Страница 17 из 25
Есть еще одно остроумное предположение. В 1922–1923 годах Алексей Николаевич Толстой создает фантастический роман «Аэлита» о путешествии инженера Лося на Марс, где тот влюбляется в марсианку Аэлиту. Роман пользовался в Советской России бешеной популярностью: в 1924 году режиссер Яков Протазанов поставил по нему одноименный фильм. Вот Гоп со смыком и решил последовать на поиски жены по маршруту инженера Лося, но несколько ближе! Хотя в иронически-издевательской песне жена эта, в противовес романтической истории, оказывается кривой и горбатой.
Позднее, видимо, вариант путешествия за женой на Луну и вариант встречи там же с чертями объединились в один, причем жена оказалась лишней и исчезла.
Правда, Павел Васильев в уже цитировавшейся нами поэме о Гражданской войне «Христолюбовские ситцы», приводит куплет из «Гопа», где жена упоминается без лунно-фольклорных изысков:
Если это не собственная стилизация автора (что маловероятно), не исключена третья версия. В ранних вариантах песни фигурировала не «лунная», а самая обычная жена. Лишь позднее, с появлением сюжета о Луне и чертях, появилось «ответвление» сюжета, где место чертей заняла жена.
(вариант Леонида Утесова)
— Вот так я хожу по городу, и никто не знает, кто я такой…
— Дядька!
— Шо такое?
— Кто ты такой?
— А вы мине не узнали?
— Нет.
— Я же ж Гоп со смыком!
— А-а-а!
— Так по этому поводу:
Впервые публично этот вариант исполнен Леонидом Утесовым в конце 20-х годов. С абсолютной точностью дату назвать невозможно, однако произошло это не ранее 8 марта 1929 года.
В 1928 году Утесова приглашают на зарубежные гастроли в Прибалтику (театры-варьете Латвии и Эстонии), откуда он уже как турист с женой и дочерью едет в Германию и Францию. Именно в Париже Леонид Осипович услышал американский джаз-оркестр Теда Льюиса, который поразил его тем, что потом сам артист называл «театрализацией».
По возвращении в Ленинград он создал собственный (первый год — при совместном руководстве с трубачом Яковом Скоморовским) театрализованный «Теа-джаз» из десяти человек, первое выступление которого после полугодовых репетиций состоялось 8 марта 1929 года на сцене ленинградского Малого оперного театра. Это был совершенно новый для эстрады того периода жанр. Утесов совмещал дирижирование с конферансом, танцами, пением, игрой на скрипке, чтением стихов. Разыгрывались разнообразные сценки между музыкантами и дирижером. В веселых музыкальных спектаклях были сплавлены сатира, юмор, пародия, лирика, цирковая эксцентрика. Утесов сыграл в них множество ролей.
В репертуар «Теа-джаза» Леонид Осипович включил и несколько «уличных» песен (то, что нынче называется «блатным фольклором»), в том числе «Лимончики», «С одесского кичмана» и «Гоп со смыком».
А в 1932 году Леонид Утесов получает от объединения «Музпред» официальное приглашение записать лучшие произведения своего коллектива на пластинку. В числе прочих Утесов включил три указанные выше уличные песни. Это было верхом наглости и даже определенного рода вызовом. И вот почему.
Дело в том, что в то время уличный и уголовный фольклор был популярен так же, как нынешний «шансон». Правда, «Радио Шансон» отсутствовало, но его роль исполняли… обычные пивные. В Москве, например, к 1927 году насчитывалось 127 пивных заведений, где выступали эстрадные артисты. В их репертуаре были и «жестокие» романсы, и каторжанские песни, и частушки «на злобу дня»:
Однако в конце концов «красным идеологам» надоела вся эта эстрадно-выпивошная свистопляска. К началу 30-х годов начинается бескомпромиссная борьба с «легким жанром». С 1 мая 1930 года всякая эстрадная деятельность в пивных запрещена. А в 1931 году на Апрелевской фабрике грампластинок было уничтожено более 80 процентов матриц пластинок с записями песен «чуждого содержания».
И вдруг… Вот как описывает случившееся известный искусствовед и историк культуры Глеб Скороходов в своей книге «Леонид Утесов. Друзья и враги»:
«Изменились (о чудо!) настроения в Главреперткоме, где Утесову прямо сказали: «Можете записывать что хотите!» Но, разумеется, в пределах того, что исполняли на эстраде по разрешениям прошлых лет. Даже по тем, что выдавались на месяц-другой.
«Боже, неужели наступила свобода?!» — подумал Утесов и с этой мыслью появился в доме № 3 на Кузнецком мосту — в знаменитом «кабинете напевов». Это произошло 8 марта 1932 года — день в день (бывает же так!) с того момента, как четыре года назад он дебютировал с «Теа-джазом» — тот день он не раз называл самым счастливым в жизни… Утесов исполнил для «восковых блинов» двенадцать произведений! Такого большого комплекта, записанного одним коллективом в один присест, кабинет до той поры не знал. На дисках появились не только песни из первых программ «Теа-джаза», рапсодии И.Дунаевского из обозрения «Джаз на повороте», но и инструментальные пьесы.
…Ну и, конечно, в тот же день Утесов с воодушевлением спел «Гоп со смыком» и «С одесского кичмана», уже года два как изъятые цензурой из его программ: пел, не очень веря, что в пух и прах разруганные песни теперь зазвучат повсюду — в каждом граммофоне или патефоне. И не ошибся: записи эти появились на пластинках с роскошными по тем временам этикетками — со сверкающим золотом небом над алой кремлевской стеной и Спасской башней. Надписи, напечатанные на стене, как раз под знаменитой башней — «С одесского кичмана (песня беспризорника)» и «Гоп со смыком», производили несколько странное впечатление…
…Ни в какую свободную продажу песни эти не поступали: продовольственные проблемы, вызванные успехами коллективизации, введение продуктовых карточек натолкнули правительство на создание в 1931 году сети специальных государственных магазинов сети Торгсин. Так называлась контора по торговле с иностранцами, открывшая магазины почти во всех городах, даже в таких, куда гости из-за рубежа отродясь не заглядывали. Да и не их имели в виду: торговля в этих «супермаркетах» предназначалась главным образом для тех, у кого еще сохранилось золото в любом виде… В Торгсинах были и отделы, торгующие пластинками с самыми дефицитными записями на золото и валюту; утесовское «народное творчество» попало в их число».