Страница 84 из 94
Да что там Италия! Канарис неожиданно обнаружил, что приказало долго жить его любимое детище — военная организация абвера в Испании. Видя, что в мировой войне наступил перелом, испанские власти решили дружить с теми, кто близок к победе. «Никаких немецких шпионов на нашей земле!» — такой теперь была позиция местных властей.
Да и что еще оставалось Мадриду, как не внимать окрикам из Лондона? После краха Италии теперь англосаксы диктовали условия всем странам Средиземноморья. И франкисты теперь должны были прекратить поставки вольфрама в Германию, закрыть германское консульство в Танжере, выслать из Испании и Испанского Марокко всех немецких агентов...
Надо было спасать то, что еще можно было уберечь. И Канарис поспешил в Мадрид. В начале октября он ступил на испанскую землю и поразился произошедшим переменам. Он оказался как будто в другой стране: холодной, нелюбезной, мрачной. Франко откровенно увиливал от встречи с адмиралом. Вигон грустно развел руками: нет, абверу, на-18 Зак. 1662
верное, больше не придется работать у нас. Мартинес Кампос, шеф испанской разведки, тоже отказался помочь.
Впрочем, Канарис предполагал нечто подобное. И потому прихватил с собой некое досье, подготовленное для него сотрудниками абвера-Ш.
Что в нем было? Факты, только факты. Бумаги свидетельствовали: если бы не помощь абвера, в Мадриде вместо генерала Франко и его окружения давно бы правили другие люди...
Документы оказались красноречивее самого адмирала. Ознакомившись с ними, Вигон и граф Хор-дана согласились: абверу нужно и дальше работать в Испании. Это полезно для самого Франко.
Впрочем, Канарис понимал: эта отсрочка не надолго. Каудильо не захочет связать свою судьбу с гибнущей Германией. Он проведет Испанию над пропастью, в которую рухнет бывший союзник. Не обманывался адмирал и в другом. Британская разведка уже раскрыла всех агентов абвера в Испании, ей теперь известен каждый шаг немцев. Лучшая шпионская сеть Германии пришла в упадок. Что говорить о прочем?
абвера подвели собственные агенты. Как говорит русская пословица: каков поп, таков и приход.
Позднее выяснится, что никакого нового следствия Редер не затевал. В конце ноября 1943 года Леман действительно вызвал судью в Берлин, но совсем по другому поводу. Во время одного из авианалетов бомба попала в бывший кабинет Редера, и многие документы сгорели, в том числе и «дело о депозитной кассе». И Леман обратился к судье с просьбой восстановить по памяти хотя бы перечень утраченных документов. Редер прибыл на три дня, просмотрел, что осталось, вспомнил, что смог, и снова отбыл в свой IV воздушный флот.
Канарис же, решивший сыграть на опережение, того не знал и в результате вызвал обвал на свою голову.
Он решил опозорить коварного судью. А для этого 10 января 1944 года срочно вызвал в Берлин генерал-майора фон Пфулыптейна, командира дивизии «Бранденбург». Когда тот примчался, в приемной уже сидели Хансен и Фрейтаг-Лорингховен. Адмирал плотно притворил дверь за вошедшими, схватил бумагу, лежавшую на столе, и сунул ее Пфульштей-ну: «Читайте!» Пока генерал знакомился с содержанием документа, Канарис нетерпеливо расхаживал по комнате. И, видя, что чтение затягивается, ткнул генерала носом в нужную строчку.
В этом месте записки, составленной адвокатом Донаньи, графом фон дер Гольцем, было сказано, что судья Редер именовал дивизию «Бранденбург» «скопищем трусов, отлынивающих от фронта».
«Когда я прочел сие, — вспоминал Пфулып-тейн, — Канарис сказал, что это оскорбление и клевета на мою дивизию». Как, интересно, на то намерен реагировать генерал?
Пфульштейн подумал и сказал, что надо, видимо, подать иск в суд. «Надеюсь, адмирал, вы поддержите его...» Канарис был явно разочарован, он жаждал более действенной и немедленной мести.
Тут генералу пришла более удачная идея. Он предложил попросту набить Редеру морду за такие суждения.
Адмирал был в восторге. Он посоветовал генералу еще порасспрашивать Гольца и Донаньи— они хорошо помнят, как бранился судья, — и тут же действовать.
Генерал так и сделал, а потом задумался. Редер, оказывается, произнес свою реплику, когда узнал, что Донаньи помог Паулю Штруццлу, которому грозил фронт, устроиться в полк «Курфюрст». Полк этот давно уже отделился от «Бранденбурга», и махать кулаками из-за чужой воинской части не хотелось бы. Вдобавок, когда осмотрительный генерал поинтересовался у Зака, главного судьи сухопутных войск, что бывает за «удар по роже», то получил такой ответ: «Немедленно снимут с должности командира дивизии и на 6—9 месяцев посадят в крепость. А потом отправят на фронт».
Такой ответ окончательно расхолодил генерала, о чем на следующий день он и сообщил Канарису. Тот надул губы: «Вам, очевидно, недостает личного мужества...» Тут уж взвился Пфульштейн: «Теперь мне все ясно. Я сделаю выводы!»
И, чеканя шаг, вышел из кабинета.
ветовал генералу «сделать выводы из собственного решения». Это окончательно взбесило Пфульштейна. В ярости он тут же настрочил своему новому врагу, Канарису, письмо, в котором среди прочего говорилось, «что мне не только достанет мужества уладить это дело, но и хватит мужества, чтобы взять на себя ответственность, которую вы не решитесь нести».
Пфульштейн тут же вызвал лейтенанта Арнольда фон Густедта, своего адъютанта. Офицеры вылетели во Львов, в штаб-квартиру IV воздушного флота. 18 января генерал и лейтенант появились в приемной судьи Редера, сняли пальто, оставили портупеи и пистолеты и спокойно шагнули в кабинет. Заговорил Пфульштейн: «Господин старший военный судья, у меня есть один вопрос к вам. В свое время вы занимались делом Донаньи?» Редер кивнул. «Во время слушания дела вы позволили себе сказать, что особое формирование «Бранденбург» — скопище трусов, отлынивающих от фронта». Редер перебил его: «Разрешите спросить, откуда господин генерал знает об этом?» Но Пфульштейн решил не отвлекаться на мелочи: «Позже узнаете! А пока я — командир дивизии «Бранденбург» — хочу ответить за своих солдат. Вот мой ответ!»
«После этого, — сообщил в протоколе Густедт, — господин генерал фон Пфульштейн правой рукой нанес старшему военному судье доктору Редеру удар в левую половину лица и тотчас покинул комнату».
О проишествии тотчас стало известно Кейтелю. Он решил не раздувать дело и 23 января отправил генерала Пфульштейна на 7 суток под домашний арест. Зато сам генерал еще 18 января, в день «кулачного боя», успел отправить Канарису язвительный рапорт. Я-то, дескать, свое дело сделал. А вот что, интересно, теперь предпримет адмирал?..
ПРОВАЛ
Канарис не сделал ровным счетом ничего. Более того, ему было некогда даже порадоваться, что Редер таки получил свое. До адмирала, похоже, наконец стало доходить, что время для сведения счетов он выбрал на редкость неподходящее.
За последние дни в зарубежном отделе абвера случилось столько провалов, афер, ляпсусов, что Ка-нарису впору было стреляться. Но он предпочел вылететь в Рим.
Немецкая армия отступила из Южной Италии и после изнурительного перехода готовилась держать оборону в самом узком месте полуострова. Командующего интересовал вопрос: не высадится ли противник у него в тылу? Разведчики из штаба армии обратили внимание, что почти все боевые корабли и крейсеры союзников, стоявшие у Западного и Южного побережья Италии, куда-то исчезли. Возможно, союзники готовят десантную операцию. Что скажет Канарис?
Голос адмирала прозвучал на удивление спокойно: «Не беспокойтесь, мы держим корабли под'присмотром». С тем и отбыл...
солдат на столицу Италии. Вместо этого американцы принялись укреплять прибрежный плацдарм и до 23 мая не могли пробиться оттуда в глубь страны.
Однако всезнающий адмирал был опозорен. Выведенный из себя Гитлер приказал Йодлю разобраться, почему разведка проспала, мягко говоря, американский десант.
Доклад Йодля, очевидно, разозлил Гитлера. Вдобавок случилось еще одно ЧП — диверсанты абвера в Испании по ошибке ночью взорвали не тот корабль, причем при диверсии погиб и сам водолаз, подложивший бомбу.