Месть самураев

– Совет Сога наверняка попросит тебя. Ты лучше меня знаешь язык. Но будь осторожен.

– Я понял, учитель…

– Сделай так, чтобы их Бог не выглядел таким миролюбивым. Не надо никого дразнить. Добавь о чести и достоинстве. Не упоминай десять заповедей. Их не поймут, как не поняли мы с тобой.

– Да, учитель...

– У нас возникнут проблемы. Также не упоминай об учении Аристотеля, Пифагора и других древних. Их учения о Едином несопоставимы с нашим Единым. Надо научиться разделять это. И если привносить что-то с Запада, то без изменения наших традиций, ибо это опасно для нации и власти императора Мангобэй. Помни об этом.

– Да, учитель…

Долгими ночами у костра они обсуждали эту тему и пришли к выводу, что варвары слабы, а христианство никуда не годится. Предав своего господина Христа, они не умерли все от горя и не сделали сэппуку, а продолжали жить как ни в чем не бывало, при это сочинив целые книги, чтобы оправдать собственное бессилие.

– Нас объявят пособниками и лжецами. Представь их религию более понятной и близкой к нашей, но так, чтобы наши мудрецы могли посмеяться над христианством. Никакого возвышения.

– Но ведь интересно... – Он еще не понял, как соотнести учение о дзенсю[14] и десять заповедей, и есть ли что соотносить вообще, но главный вывод сделал: – Христианство слишком логично, поэтому не несет в себе никакой внутренней работы. Совсем не то, что «двенадцать рисинок истины»[15].

– Да, – согласился учитель Акинобу. – Но опасно. Возможно, мы ее не видим или не понимаем. Но она, несомненно, существует, иначе бы они не писали такие книги.

– Обман может раскрыться. Вдруг эта религия хитрее, чем мы предполагаем, и дело повернут так, словно мы искажаем, как его… христианство. Они не знают истинного сердца Будды. В этом их непоследовательность.

– Ты рассуждаешь, как зрелый человек. Я рад, что годы учения не прошли даром. Скажешь, что плохо знаешь язык, и вообще, не очень выпячивайся. У тебя молодая жена. Что-то мне подсказывает, что нас не случайно послали. Хорошо, если за этим не таится заговор.

– Слушаюсь, сэйса… – Натабура вопросительно посмотрел на учителя Акинобу.

– Наверное, мечтали, что мы сломаем шею, – пояснил Акинобу беспристрастным тоном и подумал, что, похоже, знает имя врага.

– Что же от нас хотели, сэйса? – взволнованно спросил Натабура и вспомнил, что по пути в Лхасу, в долине реки Дзачу на них напал вонючий яма-yба[16]. Неужели и его подослали? Он пришел за едой и за Юкой. В схватке с ним пострадали все, даже Язаки, который, однако, оказался хитрее и проворнее и, несмотря на то что яма-уба напустил на всех смертельный сон и подсыпал в еду отравы, умудрился ранить его. Три дня они лежали в бреду, залечивая раны и прислушиваясь, как яма-yба бродит невдалеке, стеная и охая, призывая в помощь духов гор, но не смея приблизиться, потому что Натабура и учитель Акинобу как могли посылали в его сторону стрелы, а он отвечал градом камней. И потом они его еще долго слышали, пока не вышли из долины, не поднялись на перевал и не попали в горы. Здесь их ждали другие духи, но они были бестелесны, как утренний туман: како – дух жажды, гуциэ – дух усталости – маленький, кривоногий и лохматый, пакко – дух голода, подгоняющий острыми шипами, и еще с десяток-другой духов, таящихся за каждым кустом или кочкой. Все они прятались, потому что после разделения Миров боялись гнева Сайфуку-дзин[17] – двенадцати Богов-самураев, которым Богиня Аматэрасу[18] поручила следить за ними, водворять на место жительства, а при неповиновении – распылять в лучах солнца.

– Я тоже ломаю голову. Надо быть внимательными, не нравится мне кантё. Если мы попали к вако[19], они своего не упустят. А еще мне не нравится, что наш повар шпионит.

– Пусть шпионит, сэйса, мы его обманем, – сказал Натабура, улыбаясь.

На самом деле, Бугэй ему нравился, хотя и выглядел хитрованом. Он чем-то неуловимо напоминал Язаки, только был понаглее.

– Поручи Язаки, – предложил вдруг Акинобу. – У него хорошо получается. В этом деле нам не поможет даже магатама – знак духовной власти, а Язаки справится.

Однако не добавил, что Язаки настолько наивен, что в своей наивности кого угодно мог обвести вокруг пальца.

– Да, учитель, я понимаю.

О чем они разговаривали, Юка и Язаки узнали через кокой[20]. Груз беречь, быть настороже и держать рот на замке. Последнее в основном относилось с Язаки, потому что он любил заводить новые знакомства и в дружеском порыве мог проболтаться. А за куриную ножку – даже продать мать родную. Правда, ни матери, ни отца, ни братьев, ни сестер он не имел. Язаки остался круглым сиротой. Всему виной был Натабура, но эта давняя история постепенно забывалась.

Кантё Гампэй, делая вид, что всматривается в горизонт, незаметно наблюдал: пассажиры поели, вяло зевая, побродили по палубе и снова завалились спать, велев не будить их до самого Такао[21].

Прозрачное осеннее небо покрылось перистыми облаками, предвещавшими ветренную погоду. Джонка «Кибунэ-мару» бежала легко и быстро, вспарывая морские воды. И даже обычные для этого времени года шквалы не тревожили ее мачт. Кантё Гампэй решил, что пассажиры, даже странный пес с крыльями, приносят удачу. Да и деньги хорошие – десять рё. Десять рё – за десять дней. Когда еще найдешь такой заработок? Благодарю тебя, Сусаноо-но-Микото, произнес он, решив, что Бог Ураганов и Подземных Царств благоприятствует ему. Благодарю за случайные деньги и хорошую погоду.

На второй день кое что было замечено.

– Кантё, кантё… – в дверь каюты поскребся Бугэй.

– Чего тебе? – кантё Гампэй только проснулся и еще плохо соображал, к тому же как всегда болело левое колено.

– Таратиси кими, он… он спал с юношей… – кланяясь, сообщил Бугэй.

В этот момент качнуло, и Бугэй ударился лбом о косяк.

– Кто – он?.. – сонно вздохнул кантё.

Ах, эти очередные сплетни, вяло подумал он. Что еще может быть новенького на моем корабле?

– Натабура!..

– Кхе… Он сам юноша, – перевернулся кантё Гампэй на другой бок.

– Таратиси кими, с тем юношей, который худой… – осторожно потрогал шишку Бугэй.

– Я сам люблю худых. Жаль, что ты толстый и жирный, – засмеялся кантё Гампэй, на мгновение забыв о колене.

Повар Бугэй льстиво улыбнулся. Он привык и не к таким шуткам.

– Я принес завтрак, они втроем за дверью…

– А третий кто?

– Собака…

– Собака? – обычно узкие глаза кантё стали круглыми, углы властного рта поползли к подбородку.

– В смысле, медвежий тэнгу…[22]

– Тэнгу?

– Нет, вы не поняли, таратиси кими, он спал с юношей, который девушка.

– Девушка?! – еще больше удивился кантё Гампэй и окончательно проснулся – Быть такого не может!

– Я видел… я все видел… – возбужденно затараторил повар, – у нее длинные темно-рыжие волосы. Она их прячет под своей шапкой, – проникновенно добавил Бугэй не из-за угодливости, а из-за страха снова впасть в немилость.

– Ишь ты… хм… – вымолвил кантё Гампэй, садясь в постели и с трудом скрещивая ноги. –Это ж надо!

Новость была интригующей. С одной стороны, все правильно: женщины всегда привлекают внимание, поэтому и путешествуют в мужской одежде. С другой стороны – это могли быть какие-нибудь заговорщики или… или… Кантё Гампэй хлопнул себя по лбу, призывая в свидетели родцэ – духа догадки. А вдруг это жена Камаудзи Айдзу – правителя восьми провинций и главного заговорщика, бежавшая с возлюбленным? Тогда можно попасть в нехорошую историю за недонесение властям. Поди докажи, что ты ни при чем: не заговорщик и не бунтарь. Кто же они? – ломал он голову, не очень-то веря в то, что пассажиры заговорщики, но полагая, что на этом можно заработать. Надо разузнать до того, как мы прибудем в Хаката. Тогда… тогда… тогда их бесценный груз, в который они вцепились, как клещи, может достаться и мне. Вдруг там куча золота, раз они, не торгуясь, заплатили десять рё?!

– Вот что, – велел он повару, – ты пока с командой не болтай. Понял?!