Гогенцоллерны

Но расчет Бисмарка был более на будущее, чем на настоящее. В 1866 г., накануне войны с Австрией, общественное мнение Германии не сложилось окончательно и в общем было неблагоприятно для политики Бисмарка. Он слишком запугал общество своей решительной, не останавливающейся перед открытым нарушением конституции политикой; кроме того, цели войны не представлялись в достаточной мере ясными, и неповоротливые умы немецких бюргеров не могли в то время еще достаточно осмыслить, какое значение в истории германского объединения займет предстоящая война с Австрией. Именно в этой неясности целей войны и упрекал Бисмарка в своем манифесте «Национальный союз».

Но Бисмарк верно рассчитывал на оправдание своих действий post factum, и расчет оправдался. Известен исход австро-прусской войны; несмотря на то, что на сторону Австрии стали Ганновер, Кургессен, Нассау, Саксония и Южная Германия (Бавария, Баден, Вюртемберг), Пруссия без большого труда, опираясь на союз с Италией, разбила своих противников. Ганноверская армия капитулировала через две недели после начала военных действий; Саксония была занята без боя, и вслед за этим наступила очередь Австрии. Прусское ружье Дрейзе оказалось неизмеримо выше вооружения австрийского пехотинца, прусские генералы, во главе которых стоял Мольтке, дальновидностью и способностью к самостоятельным действиям намного превосходили австрийских; смелое и решительное наступление пруссаков сразу перепутало все планы австрийского штаба, построенные на соображениях осторожного ведения кампании; австрийская система действий сомкнутыми рядами повела к страшным опустошениям в рядах австрийской армии, между тем как пруссаки на открытых местах предпочитали рассыпаться цепью и вообще обнаружили умение считаться с условиями почвы и местности. При таких условиях разгром австрийской армии был необычайно стремительным: Австрия объявила войну 17 июня; через две недели после этого 3 июля австрийцы были наголову разбиты при Содовой, а еще через две недели прусская армия стояла уже под стенами Вены. Еще раньше другой прусской армией были разбиты войска южногерманских государств. Победа пруссаков была полная, но Бисмарк не находил невыгодным для Пруссии, ни даже возможным чрезмерно унижать Австрию. Его задачей было только уничтожение того противодействия,, которое он неизменно встречал в лице Австрии на пути к объединению Германии под главенством Пруссии. При крайне опасном международном положении Пруссии, граничившей с запада и востока с двумя сильными державами, Россией и Францией, готовыми при первом удобном случае занять враждебную по отношению к ней позицию, наживать для своего отечества нового непримиримого врага в лице Австрии Бисмарк отнюдь не хотел. Поэтому он настаивал перед королем Вильгельмом, чтобы Пруссия отказалась и от триумфального вступления в Вену, что осталось бы навсегда тяжелым воспоминанием для австрийцев, и, главное, от территориальных уступок в пользу Пруссии. В первом случае король уступил сравнительно легко, но по вопросу об отказе от территориальных приращений Бисмарку пришлось употребить много красноречия и энергии, чтобы убедить короля и его окружение. В конце концов король уступил и здесь своему более дальновидному министру, и Австрия в результате войны потеряла только одну венецианскую область, отданную ей Италии (кроме, конечно, своих прав на Шлезвиг и Голштинию; эти герцогства были переданы в единоличное владение Пруссии). Зато Пруссия постаралась вознаградить себя за счет второстепенных государств Германии. Теперь, наконец, настал удобный случай для уничтожения чересполос-ности прусских земель, и Пруссия воспользовалась им в полной мере. К ней были целиком присоединены Ганновер, Кургессен, Нассау, город Франкфурт-на-Майне и некоторые более мелкие территории (небольшие области в Баварии и в Гессен Дармштадте). Вместе с Шлезвигом и Голштинией это составляло около 1300 квадратных миль и 4300 тысяч населения (до этих присоединений в Пруссии было около 20 миллионов населения).

Победа была одержана, и Вильгельм I уже думал воспользоваться внешними успехами своего оружия для реакционного поворота во внутренней политике. Несмотря на весь его практический ум, его симпатии всегда были на стороне консерваторов, и он думал, что теперь, после двух победоносных войн, общество не будет противодействовать усилению королевской власти. Он не думал возвращаться к чистому монархизму, но ему казалось, что теперь возможно изменить конституцию в сторону увеличения прав короны. Феодально-юнкерская партия поддерживала его в этом, и от нее к нему даже была отправлена делегация с просьбой пересмотреть конституцию. Но Бисмарк оказался гораздо дальновиднее и короля, и своих прежних политических друзей, он знал, что повернуть на путь реакции после победоносных войн нетрудно; но ему ясно было и то, что реакционная политика — плохое средство для достижения германского единства и что объединить Германию можно было только при поддержке общества. Поэтому удачи внешней политики он хотел употребить иначе, чем король, а именно — воспользоваться ими не для усиления королевской власти, а для примирения с обществом. Он видел, что теперь прусское общество охотно простит ему его прежнюю автократическую политику, приняв во внимание, к каким блестящим результатам она привела. Поэтому он стал убеждать короля, чтобы тот обратился к парламенту с просьбой сложить с министерства ответственность за расходование денег, собранных со страны без разрешения палаты. Король после долгих возражений уступил и здесь, так как Бисмарк уже оказал на него неограниченное влияние. В заседании палаты Вильгельм произнес речь, в которой признал, что «государственные расходы за последние годы не имеют того законного основания, которого требует ст. 99 конституции». Правда, король не выражал раскаяния в безбюджетном управлении страной и, ссылаясь на жизненные интересы страны, заявлял, что в случае повторения прежних обстоятельств он вынужден был бы поступить также; но было уже большой уступкой конституционному режиму то, что король просил для своего правительства индемнитета16 за расходование неутвержденных палатой налогов и сам первый протягивал народным представителям руку примирения, выражая надежду, что «последние события будут содействовать необходимому соглашению» и что теперь «будет навсегда прекращен конфликт, продолжавшийся до сих пор».

Палата охотно приняла протянутую ей руку примирения. Еще до начала парламентской сессии, в которой король произнес свою знаменитую речь, произошли новые выборы, на которых прогрессисты потерпели поражение. Это было показателем настроения страны и, главным образом, конечно, буржуазии, которая теперь начинала понимать, какие перспективы для нее сулит энергичная политика Бисмарка. Далее многие из тех депутатов, которые прошли в палату под флагом прогрессистов, уже в самой палате изменили свои взгляды. Заявив, что в вопросах внутренней политики они по-прежнему остаются на почве лояльной, но бдительной оппозиции, эти депутаты решили, однако, поддерживать внешнюю политику правительства Бисмарка. Таково было происхождение национал-либеральной партии, которая с этого времени наряду с Бисмарком берет на себя роль повивальной бабки германского единства и освящает именем либерализма политику националистических стремлений. К ней примкнули либералы из вновь присоединенных областей, и один из них — вождь ганноверской либеральной оппозиции Беннигсен — даже стал лидером этой партии. Кроме того, в ее состав вошли и представители левого центра из прежнего состава прусской палаты. Эта партия в скором времени стала настоящей опорой Бисмарка, и ей не пришлось, как мы увидим ниже, становиться в оппозицию к правительству. Националистические стремления и объединительный энтузиазм уже очень скоро перевесили в ней либеральный дух, и либеральные лозунги у этих «людей с двумя душами» скоро стали декорацией, которой они лишь окружали свои выступления в торжественных случаях. Они быстро сдали свои либеральные позиции во всех существенных вопросах, зато превосходно усвоили себе деловой дух немецкой буржуазии и быстро поняли ее главные интересы. Если немецких прогрессистов 50-х и начала 60-х годов XIX в. политическая идеология с ее либеральными лозунгами часто заставляла забывать о реальных интересах буржуазии, то у национал-либералов всегда на первом плане стояли коммерческие тенденции делового мира, и в угоду им они готовы были принести в жертву всякую идеологию. Это и сближало их с Бисмарком, который тоже не считался ни с какой идеологией и верил только в силу и реальные интересы. Это вообще должно было сделать из них опору реалистического царствования Вильгельма, что очень скоро и случилось.

16

Индемнитет — возмещение ущерба, компенсация. — Прим. ред.