Избранное

кончини (развязно). Ей-богу, красотка, только одно: вы внушили мне чувства, которые возникают у настоящего мужчины при виде хорошенькой девушки. Но довольно любезничать. Женщина, о которой вы говорите, интересует меня больше, чем вы. Подробности! Выкладывайте все подробности!

изабелла. Вы пугаете меня? Кто вы? Уверена, вы такой же злой, как этот подлый Кончини.

кончини. Вы не ошиблись: я действительно злой. Настолько злой, что ослушаться меня — опасно. Борджа получал письма?

изабелла. Только раз — нынче утром. После этого он и ушел.

кончини (грубо хватая ее за руку). Почему же вы не узнали, что было в письме, неосторожная? Для итальянки вы слишком мало ревнивы.

изабелла. У меня не было случая ревновать.

кончини. Вот вам этот случай. Ваш муж у ног другой женщины, он объясняется ей в любви, говорит ей «ты»...

изабелла. Увы! Так, наверно, и есть.

кончини. А соперница ваша очаровательна. Она властна, величава, у нее огненные глаза, сильный ум, вся она — изящество и страсть.

изабелла (шатаясь). Вы убиваете меня!

кончини. Прелюбодеяние — странное преступление. Только что я считал его легким грешком, теперь оно кажется мне чудовищным. Клятвопреступление — вот истинная язва нашего общества. Подумать только! Даже убив их, мы с вами не помешаем им любить друг друга... Да известно ли вам, что в эту минуту он смеется над вами? Вот о чем нестерпимо даже помыслить!

изабелла. О да! Видно, так оно и есть.

кончини. И поверьте, если один из них носит обручальное кольцо или иную драгоценность, словом, знак законной любви, он жертвует им другому: передаривает или бросает ему под ноги. Так делается почти всегда.

изабелла. Как! Вы тоже это подумали? Действительно, иначе не может быть. Поддержите меня — колени мои подгибаются, кончини. Если поможете мне, я отомщу за вас.

ИЗАБЕЛЛА. Кому? кончини. Обоим. изабелла. Главное, ей. А он... кончини. Что — он?

изабелла. Ах, сердце мое разбито! Вы убили меня. Уйдите... (Теряет сознание.)

кончини. Вот каковы мы все — и женщины, и мужчины. Минуту назад, когда она шла ко мне, словно околдованная моей лестью, могли я предполагать, что пустяк превратит эту жизнерадостную девочку в подобие трупа? И разве сам я, болтая с ней о любви, наслаждении, музыке, повторяя проказы моей двадцатой весны, не чувствуя себя сколько-нибудь виноватым и смеясь над своими грешками, мог допустить, что я — глупец, который придет в неистовство от одной мысли, что ему отплачивают той же монетой? Да, горе — это нечто вещественное. Оно давит мне на сердце, как свинец. Оно гнетет меня, душит. Конечно, одно лишь подозрение само по себе не причинило бы столько вреда: с ним борются, его побеждают сомнением... Я весь пылаю. И напрасно я пытаюсь рассуждать. Рассуждение — ложный друг, который делает вид, что спешит нам на помощь, но ничем не помогает. Тверди я себе хоть тысячу раз: «Маршал д’Анкр, слабость твоей супруги не лишает тебя ни высокого положения, ни богатства, ни удовольствий, ни, может быть, даже ее любви» — что толку? Я навеки утратил слепое доверие, самую мягкую подушку для спящего самолюбия; утратил блаженную возможность мирно возвращаться домой и, улыбаясь, отдыхать в кругу семьи. Нельзя шутить с предустановленным порядком: это игра, в которой ранишь самого себя. Это роковая забава: она вроде погремушки, когда забавляешься сам, но становится кинжалом, когда забавляются за твой счет. Вернись сюда Борджа да застань он здесь свою юную простодушную жену, сраженную всего одним словом, и меня, нанесшего этот удар, что он почувствует — гордость за свое торжество или стыд оттого, что торжествую я? Что острее — боль, которую причиняешь, или та, которую испытываешь? Увы, поражение всегда ощутимее, чем победа. Первое ранит чувствительней, чем тешит вторая. (Дотрагивается до Изабеллы.) Похолодела, но сердце бьется. Она в обмороке... Это сон. А сон — это забвение. Ты счастливей меня, дитя, гораздо счастливей. Он у меня в доме, я у него... Но поспешим. Против корсиканца у меня найдется флорентинский кинжал. Довольно прятаться под заемным именем. Я — Кон-чини, маршал Франции. (Хватает плащ, нахлобучивает широкополую шляпу и в ярости выбегает.)

Явление

второе

Изабелла в обмороке, Самуэлъ, Деажап, стража.

деажан. Не останавливай его, еврей. Его пажи, челядь, дом — все под нашим присмотром. В шесть часов вечера я сам арестовал его жену, как раньше регентшу. У тебя один выбор: либо служба королю, либо виселица. самуэль. Предпочитаю вас: это все-таки лучше, чем веревка. деажан. Тогда не мешай нам увести с собой эту женщину. Мы предоставим ей случай отомстить Галигаи. Она — бесценное орудие. Я тотчас же доставлю ее на процесс, который мы начинаем. (Приставам.) Отправить ее в носилках во Дворец правосудия. (Самуэлю.) А ты задержи еще на час этого смугляка Кончини, пока я не пришлю сюда мушкетеров. От-

вечаешь головой. Изобрети любой повод, любой предлог. САМУЭЛЬ. Положитесь на меня. Я слышу, как он спотыкается на каждой ступеньке, зовет меня у каждой двери. Я нагоню его и задержу.

Уходит в одну сторону, Деажан — в другую.

Явление

третье

Декорации меняются. Сцена представляет собой зарешеченное помещение в Бастилии, где содержат супругу маршала. На столе горит лампа и разбросаны книги. Деажан, советник парламента.

деажан (потирая руки). Процесс идет отменно удачно. Господин де Люин весьма доволен, не так ли?

советник. В самом деле, его холодное лицо просветлело.

деажан (с торжествующим смехом). Ха-ха-ха! Дело в том — только пусть это останется между нами,— что король обещал ему все имущество супруги маршала после ее смерти, а это немало.

советник. Состояние у нее не меньше, чем у королевы-матери.

деажан. А знаете ли вы, что именно в эту камеру Бастилии она упрятала принца Конде? На том, чтобы поместить ее сюда же, настоял я: люблю справедливое возмездие... Как видите, малютка Изабелла дает показания с редкой пылкостью и убежденностью.

советник. Боюсь, решимости ее хватит ненадолго. Стоит ей заплакать, как она слабеет.

деажан. Все судьи уже признали Галигаи колдуньей, хотя сама она еще не догадывается. А вот и улика, которую мы ищем. Посмотрите-ка книгу, которую я хотел вам показать — вы

ведь знаток восточных языков. Я предъявлю ее суду как ведовское и чернокнижное сочинение. советник. Но маркиза всегда слыла набожной. Вот и тут у нее изображение Девы висит. деажан. Это еще ничего не доказывает.

советник. А известно ли вам, что эта книга — Моисеев Ветхий завет?

ДЕАЖАН. Ну и что? Раз написано по-еврейски, значит, каббала... Ах ты господи! Я надеялся избежать встречи с ней, а она прямиком идет сюда. Нам не разминуться.

Явление

четвертое

Деажан, супруга маршала. Она крайне возбуждена, ее сопровождают две камеристки.

супруга маршала (живо). Разве мы в Испании? Разве здесь инквизиция, сударь? В мою комнату входят, письма распечатывают, бумаги читают. Против меня возбуждено дело, и я знаю — какое. Чуть ли не у моих дверей заседает Огненная палата, моя жизнь и смерть на весах, а мне не дают бросить на чашу их даже слово. Я не имею права самолично предстать перед судом. Нет, это уж слишком! Со вчерашнего утра, дня моего ареста, вы далеко продвинулись и сильно ускорили события; доказательство тому — действия вашего правосудия. Мне только что сообщили вещи столь немыслимые и чудовищные, что я ушам своим не верю. Существуют якобы свидетели моих страшных преступлений. Идите же, сударь, идите и передайте суду, что я требую очной ставки с ними. Надеюсь, хоть такую милость мне окажут? деажан. Сударыня, если господин де Люин...