Взмах ножа (сборник)

Возвращаясь в «Джексон Армз», он зашел в какой-то подъезд и подзаправился как следует, хорошо зная, что по крайней мере два дня еще будет витать в облаках. Когда он переходил улицу, направляясь к дому номер 337–11, у него звенело в ушах и по всему телу бегали мурашки. Однако Борн не мог не удивиться, заметив сломанный замок на двери в подъезде. И вправду, что-то не так в этом раю. — Разломанные стальным прутом и оторванные от стены почтовые ящики висели, как поломанные зубы. В лифте пахло мочой, и дверь закрывалась неплотно. Кабину лифта трясло так, что ему вспомнились родные трущобы.

Как он и ожидал, квартира 3Х закрывалась на два болтовых замка, дополнительно к той защитной системе, которую ставил хозяин дома. Дохлая Собака объяснил ему основы вскрытия замков еще на Райкерсе, но сейчас у него не хватило бы терпения подбирать отмычки. Он знал, что должен быть гораздо более короткий путь, чтобы проникнуть к корейцам, но для этого нужно понять, как располагаются квартиры в «Джексон Армз». Миллер спустился вниз, зашел во двор и начал взбираться по пожарной лестнице.

Было около трех часов дня, когда большинство домашних хозяек, собрав своих чад, удалились на кухню. Солнце начало опускаться за линию горизонта. Оно едва просвечивало сквозь легкие набегающие облака. И то и другое было, бесспорно, на руку Борну Миллеру, но об этом он даже не думал. Борн считал, дело уже сделано, и остановился на площадке у первого этажа. Он зажег свою трубку, прислушиваясь к голосам, доносившимся из квартиры 1X.

Через пять минут Борн оказался около окна и не без страха уставился в него. Затем, держась за перила, перебрался на карниз и уже готов был разбить стекло рукояткой пистолета, как рама вдруг легко поднялась, и он практически беззвучно попал внутрь квартиры. На какое-то время Борн замер, припав к краю кровати. Квартира была пуста. Он чувствовал только успокаивающий шепот наркотика, который танцевал вдоль спинного мозга. Все еще настороже, Миллер прошел по комнатам, аккуратно открывая двери. «Инструмент» 44-го калибра он держал в руке.

Миллер знал, самое главное при квартирной краже — это зайти и выйти как можно скорее. Как в банке, каждая секунда на счету. Разве что ты под кайфом, голова забита всякой чертовщиной или просто надеешься — хозяева-кретины не появятся.

Борн Миллер усмехнулся, засунул ствол своего «бульдога» за пояс и вытащил трубку. На этот раз наркотик осветил то, что называлось «зоной безопасности». У него был пистолет, двенадцать почти полных пузырьков с белым веществом и карман, набитый двадцатидолларовыми банкнотами. Он надеялся здесь еще как следует пополнить свой бюджет — он поможет ему попасть не просто в «зону безопасности», а в Пещеру Неприкасаемых. Борн чувствовал себя свежим и готовым ко всему.

Он начал с самой дальней комнаты — спальня родителей. Стал вспарывать матрасы и подушки, разгребая желтый поролон. Потом принялся за шкафы, вытаскивая ящики, переворачивая их, и просматривал содержимое. Ему попалась коробочка с драгоценностями, в которой он нашел только дешевые костюмные аксессуары, и расплющил всю эту дребедень кулаком на крышке комода.

«Ну же, ну, покажи мне, где твое золото!» — приговаривал он. Ага, из потайного ящика выпирали две цепочки и золотые серьги. Борн засунул их в карман, он знал, что это только начало. Затем отодвинул от стены два шкафчика, осмотрел их задние стенки в поисках прикрепленных изолентой пакетиков. Потом перевернул шкафы, чтобы проверить, нет ли чего на дне. Стенное зеркало он разбил на кусочки.

Миллер уже чувствовал себя хозяином положения. Пот выступил у него на лбу. Учеба на Райкерс-Айленд пошла на пользу, он чувствовал себя таким крутым. Полюбуйтесь, как он тут работает!

Он снял большой крест, висящий на стене, и собирался на него помочиться. Он покажет этим придуркам, что о них следует думать! Борн Миллер бросил крест на кровать, и вдруг его задняя стенка отвалилась. Выпал сверток банкнот. На гору одежды, брошенную поверх разорванного матраса.

Банкноты были двадцати- и пятидесятидолларового достоинства, толстенная пачка. Он с вожделением сжал их в руке, как будто это была грудь любовницы. Кто-то тихо прошептал: «А теперь сматывайся! Быстро зашел и быстро вышел». Это был голос Дохлой Собаки. Но все слишком удачно складывалось, чтобы прислушиваться к советам посторонних. Миллер сел на край кровати, достал трубку и довел себя до нужной кондиции. Он уже готовился посчитать добычу, как вдруг услышал щелчки многочисленных замков — звук закрывающейся входной двери и певучий говорок старой женщины, которая отчитывала за что-то ребенка.

Борн Миллер спокойно огляделся. «Посмотрим, что за чертовщина!» — тихо прошептал он. Трубка все еще была у него в руке, и ему хотелось зажечь ее вместо того, чтобы готовиться либо к побегу, либо к борьбе. Но он решил с тем и другим подождать и пошел к открытому окну мимо разгрома, который собственноручно учинил. Старая женщина (он представлял себе ее морщинистое лицо и глубоко посаженные глаза — такие узенькие, что они казались черными черточками, окруженными желтой кожей) все еще продолжала что-то бормотать. Почему он должен кого-то бояться? В его памяти промелькнули первые годы в школе и несколько узкоглазых детей, которые всегда все знали, и их желтые бабульки встречали внуков, чтобы без приключений доставить их домой.

Миллер посмотрел на оконный карниз и представил себе, как выберется наружу и перепрыгнет на пожарную лестницу. В свое время он сделал бы это не раздумывая, чтобы произвести впечатление на своих дружков, но Дохлая Собака потом вышиб эту ерунду из его башки.

— Ты вошел через окно, а выйди в дверь, — наставлял его Дохлая Собака, когда они вместе лежали на койке в камере. — И никогда не бери того, что не можешь унести в карманах: никаких телевизоров, никаких видаков, никаких стерео… Понимаешь, о чем я говорю? Не давай повода к обыску. А как только вышел из двери, уже можешь не торопиться и спокойно, добираться до дома.

Вот я и выйду в дверь, подумал он, никакие узкоглазые не заставят Борна Миллера выпрыгивать из окна. Елки зеленые, чего бояться парню, у которого на ногу давит «бульдог» 44-го калибра.

Он подкрался к двери комнаты и прислушался. Старуха и ребенок все еще продолжали болтать, и резкие, ничего не значащие для него звуки отдавались в голове. Ему снова дико захотелось покурить, но он знал, что не сможет этого сделать, пока не разберется с той сукой. Миллер уже хотел вломиться в коридор и покончить с ней, но вспомнил еще один совет Дохлой Собаки — надо оставаться хладнокровным, иначе рискуешь все испоганить. Если уж говорить откровенно, именно из-за своей нетерпеливости он и попал на Райкерс. Быстро, все еще прислушиваясь к голосам, Борн вытащил из кучи барахла, сваленного на кровати, колготки, разорвал их пополам и получившийся чулок натянул на лицо. «О'кей, старуха, — прошептал он, — вот и я!»

Он опустился на колени и посмотрел в замочную скважину. Старушка вела ребенка по коридору в туалет. Девочка не больше трех или четырех лет была совсем крошечной. Она тихо плакала. Бабушка казалась совершенно без возраста, а ее тело, засунутое в розовое домашнее платье, как в мешок, походило на толстую сардельку. Глаза старухи — он их хорошо видел, потому что она шла прямо на него, — были глубоко запрятаны на морщинистом, цвета слоновой кости, лице.

Миллер подождал, пока между старухой и дверью осталось ровно столько места, чтобы выскочить в коридор с поднятым над головой пистолетом. Старая женщина смотрела на него распахнувшимися от испуга глазами, которые стали почти такими же круглыми, как и его.

— Это тебе на пользу, сука, — сказал он, ударяя старуху рукояткой пистолета по голове. — Теперь у тебя глаза будут круглые, и люди подумают, что ты белая.

Миллер еще раз замахнулся на старуху пистолетом, но она уже падала на коричневый ковер. Кровь капала с концов ее черных жестких волос, а домашнее платье задралось, обнажив тяжелые круглые бедра. Борн Миллер глазел на ее ноги и белый кусок ткани между ними.