Страница 34 из 68
Игумен Савватий как-то делился со старшей братией: лет десять назад, рано утром, перед Литургией, подошёл к нему Виталька, весь серьёзный такой, как будто должен что-то очень важное поведать. Отец Савватий сначала отмахнуться хотел: некогда перед Литургией праздные беседы вести. Но Виталька отмахнуться от него не позволил, обычно добродушный и кроткий, повёл себя как грозный начальник. Из его слов стало понятно, что было блаженному какое-то духовное видение и ему необходимо об этом видении рассказать.
Отец Савватий отвёл парнишку в сторонку, и из его непривычно разборчивой и серьёзной речи понял, что приоткрыто Витальке что-то из будущего: он рассказал о будущем настоятельстве отца Ксенофонта. О том, что будет сам отец Савватий духовником и строителем обители, и какие именно постройки он построит в монастыре.
Рассказал ещё кое-что утешительное, о чём пока игумен Савватий братии не поведал. А в конце своей на редкость вразумительной речи стал игумена благословлять. Отец Савватий, удивившись, отстраниться хотел, а потом смирился и принял благословение. И когда он смиренно стоял в полупоклоне перед блаженным, почувствовал, как сверху вниз пошла теплота благодати, которая охватила всё тело.
А Виталька, благословив, сделался прежним: смешным и дурашливым, как будто он выполнил важную миссию и освободился от порученного. Стал снова что-то неразборчиво бормотать.
Спустя десять лет почти всё, рассказанное блаженным, сбылось.
Вот по этим всем причинам и смотрел отец Валериан с тревогой на рисунок Витальки. А на рисунке — туча грозовая, молния стрелами на весь лист раскатывается. Задумался отец келарь: братия в поле, не гроза ли надвигается?
— Виталь, как думаешь, погода ясная долго простоит?
Из раздражённого бормотания в ответ понять можно было только одно: Виталька сердится и к нему лучше не приставать.
— Какой ты раздражительный стал, брат Виталий... И ответить толком не можешь...
Настроение у инока понизилось. А тут с кухни — звон разбитой посуды. Заходит — Дионисий опять чашку разбил. Отец келарь вспылил:
— Брат Дионисий, на тебя чашек не напасёшься!
— Простите, отец Валериан!
— Что простите, что простите! Ты с посудой просто поаккуратней! Я тебе что, фабрика посудная, что ли?!
Отец Валериан, ещё не остыв, вышел из трапезной. Прямо у двери стоял высокий хмурый мужчина и строго смотрел на выходившего:
— Дайте, пожалуйста, веник!
— Какой веник, зачем, простите?—растерялся отец Валериан.
— Ну, вот же на двери — объявление: «При входе обметайте ноги веником». Где веник-то у вас?!
— Для зимы это объявление, для зимы! Для снежной зимы! — рассердился инок.
— Так зимой и вешайте!
— Зимой и повесил! — отец Валериан стал срывать своё же объявление, но листок не поддавался. Пришлось срывать по частям, ловить разлетевшиеся от ветра клочки... До чего народ непонятливый пошёл! Просто занудный какой-то народ!
Паломник засмущался, тихонько в дверь проскользнул.
Только инок отправился в келью передохнуть минутку перед тем, как в храм идти, в очередь Псалтирь читать — навстречу послушник Тимофей:
— Отец Валериан, коровы опять убежали! Помогите, а то отец благочинный... Ну вы же знаете...
Нужно вам сказать, что коровы в монастыре были непростые, а с характером. Старенький схимонах, отец Феодор, называл их нравными. А иногда ворчал:
— Я в детстве коров пас, но таких коров, как у нас в монастыре, никогда не видел. Все коровы как коровы, а у нас они какие-то спортивные... Всё бы им убежать куда-то от пастухов. Только отвернёшься, а они —уже побежали... Так и бегают, так и бегают... Спортсменки какие-то, а не коровы!
Тимофей улыбался в ответ и отвечал отцу Феодору:
— А зато они очень вкусное молоко дают! И творог со сметаной у нас отменные! Отец Валериан вон сырники готовил, так гости говорили, что нигде такой вкуснятины не пробовали! Просто у нас коровы — весёлые!
И отец Феодор успокаивался и только головой качал в ответ:
— Придумает же: весёлые коровы...
И вот эти весёлые коровы второй день подряд убегали. Мучительницы какие-то,
а не коровы! И сам Тимофей—засоня! Ходит вечно, носом клюёт! У такого и черепахи бы убежали! Отец Валериан здорово рассердился. Начал выговаривать с раздражением:
— Опять убежали?! Они у тебя только вчера убегали! Издеваешься, что ли?! Ты чего там в поле делаешь?! Спишь, что ли?! Или землянику трескаешь с утра до вечера?!
— Отец Валериан...
— Что, отец Валериан, отец Валериан! Я что, сам не знаю, как меня зовут?! Тебе послушание дали, а ты ходишь как муха сонная! Бери мальчишек, Саньку с Ромой, ищите! Я, что ли, вам искать пойду?! Отец Валериан туда, отец Валериан сюда!
Тимофей заспешил в келью, где жили мальчишки, проводившие в монастыре каникулы. А отец Валериан зашёл к себе, брякнул дверью, присел на табурет у стола. В келье горела лампадка, в углу—любимые иконы. Вот это денёк! Сговорились они, что ли?! А началось всё с Витальки! Инок задумался.
Вспомнил, как учил старец, отец Захария, видеть свои собственные грехи. Как? А просто очень: видишь брата, который гневается, покайся: Господи, это ведь я такой гневливый! Видишь эгоистичного — Господи, это ведь я такой эгоист! Видишь жадного — Господи, помилуй, это я сам такой жадный!
Старец учил самоукорению, и такие его простые слова глубоко западали в душу, потому что шли они не от ума, а от личного опыта. Пользу можно и от блаженного получить, и от любого человека, если жить внимательно, если вести жизнь духовную. Да... В теории-то всё знаешь, а вот до практики дело дойдёт... Правильно говаривал преподобный Амвросий Оптинский: «Теория — придворная дама, а практика — медведь в лесу»...
Отец Валериан посидел молча перед иконами, потом быстро встал и вышел из кельи. Пошёл первым делом в трапезную. Дионисий всё ещё был там, чистил картошку.
— Брат Дионисий, прости меня! Ничего страшного, привезу я ещё в монастырь чашек! Куплю других— небьющихся, ты уронишь, а она и не разобьётся!
Дионисий заулыбался, приободрился. Отец Валериан улыбнулся послушнику:
— А где тут паломник ходил?
— Да я ему вот супа налил. А пирога нет больше, доели.
Отец Валериан достал из холодильника банку огурцов с помидорами — вкусная засолка, сам солил, открыл банку грибов, опята —один к одному:
— Положи брату, пусть утешается.
Вышел из трапезной —навстречу послушник Тимофей с мальчишками, голову в плечи втягивает, жмурится—стыдно ему. Отец Валериан сказал примирительно:
— Ладно, пошли все вместе на поле.
А когда вышли за стены монастыря, сказал тихо:
— Давайте помолимся. Споём «Символ веры»... Сильная молитва! Брат Тимофей, запевай!
И Тимофей своим густым басом, совсем неожиданным для его юного возраста, начал молитву. Санька с Ромой подхватили тоненько. Присоединился и сам отец Валериан. Молитва понеслась над лесами и полями. Закончили, постояли немного. Подождали. Коров нигде не было.
— Да, братия... Вот если бы отец Савватий помолился... Или отец Захария... А мы, что ж... Видно, это дело надолго затянется... Пойдём-ка, дам бутербродов с собой — и отправитесь искать. Я вас только провожу—мне скоро Псалтирь читать.
Пошли к монастырским воротам, войти не успели: за спиной раздалось протяжное мычание —все пять монастырских спортивных коров догоняли своих пастухов.
Отец Валериан зашёл в трапезную, подошёл к Витальке, заглянул через плечо: на рисунке блаженного тянулись во все стороны листа солнечные лучи, освещали поле, лес, церковь на горе. Отец Валериан вздохнул с облегчением и пошёл в храм: пора было читать Псалтирь.
Как отец Валериан участвовал в похищении старушки
«Областное МЧС сообщает: сильный снег, метель и плохая видимость ожидаются на территории всей области» — помехи перебивали внушительный голос из динамика, делали его хриплым, как будто человек не сидел в тёплой студии, а дрожал на стылом ветру, заносимый огромными хлопьями снега —такими же, что носились вокруг машины отца Валериана.