Кошка

О возвращении в мрачную тюремную камеру речь уже не шла. Еще утром Блайхер позвонил тюремному начальству и сообщил, что арестованная Матильда Каррэ будет впредь находиться под его личным контролем. Там приняли это к сведению без возражений, так как знали о широких полномочиях, полученных унтер-офицером от шефа абвера.

«Кошка» разожгла огонь в камине, и его отблески осветили комнату, придавая ей домашний уют. Постепенно мысли ее стали упорядочиваться. Ей хотелось бы забыть то, что произошло сегодня: свое непреднамеренное предательство, жесткое поведение Блайхера — она никак не могла понять, действительно ли любовь — то, что возникло между нею и этим мужчиной, или же в конечном счете она оказалась лишь инструментом в руках расчетливого честолюбца, преследовавшего только свои цели. Но что ей было делать: в противном случае ее ожидали холодная грязная тюремная камера и угроза смерти.

Но свободна ли она сейчас? Может быть, смертный приговор только отложен и его исполнят в любую минуту?

В сидящем напротив ее рослом широкоплечем мужчине она видит свою единственную опору и защиту от всех угроз и опасностей. Какое-то подсознательное чутье говорит ей: он ведет честную игру. Все дело в дом, что он находится по другую сторону баррикады. Да, он ведет борьбу против ее страны, против ее товарищей, но эта борьба честная. Он не палач. Он не желает ни крови, ни смерти. Может быть, он пойдет на компромисс? И что получится из такого компромисса между одним из асов абвера и французской шпионкой? Что станет он делать? И как поступить ей?

«Кошка» вздыхает, гонит прочь все свои мысли, откидывается на спинку кресла, в котором сидит, и рассмат-

ривает вино в хрустальном бокале, похожее в свете горящих поленьев на рубин.

— Тишина и покой... — произносит «Кошка». — Как хорошо чувствовать себя спокойной, находящейся в безопасном месте и под покровительством...

Она бросает на Блайхера взгляд, в котором смешались боль, нерешительность и колебание.

— Ну как, довольна? — спрашивает Хуго.

Матильда отпивает глоток вина и качает головой.

— Довольна ли? Нет... Между нами еще много неясного. — И после небольшой паузы тихо, как бы для себя добавляет: — Тем не менее мне кажется, что я еще никогда не была столь счастлива и спокойна, как с тобой, мой дорогой... мой большой «месье Жан».

Блайхер улыбается, берет ее изящную белую ладонь в свою руку, подносит ко рту и запечатлевает наполовину нежный, наполовину галантный поцелуй. Затем озорно смотрит на нее сквозь очки и спрашивает:

— Это истинная правда?

— Да, правда... — шепчет она и прижимает его руку к своей щеке.

Блайхер чувствует, что эта женщина говорит правду.

И осознает даже раньше, чем она сама: женщина эта начинает его любить, всецело покоряясь своему чувству, как это характерно для француженок.

Сидя у камина, они перестают быть: «Кошка» — изощренной шпионкой, а Блайхер — холодным расчетливым контрразведчиком. Они просто два человека, которых свела вместе странная судьба В этот час забыты секретные агенты, тайные передатчики, «почтовые ящики», террор, диверсии, шпионаж и контршпионаж. Этот час во власти их сердец.

В душе Хуго Блайхера поднимается теплая волна. Но он пугается, что «Кошка» начинает воспринимать его, немецкого унтер-офицера, как свою самую большую любовь...

А как обстоит дело с ним? Может ли он ответить на ее чувство? Как он относится к этой молодой, цветущей женщине? Что тянет его к ней? Чувственное влечение или сердце?

Ему ясно одно: все его симпатии принадлежат этой миловидной женщине с прической пажа. Она — необычная личность. Она околдовала его. Он восхищается ее

красотой. И он признается сам себе: на него воздействуют флюиды, исходящие от «Кошки», как ни от одной другой женщины.

А может быть, это происходит с ним из-за того, что он покинул Шербур и расстался с Сюзанной? Образ Сюзанны возникает в нем как призрак. Сюзанна, девушка, отдавшая ему все, оставившая дело, приносившее ей средства к существованию, поставившая на карту свое доброе имя, бывшая для него не только любовницей, но и другом, заботливым товарищем. Где она теперь?

Может быть, его чувство к «Кошке» не имеет ничего общего с любовью, а является лишь сочувствием к храброй, но поверженной противнице?

«Противница? Будь честен, Хуго, а не честолюбие ли толкает тебя к ней? — думает Блайхер и даже вздрагивает от такого признания. — Не началась ли вся эта история с того, что ты собирался использовать «Кошку» в своих целях? Мог ли ты представить, что из этого возникнет такая серьезная проблема? Что «Кошка» отдаст тебе свое сердце? Эта женщина нравится мне как никакая другая. А любовь? Нет, это не любовь... И никогда ею не будет».

Блайхер с ужасом осознает, что его собственное оружие начинает обращаться против него самого. Нет. такой способ ведения войны не по его вкусу. Он не может изображать большие чувства, если их нет. И взять на себя ответственность за то, что у этой женщины возникнут надежды, которые он никогда не выполнит...

— Мне это надоело, — произносит он вдруг громко и допивает вино в своем бокале. — Я уже по горло сыт таким способом ведения войны. Считаю недостойным и просто низким глумиться над людьми, используя их чувства.

«Кошка» смотрит на него удивленно. Она не догадывается, чем вызвана его внезапная вспышка ярости.

— Что с тобой, дорогой? — спрашивает она пораженно.

— Я просто зол, — сердится Блайхер. — Ты что же думаешь, все это проходит для меня бесследно — аресты, лицемерие, да и вся эта война в потемках, которую нам приходится вести? Меня тошнит от этого.

— Может быть, ты и прав, — задумчиво говорит «Кошка». Истинных причин, вызвавших гнев Блайхера.она не знает. — Не кажется ли тебе, что в этой войне дело идет о большем, чем только твои или мои чувства? О долге и отчизне — твоей и о моей?

— Мне безразлично, за что мы ее ведем. Люди для меня важнее любого дела, какое бы красивое название оно ни носило. Конечно, там, на фронте, это выглядит несколько иначе...

Блайхер недоговаривает. К нему пришла спасительная мысль — фронт! Ему нужно на фронт. Ведь там идет настоящая война. Там нет никаких наслоений, нет любви, нежности, там нет борьбы за сердце женщины.

В этот момент Хуго Блайхер принимает решение подать рапорт по команде о добровольном уходе на фронт. Прочь из абвера, прочь из Парижа, прочь от «Кошки», пока еще не поздно для него и для нее...

— Точно, — громко произносит он вслух, — я попрошу направить меня в Россию, на фронт — завтра же.

«Кошка» встает, подходит к нему, садится на колени, тесно прижимается и кладет свой пальчик на его рот.

— Успокойся... — говорит она тихо и целует его в лоб. — Помолчи, глупенький, большой мальчик...

Он чувствует, как ее рука нежно гладит его затылок. И прежде чем ему удается что-то сказать, ее губы мягко и страстно прижимаются к его губам. И Хуго забывает о всех своих проблемах и о том, что творится в мире...

На одном из письменных столов в гостинице «Лютеция» — гора папок и документов. Это сообщения агентов, доверенных лиц, отделений абвера, рот радиоперехвата и радиопеленгаторных рот, ведущих контроль за тайными радиопередатчиками. За этим столом сидит полковник, один из трех шефов отдела абвера в Париже, прямой начальник унтер-офицера Блайхера, который сейчас стоит перед ним. И, конечно, не по стойке «смирно», что никак не отвечало бы характеру этого уверенного в себе человека. Но сразу же бросается в глаза, что у Хуго какой-то важный служебный вопрос.

— Не желаете ли присесть, мой дорогой? — спрашивает добродушно полковник. — А что нового о нашей «Кошке»?

Блайхер продолжает стоять, затем сугубо официальным тоном чеканит:

— Прошу направить меня на Восточный фронт, господин полковник!

Шеф поражен. Он достает из кармашка монокль и строго оглядывает Блайхера.

— Ну-ну, мой дорогой, вы, видимо, с ума сошли, не так ли? Что за блоха вас укусила?

Он встает из-за стола, обходит его, берет унтер-офицера под руку и подводит к креслу, стоявшему у круглого столика в углу комнаты. Сам плюхается в другое, достает серебряный портсигар и протягивает его Блай-херу.