Романовы

Заседания российского парламента стали модным зрелищем — за гостевыми билетами стояла очередь. Однако встретившиеся во дворце власть и народ не были готовы к совместной работе. Депутаты мыслили себя членами полновластного Учредительного собрания и в ответ на «тронную речь» царя потребовали упразднить «самовластие чиновников», отменить смертную казнь, ввести бесплатное всеобщее образование, установить ответственность министров перед Думой и отдать народу помещичьи, удельные, кабинетские (царские) и монастырские земли.

Вскоре правительство во главе с Петром Аркадьевичем Столыпиным категорически отказалось от представленных депутатами проектов решения главного для страны аграрного вопроса, поскольку все они предусматривали принудительное отчуждение помещичьих земель. Царский манифест объявил, что «выборные от населения... уклонились в не принадлежащую им область», и распустил Думу. Но второй созыв думцев оказался ещё радикальнее. 3 июня 1907 года произошёл государственный переворот: вторая Дума была распущена и введён в действие новый закон о выборах, который, согласно предшествующим юридическим нормам, не мог издаваться без участия Государственной думы и Государственного совета. Столыпин и сам царь называли новый избирательный закон «бесстыжим». В этот день Николай II записал в дневнике: «Простояла чудная погода. Настроение было такое же светлое по случаю разгона Думы...»

Новый премьер-министр П. А. Столыпин стал последней крупной политической фигурой в окружении царя. В его планы входили не только репрессии, но и реформы, призванные «сверху» решать задачи, вызвавшие революцию. Целью аграрной реформы были сохранение помещичьего землевладения и создание в деревне слоя мелких собственников за счёт разрушения общинного землевладения. В газетных интервью (тогда общение премьера с журналистами было новинкой) он говорил: «В центре забот правительства стоит преуспеяние института мелкой земельной собственности. Настоящий прогресс земледелия может совершаться только в условиях личной земельной собственности, развивающей в собственнике сознание как права, так и обязанностей».

Столыпин планировал создать бессословные волостные, уездные и губернские земства, выбираемые на основании низкого имущественного ценза, и восстановить общий мировой суд. Для рабочих он предусматривал введение страхования по болезни, инвалидности и старости, запрет использования женского и детского труда на подземных и ночных работах. Предполагалось также ввести всеобщее начальное образование и принять ряд вероисповедных законов, облегчающих переход из одной конфессии в другую. Эти реформы должны были открыть крестьянам-собственникам двери в органы местного самоуправления, дать им современную судебную систему, ослабить господство на местах дворян в лице земских начальников и предводителей дворянства.

К 1915 году из общины вышло три миллиона человек — примерно 26 процентов крестьянских хозяйств; сейчас это оценивается по-разному: и как успех, и как провал главного дела жизни Столыпина. Выходили из общины прежде всего те, кто хотел продать землю, как поступили более миллиона хозяев. В хуторские фермерские хозяйства к началу войны превратилось только 200 тысяч (два процента) дворов.

Столыпин рассчитывал осуществить свои реформы за 20 лет. Но слишком самостоятельным премьером были недовольны царь и его окружение, поскольку, по их мнению, в стране уже наступило «успокоение»; в Думе против него выступили и левые, и правые: первые видели в его политике защиту помещичьей собственности, вторые — покушение на своё господство в деревне. В итоге все эти законопроекты не были реализованы; в 1912 году, уже после смерти Столыпина, были приняты в урезанном виде законы о страховании рабочих от несчастных случаев и по болезни. Сам Столыпин признавал: «...поддержат... чтобы использовать мои силы, а затем выбросят за борт». Так и случилось: он уже ждал отставки, когда в 1911 году был убит террористом при не выясненных до конца обстоятельствах.

Николай спокойно воспринял известие о гибели премьера и наиболее талантливого защитника монархии. В последние годы царствования в его окружении остались только те люди, которые безропотно выполняли его волю, подобно премьеру И. Л. Горемыкину, говорившему: «Верноподданные должны подчиняться, какие бы ни были последствия». При этом особого доверия к кому-либо из них император не испытывал и легко расставался с теми, кто служил ему в течение многих лет. Застенчивому от природы Николаю II было тяжело спорить, доказывать правоту собственных взглядов. Ему было проще «обойти» сложный вопрос, а затем заставить сделать так, как он хотел. Этот неглупый, образованный и воспитанный человек, похоже, не обладал способностью просчитывать последствия своих действий дальше, чем на один шаг, и не любил советников умнее и сильнее себя; обнаружившиеся просчёты и поражения он встречал с несокрушимым фатализмом: «На то, значит, воля Божия».

Внешне страна как будто осталась прежней. Царь отмечал торжественные юбилеи — двухсотлетие Полтавской (1909) и столетие Бородинской (1912) битв; трёхсотлетие династии (1913) — и полагал, что всё вернулось на круги своя и он любим верным народом. В незыблемости его «священных» прав его убеждали собранные толпы народа, верноподданная пресса, представители черносотенных организаций — и он верил, потому что по-другому никогда не мыслил.

В 1907 году глубоко религиозный император повелел отложить созыв Поместного собора Русской православной церкви «ввиду переживаемого ныне тревожного времени» и распустил Предсоборное присутствие, которое осмелилось поставить вопрос об освобождении Церкви от бюрократического контроля и восстановлении патриаршества. В итоге многие церковные иерархи видели возможность освобождения только в падении или ограничении монархии в России. Даже относительно послушная Государственная дума третьего созыва вызывала у царя раздражение. Осенью 1913 года он вместе с министром внутренних дел Н. А. Маклаковым подготовил планы нового государственного переворота с роспуском Думы и дальнейшим превращением её в законосовещательное учреждение.

Но «успокоение» было кажущимся. Два с половиной предвоенных года были наполнены острейшими международными и внутриполитическими коллизиями. Буквально у порога России отполыхали итало-турецкая и две Балканские войны. В 1912 году были предотвращены попытки поднять восстание на судах Балтийского и Черноморского флотов, произошло восстание солдат в Ташкенте. В юбилейном 1913 году в России бастовало около двух миллионов рабочих, а первая половина 1914-го уже напоминала 1905-й — бастовало более миллиона человек. В знак солидарности со стачкой бакинских рабочих встали предприятия столиц и других городов. После расстрела митинга на Путиловском заводе в Петербурге началась всеобщая забастовка, появились баррикады.

Приходилось увеличивать охрану царской семьи. Ещё в 1907 году Сводно-гвардейский батальон превратился в Собственный его императорского величества сводный пехотный полк из девятисот человек. Его команды постоянно сопровождали государя. Каждый раз, когда царская семья выезжала в Царское Село, производился самый тщательный осмотр дворца, парка и всех помещений. В спальне Александровского дворца на ночном столике была укреплена тревожная кнопка вызова офицеров охраны (дежурная комната находилась под спальней); ещё одна находилась в кабинете на письменном столе. А в дневниковых записях Николая II — всё то же: с кем завтракал и обедал, какая стояла погода, кто из министров был с докладом...

В «верхах» надеялись, что назревавшая война может разрешить внутренние проблемы. Но в феврале 1914 года бывший министр внутренних дел П. Н. Дурново в адресованной Николаю II записке доказывал, что в случае неудачного хода войны с Германией «социальная революция, в самых крайних её проявлениях, у нас неизбежна»:

«...все неудачи будут приписаны правительству. В законодательных учреждениях начнётся яростная кампания против него, как результат которой в стране начнутся революционные выступления. Эти последние сразу же выдвинут социа-диетические лозунги, единственные, которые могут поднять и сгруппировать широкие слои населения, сначала чёрный (земельный. — И. К.) передел, а засим и общий раздел всех ценностей и имуществ. Побеждённая армия, лишившаяся к тому же за время войны наиболее надёжного кадрового своего состава, охваченная в большей части стихийно общим крестьянским устремлением к земле, окажется слишком деморализованною, чтобы послужить оплотом законности и порядка. Законодательные учреждения и лишённые действительного авторитета в глазах народа оппозиционно-интеллигентские партии будут не в силах сдержать расходившиеся народные волны, ими же поднятые, и Россия будет ввергнута в беспросветную анархию, исход которой не поддаётся даже предвидению»78.