Страница 64 из 67
…третий акт Мерлезонского балета происходил с участием малолетних бандитов наставника Хадуда. Когда Денис, весь в кровоподтеках от стека ш'Тартака, первый раз явился на тренировочную площадку, ему было неловко: взрослому мужику, спарринговать с мальчишками — это было как-то… не комильфо…
Жизнь быстро открыла ему глаза на истинное положение вещей — в смысле закрыла. Резкие и точные удары первого же из вышеупомянутых «мальчишек» быстро привели к тому, что через заплывшие глаза Денис мало что видел и всё оставшееся время так называемого «спарринга» свелось к методичному и планомерному избиению Дениса.
Его «партнер», если так можно назвать этого маленького садиста, отнесся к делу с большим профессионализмом и редкостным энтузиазмом — вкладывал в экзекуцию всю душу! Вообще все дети от природы очень жестоки, что же говорить о детях отобранных по критерию выживаемости в агрессивной среде и плюс к тому прошедших многолетний, ежедневный курс по максимально эффективному причинению вреда ближнему своему…
Когда спарринг в виде избиения, или избиение под видом спарринга — хрен редьки не слаще, закончился, к Денису подошел наставник Хадуд, бегло оглядел и вынес вердикт:
— Кастор, отведи его к лекарю.
Невысокий пожилой белопоясник приказал Денису раздеться, небрежно осмотрел и смазал какими-то противно пахнущими мазями, причем отметины эсэсовца — одними, синяки от «мальчика» — другими, а глаза — третьими. Эффект был поразительный — минут через десять глаза открылись, а боль от всех остальных повреждений снизилась настолько, что стала восприниматься вполне обыденно — как неприятный, но неизбежный фон — типа вони от выхлопных газов, когда ты гуляешь по Невскому или Тверской.
Зона Отдыха Эстепоры приучила Дениса к мысли, что бассейн предназначен для того, чтобы люди в нем радовались жизни: плескались; брызгались; играли в мяч; под разными предлогами тискали девушек; на худой конец — ныряли и плавали, ну — у… если больше заняться нечем; короче говоря — получали удовольствие. Попав в тренировочный бассейн белопоясников, он понял насколько ошибочными были его представления — на самом деле, бассейн это место борьбы за жизнь! В самом прямом смысле этого слова.
Тренировочный процесс был прост и эффективен, как бейсбольная бита: белопоясников запускали в воду, примерно на час, все это время они пытались утопить друг друга — все! Если учесть, что глубина везде была Денису с головой, а на берег «тренер», в рот ему пометом, не выпускал ни под каким видом, то четвертый акт Мерлезонского балета был не лучше предыдущих двух…
В свою келью, или норку, или соту (на выбор) — Денис возвращался избитый, осунувшийся и голодный — интенсивные водные процедуры после ужина способствуют быстрому сжиганию калорий (жирдяем на заметку!). Но телесные муки были ничем по сравнению с духовными. Воспоминания о стек эсэсмана; о приводящем в дрожь взгляде мальчика Кастора, в котором на боевой площадке не оставалось ничего человеческого; о черной воде, из которой тянутся белые, как у утопленников, руки «мальчиков» наставника Хадуда — все эти ожившие картинки недавнего прошлого вгоняли Дениса в беспросветную тоску. В первый день он надеялся перед сном обсудить с Шэфом возможность альтернативного способа обучения: ну там заочного… или еще какого… пока он от «очной» формы не отдал Богу душу, но Шэф ночевать не явился и больше Денис его не видел.
Время зациклилось, как змея засунувшая голову себе в задницу: общефизическая подготовка, избиение стеком, избиение в спарринге, борьба за жизнь в бассейне. Тоска, обида, боль, голод и страх — других чувств у Денис не осталось. Через какое-то время он почувствовал, что чувства эти материализуются, трансмутируясь в какую-то отвратительную субстанцию, которая концентрируется внизу живота в гадком, черном гнойнике. Ложась спать он физически чувствовал как тот пульсирует и растет. Однажды вечером, в тот неуловимый момент, когда явь еще не стала сном, но уже перестала быть явью, у него возникла четкая мысль: «Скоро нарыв лопнет!..» Что будет потом он не успел понять, потому что сразу очнулся в холодном поту и долго потом не мог уснуть.
Бешенный тренировочный ритм, если вообще происходящее можно было назвать «тренировкой» — а с другой стороны, как еще? — не дрессурой же, не позволял Денису в течении дня задуматься о своей незавидной судьбе. Время тягостных раздумий приходило ночью, когда он укладывал свою измученную тушку на жесткое каменное ложе, покрытое тонкой соломенной циновкой.
Думы были простые и конкретные — как избавиться от этого кошмара? В первые дни Денис пытался найти, если можно так выразится, стратегический выход из создавшейся ситуации, и такой выход, правда единственный, был — сбежать! Если бы дело происходило на цивилизованном Тетрархе, в Островной Цитадели, то не исключено, что ему бы хватило решимости на этот отчаянный шаг, ведь в конце концов у него была заветная Красная карточка и статус ходока… чем черт не шутит, пристроился бы куда… или дождался возвращения любимого руководителя где-нибудь в тихом месте — ведь не убил бы он его в конце концов!
На Маргеланде же ситуация была совершенно иная: покинь он Орден самовольно, никакого статуса белопоясника у него бы не было, не было у него также и денег, чтобы попытаться безболезненно врасти в местную инфраструктуру, и, зная свою удачу, Денис был уверен, что в статусе свободного человека пробыл бы максимум пару суток, минимум — пару часов, после чего обязательно попал бы в рабство. Существовал призрачный шанс, что его способности полиглота могли бы понадобиться кому-нибудь из купцов, но как найти такого, не попав в процессе поисков гребцом на галеру? — Денис трезво оценивал свои шансы. Кроме того, для должности писаря и толмача у него не было необходимой квалификации: говорит-то он умел, а вот писать и читать нет! Так что и здесь, с большой долей вероятности, ожидался облом.
Потом это стали даже не думы, а базовые инстинкты: естественная реакция любой белковой формы жизни на боль — это попытка устранить источник боли или убраться от источника боли на расстояние, при котором болевое воздействие достигнет своего минимума или вообще исчезнет.
Это если по научному, а по простому, источников боли было два: Мастер войны ш'Тартак и «мальчики» наставника Хадуда. Вариант с максимизацией расстояния до источника боли, или же говоря по — простому: побег с подводной лодки, на самом деле являлся синонимом рабства или смерти — это с одной стороны, а с другой, кого устранять? Устранять Мастера войны ш'Тартака? — зашибешься устранявши. Устранять «мальчиков» из команды наставника Хадуда? — теоретически они вообще не должны были быть источниками проблем — все-таки пятнадцатилетние мальчишки против взрослого, здорового мужика, но… опять проклятое «но»…
Как это ни покажется странным, но никакого преимущества в физическом плане, Денис перед «цветами жизни» не имел. Он имел преимущество в росте, весе и физической силе, но все это нивелировалось фантастической быстротой «детишек» в драке — то, что это никакой не спарринг, с какими-то фиксированными правилами, Денис понял сразу же, в первый злополучный день, как только получил по яйцам. Он согнулся, чтобы обратить внимание наставника Хадудда на «неспортивное поведение» своего выкормыша, чтобы «спарринг» был остановлен, а виновник получил предупреждение, а вместо этого получил по морде, причем он сам, и «спарринг» благополучно (для выкормыша) продолжился…
«Мальчики» двигались с ловкостью и проворством обезьян, его попытки схватить «партнера» и подгрести под себя, чтобы использовать преимущества большей массы, успеха не имели — «партнер» благополучно ускользал, чтобы тут же контратаковать резким ударом рукой или ногой. Но главное преимущество «мальчиков» было в другом — они Дениса не боялись, они вообще ничего не боялись, а он их боялся…
Однажды, в «первой» жизни — на Земле, Денис у мусорного контейнера наткнулся на кота, разделывающего только что пойманного голубя. Кот был небольшой, тощий, облезший, с мордой иссеченной шрамами, имевшими вид какого-то дьявольского иероглифа. Кот пристально, не мигая, посмотрел в глаза Денису, давая понять, что если тот попробует отнять голубя, то кто останется в живых: Денис или кот — неизвестно, но скорее всего кот.