Взмах ножа (сборник)

Детишки остановились и начала трепаться. Миллер видел, как двигались их губы, но он не мог слышать, что они говорят. А потом случилось чудо. Два мальчика ушли по направлению к парку Риверсайд, а третий — тот самый, с цепочкой, расстегивая ширинку, — свернул в маленький переулочек, расположенный за домом.

У Миллера все так и подпрыгнуло внутри, как будто он уже набивал трубку. Кусок шлакобетона, который кто-то бросил у окна, казалось, сам так и прыгнул ему в руку. Мальчик с цепочкой оказался прямо под Миллером, как бы ожидая, когда на него опустится десница Господня. И Борн, наклонясь через пустую оконную раму, бросил этот кусок шлакобетона, как бомбардировщик метал бомбы на Берлин во время Второй мировой войны.

Кусок проплыл в воздухе и мягко, словно парашютист на весеннюю лужайку, опустился на голову мальчишке. Звук удара был отчетливо слышен. Мальчик упал на тротуар и, лежа уже неподвижно, все еще мочился, а кровь текла по его лицу. Под головой подростка образовалась целая лужица.

Борн Миллер отнес цепочку в ломбард в Чайнатауне. Там ее немедленно купили по сотне долларов за унцию. Старик в ломбарде так и пронизывал Миллера взглядом своих маленьких глазок из-за стекол толщиной в два дюйма. Старик получит в три раза больше, если продаст цепочку ювелиру. Но Борну было все равно. Эта чертова вещичка весила более двенадцати унций, и он с наслаждением почувствовал тяжесть денег, которые засунул в свои поношенные «ливайсы». Теперь у него было достаточно баксов, чтобы и покайфовать, и встать на ноги.

— Послушай, старик, — сказал он китайцу перед уходом, — где у вас тут телефон? Мне надо сделать важный звонок.

Старик разразился потоком слов на китайском, но Миллер не был этим оскорблен.

— Пока, маленький китаец, — попрощался он. — Не ешь слишком много пресмыкающихся.

Миллер нашел телефон на углу, который не только работал, но — уже совсем чудеса — был не занят. Он набрал номер Дохлой Собаки.

— Говорите, — послышалось в трубке.

— Это ты, Дохлая Собака? — спросил Миллер.

— Борн Миллер?

— Именно так меня зовут. И я любитель героина. — Он пытался казаться учтивым. Дохлой Собаке всегда нравилось, когда Джонатан был именно таким.

— Слушай, парень, — сказал Дохлая Собака. — Ты и есть тот человек, которого я искал. У меня на тебя виды. Мы берем под опеку новую территорию, и ты будешь там основным моим банкиром.

Миллеру показалось, что он снова на Райкерс-Айленд. Он слушал и кивал. Как правило, операции с наркотиками производились с помощью двух человек: банкира, который собирает деньги, и мула, который выдает товар. Сразу двоих ограбить не так-то просто. Дохлая Собака как раз разместил новую точку по торговле наркотиками в Куинсе.

— Нетронутая территория, понимаешь, о чем я говорю? Никакой конкуренции. Сначала мы будем работать в квартирах, но уже через месяц — на улице. Только предложим этим белым и желтым парням хороший крэк, и у нас будет больше покупателей, чем сможем обслужить. Понимаешь, о чем я говорю? Если только у тебя будет голова на месте, ты станешь очень богатым черножопым, и очень скоро.

Борн Миллер запомнил адрес, который дал ему Дохлая Собака, но, повесив телефонную трубку, тут же направился в район Боуэри в восточной части города. Там всегда можно найти любой наркотик. Первого продавца он увидел на Аллен-стрит. Тот продал ему двадцать пузырьков с крэком и порядком потрепанный «чартер армз бульдог» 44-го калибра. Все это обошлось в три сотни долларов, и продавец еще добавил дюжину пакетиков — на добрую память.

Было приятно ощущать за поясом пистолет, своего рода страховой полис на случай нападения какого-нибудь подонка, который захотел бы все у него отобрать, так же как он сам недавно содрал золотую цепочку с шеи того мальчишки. Борн уже собирался в Куинс, но все же сначала заскочил в притон, чтобы курнуть совсем чуть-чуть. Там он два дня без остановки тянул трубку. На третий день у него случилась вспышка паранойи, и он сумел сообразить, что если немедленно не убраться отсюда, то предложение Дохлой Собаки и в самом деле станет «дохлым». Через два часа Миллер стоял напротив дома номер 337–11 по Тридцать седьмой улице, удивляясь, какую дурацкую идею подсунул ему Дохлая Собака. На улице не было ни одного черного лица, кроме трех грузчиков, складывающих мебель в грузовик. Рабочая одежда Борна состояла из грязнущих «ливайсов», дешевых кроссовок, удлиненного пиджака, цвет которого менялся от черного к синему, и никудышной бейсболки с надписью «Янки». Волосы коротко подстрижены без всяких модных штучек, которые черные парикмахеры иногда выбривают на черепах своих клиентов.

— На этих улицах надо вести себя очень спокойно, старик, — объяснил Дохлая Собака. — У этих ребят дорогие машины, у них есть что украсть. Но попробуй только нахамить одному из них — он тебя и через двадцать лет достанет! У этих свиней денег сколько хочешь, и они могут себе позволить ждать. Ты понимаешь, о чем речь?

Но о каком хладнокровии можно говорить, находясь в районе, где узкоглазые сходят за белых. Если открытие притона здесь не «хамство», то тогда он не наркоман. Борн Миллер, родом из Гарлема, знал, что такое дома, сдаваемые внаем. Он научился спокойно чувствовать себя в ситуациях, которые парализовали бы обычного городского жителя. Например, мог безлунной ночью проникнуть в брошенное здание в поисках продавца наркотиков или добычи.

Кругом были многоквартирные дома или коттеджи на две семьи. Борна поразила чистота. Даже кустики и лужайки выглядели так, будто здешние жители противопоставили себя остальному населению.

И как Дохлая Собака мог быть таким идиотом? Да любого, кто попробует работать на этих улицах, заберут через минуту! В такое место имеет смысл приехать, быстро кого-нибудь грабануть, а затем смотаться в Корону, где все свои. Но как только он собрался уходить, из двери дома номер 337–11 вышла чернокожая женщина Иоланда Монтгомери и направилась в сторону Бродвея.

— Да, старина, — вслух сказал Борн Миллер, — эта сестричка одна из наших. Здесь все не так просто.

Миллеру не нравилось, когда что-то не сходилось. Ему не нравилось, когда его путали. В тюремной жизни никогда ни в чем не запутаешься, и это его устраивало. В тюряге всегда все напрямик. Не так, как здесь. Он понимал сейчас, после двухдневного кайфа, что не готов ко всему этому. Но и уйти ни с чем тоже не мог. Подыскав подходящую лестницу в подвал, которой, как видно, никто никогда не пользовался, он сразу же вытащил свою трубку.

Через пять минут все было в норме, но Борн так и не заставил себя войти в дом.

— Да, я не готов к этому, — прошептал он, чувствуя мерное биение пульса в висках. — Дохлая Собака знает, как я ненавижу этих белых сосунков. Но мне здесь не развернуться.

Под кайфом трудно стоять на месте, и он двинулся по Тридцать седьмой улице, пытаясь смешаться с прохожими. Но прохожие были в основном белыми или узкоглазыми, что делало его еще более заметным среди них. Он чувствовал себя, как беззубый тигр в стаде слонов. Если бы они на него наступили, то он был бы раздавлен в ту же секунду.

Подчиняясь внезапному импульсу, Борн зашел в продуктовый магазин. Он не ел два дня. Может быть, яблоко или виноград пойдут ему на пользу. Выбирая яблоки, он заметил, что Ми Сак Пак наблюдает за ним. В ее взгляде не было ничего необычного. Казалось, она даже рада посетителю, но Борн Миллер почувствовал в ней ярость, такую же непримиримую, как во взглядах офицеров на Райкерс-Айленд. Почему эта проклятая азиатка уставилась на него, чего глазеет? Миллер ненавидел корейцев еще больше, чем евреев. Евреи по крайней мере брали черных на работу, используя их как ширму. А эти сволочи не доверяют никому.

Он подошел к кассе, глядя кореянке прямо в глаза. Если бы эта сука была еврейкой, подумал он, она бы уже отвернулась. Но азиатов тяжело понять, черт бы их подрал. Он ничего не мог прочесть в ее глазах. Между тем она взяла яблоки, бросила их на весы и привычно нажала кнопки кассы. Когда он заплатил, она положила мелочь на прилавок, игнорируя его протянутую руку, и стала обслуживать следующего покупателя. В этот момент беспокойство, охватившее его, превратилось в злость. Оба кармана набиты пузырьками с крэком, за поясом тяжесть пистолета 44-го калибра — почему он должен бояться эту узкоглазую. Борн Миллер был «вором по случаю» и был рад поживиться всем, что плохо лежало. Поэтому, когда взгляд его упал на конверт от компании «Телефоны Нью-Йорка», лежащий на прилавке, он автоматически запомнил написанный на нем адрес: Янг-парк, 337–11, Тридцать седьмая улица, квартира 3Х. Борн еще раз окинул взглядом магазин, сосчитав всех азиатов, работающих здесь. Корейцы всегда вкалывают, бизнесом, как правило, занимается вся семья, особенно если дело прибыльное. Может быть, он ненадолго остановится в квартире 3Х, чтобы посмотреть, что же ему собирается предложить Дохлая Собака. Все знают, азиаты не доверяют банкам. Вероятно, какие-нибудь деньжата и завалялись там под матрасом.