — Клод! Что ты молчишь?

— А почему бы и нет, ваше Величество? Пусть ополоснется! — усмехнулась баронесса. — Давно хотела посмотреть, что такое «подводный пловец» в родной стихии. А то по одним его рассказам толком ничего не поняла…