Страница 34 из 94
Позднее обе семьи переехали в район Шлахтен-зее и поселились рядом: курятник Гейдрихов примыкал к саду Канарисов. В это время Рейнхард и Эрика возобновляют совместное музицирование. В доме Гейдрихов на Августаштрассе образовался квартет: хозяин играл первую скрипку, фрау Кана-рис— вторую, младший брат Гейдриха, Хайнц, аккомпанировал на виолончели, а друг хозяина Эрнст Хофман брался за альт.
Музыканты собирались почти каждую неделю. Впрочем, шеф абвера старался держаться подальше от домашних концертов, ссылаясь на занятость службой. Так что слушала их лишь Лина Гейдрих, беременная в очередной раз. Кто-то же должен был кричать: «Браво!..» 4
В какой-то мере он, наверное, был пленен обаянием «белокурой бестии» — так называли Гейдриха даже его соратники по СС. Гестаповец умел задеть нужные струнки души своего старшего товарища, обрадовать его, увлечь. С другой стороны, шеф абвера рад был сразиться с достойным противником, уловить его маневр, отразить его выпад, молниеносно среагировать на изменившуюся ситуацию; из всех видов спорта Гейдрих больше всего уважал фехтование, а в молодости, напомним, ему самому постоянно приходилось отражать нападки других.
Биографы также находят некоторое сходство в характере обоих: оба всю жизнь, по существу, оставались одиночками, не подпускали людей к себе чересчур близко. Связывали их и давние воспоминания. Оба, кстати, терпеть не могли начальника главного морского штаба Редера: Рейнхард был уверен, что тот лично приказал выгнать с флота «проштрафившегося офицеришку Гейдриха». Шеф СД часто вспоминал флот, поэтому Канарису пришло в голову похлопотать за него перед Редером. Тот, естественно, разрешил Гейдриху носить мундир морского офицера, хотя Рейнхард и остался недоволен вмешательством Канариса.
Конечно, совместный досуг, вечеринки, уверения в дружбе не могли обмануть Гейдриха. Он видел в Канарисе «опасного конкурента». Группенфюрер СС не уставал предупреждать своих ближайших помощников о кознях Канариса. Он вновь и вновь повторял: «Шпион вынюхивает повсюду». Лина Гейдрих, вспоминая Канариса, очевидно, вторит мужу: «Канарис был шпионом! Он шпионил не ради рейха, не ради фюрера, просто ему нравилось шпионить! Он шпионил, только чтобы шпионить».
Гейдрих, страшась шефа абвера, готов был истолковать любую мелочь как знак его тайных происков. Однажды, когда одну из дочерей Канариса что-то заинтересовало на столе шефа гестапо, тот, не выдержав, буркнул: «Что, теперь дети тоже шпионят?»
Неожиданно в доме Канариса поселился некий мужчина. Гейдрих был раздражен, он сообщил жене: «Слышишь, сосед купил человека. В Бордо. За двадцать марок». На следующий день Гейдрихи с удивлением разглядывали нового жильца Канариса. Это был алжирец по имени Мохаммед, он стал чем-то вроде дворецкого. Теперь, когда Канарис и Гейдрих вели деловые разговоры, молчаливый алжирец подавал им на стол, что действовало гестаповцу на нервы. Гейдрих, наконец, обронил: «Мне вовсе не нравится, что он все время здесь шляется». Канарис: «Не бойтесь, Гейдрих, он ни слова не понимает по-немецки». Однако вскоре Гейдрих решил, что его худшие опасения подтверждаются. Полицейский Шмидт, охранявший его дом, сказал, что видел Мохаммеда в саду абверовца «с какой-то дамой» и он с ней болтал по-немецки. С этого времени Гейдрих был уверен: «Канарис шпионит даже за собственными гостями».
Так постепенно опасения Гейдриха переросли в панический страх перед «шпионом Канарисом». Возможно, что уже тогда дело дошло бы до столкновения между абвером и гестапо, не появись в этой истории новые лица.
ЗНАНИЕ — ЭТО СИЛА?
В тот день, когда Канарис стал начальником абвера, он полагал, что будет чем-то вроде главнокомандующего, который распоряжается целой армией агентов и осведомителей, что просачиваются во вражеский лагерь и докладывают о любых замыслах врага. Понятное дело, он разочаровался, узнав, что никакой армии у него нет. На абвер работало лишь несколько агентов в Польше, Франции и Чехословакии. Они наблюдали за перемещениями войск и разведывали укрепсооружения. Почти все агенты были немцами. А стало быть, если отношения между Германией и одной из этих стран осложнятся, а тем более разразится война, то на помощь этих разведчиков рассчитывать нельзя: их, скорее всего, тут же вышлют или посадят.
Итак, получалось, что у Германии практически не было шпионов. Ее разведка была не готова к войне. Требовалось срочно налаживать агентурную сеть. Этим Канарис и стал заниматься в первую очередь.
Вот первые результаты. Филиал абвера (абвер-штелле) в Бремене начинает систематически следить за французским флотом, движущимся вдоль северного побережья Европы. Филиал в Мюнстере — на случай войны— создает шпионскую сеть в Голландии. Кельнский филиал занимается тем же в Бельгии и Северной Франции.
Однако ход событий в мире настолько убыстрился, что военные опять не поспевали за ним. В начале 1936 года Гитлер нарушает последние военные ограничения, наложенные на страну Версальским договором. По нему левый берег Рейна — так называемая Рейнская зона — был демилитаризованной территорией. Ее статус основывался не только на версальском документе, но и на Локарнских договорах 1925 года, подписанных Германией, Францией и Бельгией (гарантами выступали Италия и Великобритания). Согласно им, западная граница Германии объявлялась незыблемой. Германии, утратившей часть своих земель на западе — например, Эльзас, Саар и Лотарингию, — пришлось согласиться на это; в ответ Франция заверила, что вероломно не начнет войну против Германии.
Легко понять, почему страны-победительницы придали Рейнской зоне такой статус: если бы между Францией и Германией вспыхнула война, то французы оккупировали бы демилитаризованную зону, «прежде чем передовые части немецкой армии переправились по мостам через Рейн».
Гитлер и его генералы не могли с этим далее мириться. Слишком уязвим был их западный фланг.
* * *
И все же Бломберг ужаснулся, когда узнал, что замыслил Гитлер: внезапно, без всякого предупреждения, перейти Рейн и занять весь его левый берег. Такой молниеносный поход мог кончиться большой войной. 10 дивизий вермахта не сумели бы выстоять против 200 дивизий, которые могли мобилизовать остальные участники Локарнских договоров; вдобавок войну пришлось бы вести сразу на нескольких фронтах.
Однако Гитлер верил в свою звезду. Он надеялся, что французы опять — как и год назад — преподнесут ему какой-нибудь предлог для решительных действий. Так и вышло.
2 мая 1935 года их правительство заключило с Кремлем договор о союзе и взаимопомощи. Две недели спустя такой же договор (по совету Парижа) заключила с Советским Союзом и Чехословакия. Гитлер без церемоний заявил, что франко-советский пакт обязывает Францию напасть на Германию, этот пакт есть «прямое нарушение Локарнских договоров».
По какому-то наитию летом 1935 года Гитлер не стал вводить войска в Рейнскую зону. Он еще побаивался Лиги Наций и держав-гарантов. Фюрер лишь поручил Бломбергу провести маневры и отрепетировать оккупацию левого берега. Планы строились в таком строгом секрете, что даже начальник генерального штаба сухопутных войск Бек не подозревал, к чему готовится армия, участвуя в маневрах под кодовым названием «Шулунг».
Бломберг по-прежнему не верил, что войскам вскоре придется перейти Рейн. Он не обратил внимания на события, происходившие осенью 1935 года в Африке: там Италия развязала войну против Абиссинии, что было как нельзя на руку Гитлеру. Лига Наций объявила Италию агрессором и пыталась применить против нее экономические санкции, но неудачно. Итак, женевское содружество выказало свое бессилие, а державы-гаранты — Великобритания и Италия — рассорились. Пришел час Гитлера.
27 февраля 1936 года парламент Франции ратифицировал договор с Москвой.
На два дня Гитлер уединился в своем кабинете в рейхсканцелярии. Затем он вызвал Бломберга. Наивный главнокомандующий вермахта был ошарашен, получив приказ «выступить и занять». Операция называлась «Зимнее учение». 2 марта Бломберг продиктовал указания командующим всех трех родов войск: «Подразделения армии и авиации внезапно и одновременно перебазируются на новые места постоянной дислокации, находящиеся на территории Рейнской зоны». Дату намеченной акции он не сообщил.
4
# #
Тем не менее Канарис, конечно, был доволен сближением семей — это намного облегчало ему жизнь. Нередко фрау Лина слышала от шефа абвера, что Гейдрих— отличный друг, что он для него как сын. Но говорил ли Канарис так всерьез?