Страница 25 из 94
22 ноября в «Вельтбюне» появляется новый разоблачительный фельетон. Анонимный автор, избрав иносказательный тон, несомненно, повествует об испанских похождениях Канариса. У этого хитреца кругом одни родственники— и в Греции, и в Испании. Зовут его, дескать, Навархом, хотя народ прозвал его Канарейкой, поскольку он день и ночь поет о новой войне. И вот решает обзавестись кораблями за границей.
Командование пришло в бешенство: «Канарис вообще не умеет маскировать свои действия!..» Подлило масло в огонь и сообщение советника Фрери-ха из министерства рейхсвера. Он побывал в Испании и 16 апреля 1928 года докладывал: многие немецкие промышленники в Мадриде сомневаются, верно ли Канарис выбрал испанского партнера. Эчеваррь-ета действует чересчур беззастенчиво, к тому же он связан со многими верфями, «которые находятся под английским влиянием».
Отчет Фрериха прозвучал как сообщение о катастрофе.
А обвинения в адрес Канариса все продолжали сыпаться. Весной 1928 года немецко-испанский журналист фон Госс, также выполнявший секретные военные поручения в Испании и в определенной мере конкурент Канариса, так расписывал своего опального коллегу перед берлинским начальством: «В Мадриде в тесном кружке людей, что служат интересам Германии, имя Канариса не всегда произносится с уважением, поскольку он выбрал себе доверенных лиц среди людей, чье немецкое происхождение не выдерживает никакой критики...»
Госс, повторим еще раз, соперничавший с Кана-рисом, рад был в пух и прах разнести всю его агентурную сеть. Конечно, пока Канарис был в фаворе, Госс не смел и думать об этом, а теперь решил отыграться. Тем более что в апреле 1928 года спецслужбу ВМС было решено слить с армейской спецслужбой. Тут-то Госс и решил не упускать шанса. В июне ему поручено проверить испанские связи Канариса— результат получился обескураживающим. Люди Канариса действительно проявляли такой дилетантизм, что Госс делает окончательный вывод: все, чем Канарис занимался в Испании, никуда не годится. 27 сентября 1928 года он сообщает в Берлин: «Если мне, новичку в этих делах, удалось всего за четыре дня выявить все его связи, то профессионал, которого к тому же — в отличие от меня — не отвлекают никакие другие дела, вскроет всю сеть за 24 часа».
Справедливости ради добавим, Редер и наш герой никогда не жаловали друг друга. Редер помнил и свои яростные препирательства с Канарисом, когда тот был старпомом на учебном судне «Берлин», а сам он инспектировал учебный процесс. Была у Ре-дера и еще одна причина опасаться Канариса. Теперь он был «вдохновенным республиканцем», а вот Канарис при случае мог напомнить прессе, что в дни Капповского путча Редер тоже подбивал флотских не подчиняться властям республики.
Министр рейхсвера Тренер также разочаровался в Канарисе; как-никак некогда он был товарищем Ломана. Тренер и Редер решили в дальнейшем переговоры с испанцами проводить без участия нашего героя. В мае 1929 года, когда Эчеваррьета снова попросил прислать Канариса, капитан третьего ранга Суадикани, его преемник в штабе ВМС, уведомил: «Министр категорично запрещает командировку К.».
Напрасно Канарис искал заступничества у своих друзей, напрасно Эчеваррьета убеждал, что без Канариса переговоры в Мадриде сорвутся, напрасно взывал посол Германии в Мадриде. Редер и Тренер были неумолимы.
И все вздохнули с облегчением, когда летом 1929 года вместе с семьей Канарис уезжает в отпуск на Корфу. Видно, совсем уж скверно было у него на душе, раз он решил взять отпуск: с женой-то он по-прежнему не очень ладил...
назначает его начальником штаба североморской базы ВМС. Конечно, и эта должность была слишком мала для амбиций Канариса. К тому же ему не понравились его новые подчиненные, в особенности старший офицер адмиралтейства, капитан третьего ранга Карл Дениц. Тот самый, что станет последним главнокомандующим гитлеровского ВМФ. Как видите, кроме всего прочего, Канарис отличался и способностью наживать себе могущественных врагов.
Дениц вспоминал впоследствии, что с Канарисом они не поладили: «Мы говорили тогда, что в нем уживаются сразу несколько душ...»
Конечно, Канарис надеялся, что через какое-то время его снова вернут в Берлин. Однако новый публичный скандал, кажется, поставил крест на его карьере. Причем обошлось без всяких «заслуг» со стороны самого офицера.
Новое потрясение вызвал Бертольд Якоб, журналист из «Вельтбюне». Он занимался разоблачениями злоупотреблений в рейхсвере, обличал правых радикалов. Понятное дело, это многим не нравилось, и в 1928 году Якоба за его статьи обвиняют в государственной измене. Обвинителем на суде выступает Йорнс, тот самый Йорнс, что судил убийц Либкнех-та и Люксембург. Якоб вспомнил об этом и написал статью, где назвал Йорнса пособником убийц.
Едва статья Якоба появилась в печати, как Йорнс взорвался. Он затеял процесс против редактора журнала «Тагебух» Йозефа Борнштейна, напечатавшего у себя статью. Разыгралась новая свара, в ходе которой досталось многим. В апреле 1929 года Борн-штейна оправдывают, поскольку суд счел «доказанным», что действия Йорнса в 1919 году «были на руку преступникам».
Однако оскорбленный чиновник не успокоился. В начале 1931 года он затевает новый судебный процесс. Председательствующий явно ему сочувствует. Тогда адвокат Борнштейна, Георг Левенталь, извлекает свой последний козырь. 22 января 1931 года он попросил своего бывшего коллегу засвидетельствовать, что Йорнс — как утверждал Левенталь — помогал готовить побег обвиняемых. Канарис имел все основания опасаться нового свидетеля, так как это был бывший адвокат Бредерек, доверенное лицо «Национального союза немецких офицеров».
А Бредерек между тем принялся подробно рассказывать о том, как доставал деньги для побега, с какими трудностями поддерживал связь с арестованными Хорстом и Хайнцем Пфлугк-Хартунгами и как, наконец, вместе с их сестрой и неким сопровождающим передавал им деньги...
«Кто был этот сопровождающий?»— оборвал его Левенталь.
Бредерек помялся, но назвал имя: «Капитан-лейтенант Канарис».
Но этого оказалось недостаточно. Вслед за тем Канарису пришлось представить письменный рапорт начальству о всей этой истории. И он снова пускается во все тяжкие. 26 января он сообщал: фройляйн Пфлугк сказала ему, что «коммунисты постоянно запугивают ее семью. В таких обстоятельствах следовало собрать некоторую сумму, чтобы в случае коммунистического переворота арестованные и члены их семей могли бы спастись бегством от новых властей, которые открыто называли центральным пунктом своей программы беспощадный террор против любых политических противников».
От внимания начальства не ускользнуло, что объяснения Канариса разнятся. Вдобавок 30 января 1931 года в дело вмешивается мать обоих братьев. Ее заявление, сделанное своему адвокату, опровергает слова Канариса: «В те дни ни семья, ни кто-либо из обоих обвиненных и оправданных братьев фон П.-Х. никогда ни от кого не получали деньги и даже не требовали их. Неправда, что семье постоянно угрожали коммунисты и потому она хотела покинуть Берлин». Ильза фон Пфлугк-Хартунг хотела повторить это и для прессы. Лишь с большим трудом ей удалось втолковать, что «в сложившихся обстоятельствах она сильно повредит Канарису».
Командование флотом пыталось надавить на Бре-дерека и даже грозило привлечь его к суду за ложное показание под присягой, но тот остался тверд. В «Союзе немецких офицеров» к этой истории отнеслись равнодушно и не стали опровергать Бредерека.
Поэтому в министерстве рейхсвера пришлось все тогдашние сомнительные похождения Канариса объяснять одной лишь коммунистической угрозой. В официальном заявлении был дословно повторен упомянутый нами рассказ Канариса.
Конечно, критики не угомонились. «Рейхсвер пытается скрыть правду», — утверждали газетчики. Понятное дело, Канарису пришлось туго. Пресса снова стала перемывать ему косточки. Она посчитала, что теперь капитан Канарис стал подлинным бедствием для немецкого рейхсвера.
Командование приняло меры: Канарису было запрещено показываться в Берлине. Капитану второго ранга велели неотлучно находиться на своем рабочем месте. Не обрадовало его даже известие, что с 1 октября 1931 года его производят в капитаны первого ранга. Он понимал, что его карьера подходит к концу и нынешнее повышение — лишь пролог будущей отставки. В Веймарской республике никаких перспектив у него нет.