Страница 12 из 25
К тому же выводу приходит в автобиографической повести «Паутина (Юность в неволе)» и немец Артур Вейлерт, который провел в ГУЛАГе тринадцать военных и послевоенных лет. Он пишет:
«Пели и грубую, глупую бандитскую песню «Гоп со смыком»:
— Жил-был на Подоле Гоп со смыком, да, да. Славился своим басистым криком, да, да. — И т. д., сто двадцать три куплета.
Эту песню я потом слышал во всех тюрьмах, во всех камерах, в которых я вынужден был находиться. Она была как бы гимном детей подземелья, входила в их обязательную программу. Потом, через много лет я был в Киеве и вдруг узнал, что этот «Подол» — один из киевских городских районов. Вполне возможно, что песня идет из Киева».
Кстати, почему именно Подол выбран местом рождения Гопа? Любопытное пояснение дал мне киевлянин Михаил Абрамов: «У читателя (не киевлянина) может возникнуть вопрос: а почему «Жил-был на Подоле Гоп со смыком»? Почему на Подоле? Вы пишете, что Подол — район в Киеве. Но Подол — это особый район. Само название Подол говорит, что это низ. Это район, примыкающий к Днепру, где со времен Киевской Руси жил люд торговый, ремесленный, «низкий», в отличие от князя и дружины с челядью, живших на горе. Подол всегда считался районом людей ушлых, районом босяцким, бандитским. У меня еще сохранились детские впечатления (середина 50-х) от знаменитого Подольского базара. В силу удобства сообщения на базар съезжались подводы не только из окрестных сел, но и по реке из Черниговских и даже Черкасских. Поэтому туда ездили хозяйки со всего города, чтоб дешевле купить. Возможно, из-за того, что я смотрел снизу, базар казался неимоверных размеров. Шумный, яркий, где смешались языки — украинский, русский, идиш, татарский, рома — что угодно. Именно там и должен был промышлять Гоп со смыком».
В некоторых поздних вариантах (например, у Аркадия Северного) первая строка звучит так: «Родился на форштадте Гоп со смыком». Таким образом, связь с Киевом утрачивается: форштадт — пригород, окраина (нем., также идиш). Одновременно появляется связь с Одессой, где существуют, в частности, Греческий форштадт и Военный форштадт. Впрочем, «форштадтов» на самом деле достаточно и в других городах, где были немецкие поселения; на Украине это, например, Феодосия.
Еще одно свидетельство того, что первые варианты «Гопа» записаны на Украине — наличие в них строки «Первый допр скучает без меня» (в дальнейшем вместо «допр» пели «тюрьма» или «исправдом»). Аббревиатура расшифровывается как «дом принудительных работ», одна из разновидностей советских тюрем 20-х годов.
В «Комментариях к роману “Двенадцать стульев”» Ю.Щеглов пишет: «В соответствии с тогдашним Исправительно-трудовым кодексом РСФСР (ИТК РСФСР) к «местам заключения» относились, в частности, «учреждения для применения мер социальной защиты исправительно-трудового характера»: дома заключения, или домзаки, исправительно-трудовые дома, или исправдома, «трудовые колонии», «изоляторы специального назначения», или специзоляторы и т. д. Терминология порою варьировалась в различных республиках, и учреждения, называемые в российском ИТК «исправительными домами», в украинском ИТК именовались «домами принудительных работ». В допрах содержались находящиеся под следствием граждане, а также отбывали наказание лица, осужденные на срок свыше шести месяцев, но обычно не более двух лет, и при этом не признанные «социально опасными». Осужденные на срок свыше двух, но не более пяти лет отправлялись в трудовые колонии, а лишенные свободы за тяжкие преступления — в специзоляторы». Судя по упоминанию в песне допра, герой изначально не относился к разряду серьезных преступников, а был мелким «шпанюком», совершающим незначительные преступления — то, что сейчас на жаргоне именуется «баклан» (хулиган).
«Попаду я к черту на Луну»
О скорбной земной жизни Гопа сказано было достаточно. Теперь перейдем к его путешествию на Луну.
Первый вопрос: почему именно на Луну?
Казалось бы, очевидное объяснение этого мотива несложно отыскать в уголовном жаргоне, где выражение «послать на Луну», «отправить на Луну» означает «расстрелять». Это объяснение встречается уже в словаре «Блатная музыка» С.М.Потапова (издание НКВД, 1927). Выражение было популярно и позднее, в 30-е годы. Так, в рассказе «Букинист» Варлам Шаламов спрашивает своего собеседника:
«— Где же теперь эти врачи?
— Кто знает? На Луне, вероятно…»
То есть расстреляны.
Однако более ранних свидетельств существования этого выражения в уголовном жаргоне мне найти не удалось. Так что остается открытым вопрос: то ли неведомый автор песни о Гопе развил жаргонный фразеологизм в фантасмагорическую картину, то ли, напротив, — жаргонизм появился под влиянием блатной песни? Мне представляется более вероятным последнее. Скорее всего, сюжет «Гопа» о путешествии на Луну имеет свой собственный источник.
Интересно, однако, что уже в 30-е годы поверье о том, что после смерти воры попадают на Луну, прочно закрепляется в блатном фольклоре. Вот что вспоминает бывший вор Михаил Демин в своем автобиографическом романе «Блатной»:
«Мы стояли возле кабины лифта. Я потрогал дверцу, спросил:
— Работает?
— Что ты, — объяснила она, — какие теперь лифты! Ты что, с Луны свалился?
— Именно — с Луны, — пробормотал я. — По блатным поверьям, если человек умирает, он отправляется на Луну… Я, в сущности, там уже и был. И спасся чудом…».
Здесь мы сталкиваемся с одновременной аллюзией и на песню, и на поговорку.
Кстати, в уголовном жаргоне 20-х годов, помимо выражения «отправить на Луну» как определения расстрела, встречается еще несколько упоминаний этой планеты. В том же словаре Потапова встречаем следующие словарные статьи: «Луна — грабеж. Лунатик — грабитель». То есть Гоп со смыком имеет прямое отношение к Луне, поскольку он и есть грабитель! (Скорее всего, имеется в виду ночной грабеж, отсюда и упоминание ночного светила.) Возможно, именно поэтому герой уголовной баллады направляется на Луну — к чертям в гости. И все же даже это не дает ответа, почему неведомый автор разместил чертей и ад именно на Луне.
Вот тут нам приходится вспомнить уже традиции славянского фольклора. В представлениях славян (как и многих других народов мира) Луна ассоциируется с загробным миром, с областью смерти и противопоставляется Солнцу как божеству дневного света, тепла и жизни. По сербским поверьям, чтобы узнать, жив ли долго отсутствующий родственник, нужно было трижды окунуть человеческий череп в ключевую воду, а затем в полночь во время полнолуния посмотреть сквозь отверстия черепа на месяц. Если человек жив, он возникнет перед смотрящим, а если мертв, то окажется на месяце.
Кроме того, у славян существует богатая традиция сказок о путешествии людей на тот свет — как в рай, так и в ад, с последующим возвращением героев домой. Например, «Скрипач в аду», где скрипач проваливается в преисподнюю и три года играет на скрипке для чертей. Или «Горький пьяница» — у молодого человека умирает отец, и герой вызволяет папашу из пекла, где тот возит дрова и воду в образе старой лошади. Так что путешествие героя в ад, который к тому же находится на Луне, достаточно объяснимо.
Некоторые исследователи вспоминают также богатую литературную традицию путешествий на Луну. Казалось бы, где — литературная традиция и где — малограмотные уркаганы? Однако в дальнейшем мы убедимся, что в создании воровской баллады принимали участие не только уголовники.
Не станем описывать всю историю путешествий на Селену (античное название Луны). Здесь и древнегреческий «Икароменипп, или Заоблачный полет» Лукиана Самосатского, герой которого поднимается к Селене на крыльях, и Данте, попадающий на Луну, расположенную в первом кругу рая, и барон Мюнхгаузен (один раз он влез на спутник Земли по бобовой лозе, в другой — его корабль туда забросила буря)… В девятнадцатом веке Эдгар По запускает к луне Ганса Пфааля на воздушном шаре, Жюль Верн — трех ученых в снаряде, пущенном из пушки, а в 1901 году Герберт Уэллс забрасывает туда же своих героев Кейвора и Бедфорда.