Страница 1 из 36

Ожерелье королевы

Дюма Александр

Александр Дюма

Ожерелье королевы

Перевод с французского

Разработка серии Е. Соколовой

Оформление переплета Н. Ярусовой

В коллаже на обложке использованы репродукции работ художника Александра Рослина

Пролог

1. Старый дворянин и старый дворецкий

В один из первых дней апреля 1784 года примерно в три часа с четвертью пополудни наш старый знакомец, убеленный сединами маршал де Ришелье, подправил брови ароматической краской, оттолкнул рукою зеркало, которое держал камердинер, сменивший, но не полностью заменивший преданного Рафте, покачал головой и со свойственным одному ему выражением промолвил:

– Ну что ж, теперь недурно.

Он встал с кресла и залихватским щелчком стряхнул пылинки белой пудры, просыпавшиеся с парика на короткие штаны из небесно-голубого бархата.

Затем, оттягивая носок и плавно скользя по паркету, он проделал несколько кругов по туалетной комнате и позвал:

– Дворецкого ко мне!

Минут через пять появился дворецкий, одетый в парадную ливрею.

Маршал принял серьезный, соответствующий обстоятельствам вид и осведомился:

– Надеюсь, вы подготовились к обеду как следует?

– Разумеется, ваша светлость.

– Я ведь передал вам список приглашенных, не так ли?

– И я в точности запомнил их число, ваша светлость. Девять персон, правильно?

– Персоны персонам рознь, сударь.

– Да, ваша светлость, но…

Маршал прервал дворецкого нетерпеливым жестом – едва заметным и вместе с тем величественным.

– «Но» – это не ответ, сударь мой! И кроме того, всякий раз, когда я слышу слово «но» – а за восемьдесят восемь лет я уже слышал его не единожды, – мне, как это ни прискорбно, становится ясно, что далее последует какая-нибудь глупость.

– Ваша светлость!..

– Во-первых, в котором часу вы собираетесь подать обед?

– Буржуа обедают в два, ваша светлость, судейские – в три, а знать – в четыре.

– А я, сударь?

– Сегодня вы, ваша светлость, будете обедать в пять.

– В пять, вот как?

– Да, ваша светлость, как король.

– Почему же как король?

– Потому что в списке, который я имел честь от вас получить, присутствует имя короля.

– Отнюдь, сударь мой, вы ошибаетесь; на сегодня я августейших особ не приглашал.

– Ваша светлость изволит шутить со своим преданным слугой, и я благодарю вас за оказанную честь. Но среди приглашенных есть господин граф Хага…

– Так что ж?

– Но ведь граф Хага – король.

– Короля с таким именем я не знаю.

– Прошу меня извинить, ваша светлость, – поклонившись, проговорил дворецкий, но я думал, я полагал…

– Думать вам никто не приказывал, сударь мой! Полагать что-либо – это не ваше дело. Вам надобно только читать распоряжения, которые я отдаю, без каких бы то ни было рассуждений. Когда я желаю, чтобы вам что-либо было известно, я говорю об этом, а коль скоро я молчу, значит, не хочу вас ни во что посвящать.

Дворецкий поклонился снова – на сей раз даже с большим почтением, чем если бы перед ним находился сам король.

– Поэтому, сударь, – продолжал старый маршал, – раз я августейших особ не приглашал, извольте накормить меня обедом как всегда, то есть в четыре часа.

При этих словах лицо дворецкого исказилось так, словно ему только что объявили смертный приговор. Он побледнел и даже несколько согнулся под тяжестью нанесенного удара.

Затем, собрав в отчаянье последние силы, он выпрямился и отважно возразил:

– Пусть будет так, как угодно Господу, но вы, ваша светлость, отобедаете в пять часов.

– Это еще почему? – вскинулся маршал.

– Потому что подать обед раньше физически невозможно.

– Сударь мой, вы служите у меня уже лет двадцать, если не ошибаюсь? – спросил старик, надменно покачав головой, которой возраст, казалось, еще не коснулся.

– Двадцать один год, месяц и две недели, ваша светлость.

– Так вот, сударь мой, к двадцати одному году, месяцу и двум неделям вы не прибавите более ни дня, ни даже часа. Понятно? – нахмурившись и поджав тонкие губы, ответствовал маршал. – Сегодня вечером можете начинать подыскивать себе нового хозяина. Я не потерплю, чтобы слово «невозможно» произносилось у меня в доме. Привыкать к нему в моем возрасте уже поздно: у меня нет на это времени.

Дворецкий поклонился в третий раз и проговорил:

– Сегодня вечером я возьму у вашей светлости расчет, однако до самой последней минуты буду отправлять свою службу как должно.

С этими словами он отступил на два шага к двери.

– Что значит «как должно»? – вскричал Ришелье. – Зарубите себе на носу, сударь: здесь все должно делать так, как мне нужно! Я желаю обедать в четыре, и мне не надобно, чтобы вы сажали меня за стол на час позже.

– Господин маршал, – сухо отозвался дворецкий, – я служил экономом у его светлости принца де Субиза и управляющим у его светлости принца кардинала Луи де Рогана. У первого из них изволил обедать раз в год его величество покойный король Франции, у второго – его величество император австрийский изволил обедать раз в месяц. Поэтому, ваша светлость, я знаю, как следует принимать коронованных особ. У принца де Субиза король Людовик Пятнадцатый бывал под именем барона де Гонесс, но все равно это был король. У другого из них, то есть у принца де Рогана, император Иосиф называл себя графом Пакенштайнским, но все равно это был император. Сегодня вы, господин маршал, принимаете графа Хагу, но, как вы его ни назовете, он все равно останется королем Швеции. Или сегодня вечером я покину ваш дом, господин маршал, или с господином графом Хагой здесь будут обращаться как с королем.

– А я уже битый час пытаюсь вам это запретить, поскольку граф Хага желает сохранить самое строгое и непроницаемое инкогнито. Узнаю, черт возьми, дурацкую суетность лакейских душонок! Не корону вы чтите, а себя, пользуясь для этого нашими экю!

– Я и в мыслях не допускаю, – колко парировал дворецкий, – что ваша светлость всерьез говорит о деньгах.

– Ну что вы, сударь, – в некотором смущении запротестовал маршал. – Деньги! Да кто говорит о деньгах! Прошу вас, не надо ставить все с ног на голову, я только хотел подчеркнуть, что не желаю, чтобы здесь упоминали о короле.

– Но, господин маршал, за кого вы меня принимаете? Неужто вы считаете, что я способен на столь необдуманный поступок? Никто не собирается упоминать о короле.

– Тогда не упрямьтесь и приготовьте обед к четырем часам.

– Это невозможно, господин маршал, так как в четыре еще не прибудет то, чего я жду.

– Чего же вы ждете? Какую-нибудь рыбу, как господин Ватель[1]?

– Вот еще, при чем тут Ватель, – пробормотал дворецкий.

– Вам, кажется, не по вкусу такое сравнение?

– Да нет, просто благодаря удару шпагой, которым он покончил с собой, господин Ватель приобрел бессмертие.

– Ах, так вы полагаете, что ваш собрат заплатил за славу слишком дешево?

– Нет, ваша светлость, но подумайте сами: сколько таких же, как я, дворецких мучаются, сносят обиды и унижения гораздо худшие, нежели удар шпагой, и тем не менее не обретают бессмертия!

– Но не думаете ли вы, сударь мой, что для бессмертия нужно быть либо членом Академии[2], либо мертвецом?

– Коли на то пошло, ваша светлость, лучше уж оставаться в живых и исполнять свой долг. Не стану я умирать и исполню свой долг так же, как это сделал бы Ватель, будь господин принц Конде чуточку терпеливее и подожди он еще с полчаса.

– Но вы же посулили мне какие-то чудеса? Весьма ловко с вашей стороны.

Дворецкий принца Конде. Готовя обед в честь Людовика XIV, он увидел, что рыба не доставлена вовремя, и в отчаянии закололся шпагой.

Членов Французской Академии называют «бессмертными», потому что на место одного умершего из 40 ее членов немедленно избирают другого.