Страница 3 из 140
— Все будет нормально, — сказал Джулс, кладя руку между худых лопаток брата. — Что бы там ни случилось…
— Ты понятия не имеешь, что происходит, — монотонно ответил Тай. — И не можешь говорить, что все будет нормально. Ты не знаешь.
Послышался новый звук. Хуже, чем крик. Ужасающий вой: дикий и злобный.
«Оборотни?» — недоуменно подумала Эмма, но она слышала прежде их вой; этот был гораздо мрачнее и более жестокий.
Ливви прижалась к плечу близнеца. Он поднял свое крошечное бледное лицо, переводя взгляд с Эммы на Джулиана.
— Если мы спрячемся, и что бы это ни было нас найдет, и навредит нашей сестре —ты будешь виноват.
Ливви спрятала лицо за братом; он говорил тихо, но Эмма не сомневалась, что он имел это в виду. Несмотря на пугающий интеллект мальчика, несмотря на его странности и безразличие к другим, с сестрой он был неразлучен. Если Ливви было плохо, Тай спал у подножья ее кровати; если она поцарапалась, он паниковал, и наоборот.
Эмма заметила противоречивые эмоции на лице Джулиана — его глаза искали ее, и она кивнула. Мысль о том, чтобы оставаться в тренировочном зале и ждать, пока ни объявится тот, кто издал тот вой, вызывала у нее ощущение, будто кожа слезала с костей.
Джулиан зашагал по залу и вернулся с изогнутым арбалетом и двумя кинжалами.
— Пора отпустить Ливви, Тай, — сказал он, и через мгновение близнецы отошли друг от друга. Джул вручил девочке кинжал и предложил другой Тиберию, который уставился на него так, будто это был инопланетный предмет. — Тай, — Джулс опустил руку. — Что у тебя в комнате делали пчелы? Что тебе в них так нравится?
Тот ничего не ответил.
— Тебе нравится, как слажено они работают вместе, верно? Ну, теперь наш черед сработаться. Мы должны пойти в офис и вызвать Конклав, ясно? Послать сигнал бедствия. Чтобы они прислали подмогу для нашей защиты.
Тай протянул руку за кинжалом с коротким кивком.
— Это бы я и предложил, послушай меня Марк и Катерина.
— Это точно, — сказала Ливви. Она схватилась за нож с большей уверенностью, чем брат, и держала его так, будто знала, что с ним делать. — Об этом он и думал.
—Теперь нам нужно быть очень тихими, — сказал Джулиан. — Вы двое следуете за мной в офис. — Он поднял глаза и встретился взглядом с Эммой. — Эмма заберет Тавви и Дрю, и встретится с нами там. Хорошо?
Сердце девочки спикировало вниз, как морская птица. Октавий — Тавви — двухлетний малыш. Восьмилетняя Дрю была еще слишком молода, чтобы начинать физические тренировки. Конечно, кто-то должен был забрать их. Глаза Джулса буквально молили ее.
— Да, — ответила она. — Именно этим я и займусь.
Кортана висел за Эмминой спиной, в руке был метательный нож. Ей казалось, она чувствовала, как металл пульсировал в ее венах, словно сердцебиение, пока скользила по коридорам Института, прижавшись к стене. Периодически ей встречались огромные окна с видом на синее море и зеленые горы, мирные белые облака дразнили ей душу. Она подумала о родителях, находящихся где-то на пляже, понятия не имеющих о происходящем здесь. Она хотела, чтобы они были рядом, но в то же время радовалась, что они в безопасности.
Девочка пришла в ту часть Института, которая была ей знакома лучше всего: в семейное крыло. Она прокралась мимо пустой спальни Хелен, со сложенной одеждой и пыльными покрывалами. Мимо комнаты Джулиана, такой родимой после миллионов ночевок, и Марка, с накрепко запертой дверью. Следующая шла спальня мистера Блэкторна, а за ней — детская. Эмма сделала глубокий вдох и толкнула дверь плечом.
Зрелище, представшее в небольшой голубой комнатке, вызвало шок. Тавви сидел в своей колыбельке, цепляясь маленькими ладошками за перила, его щечки покраснели от слез. Друзилла стояла перед ним с мечом — Ангел знает, где она его взяла; он был направлен прямиком на Эмму. Рука Дрю дрожала, и кончик меча плясал в разные стороны; ее косички торчали по обе стороны от пухленького лица, но ее Блэкторновские глаза выражали стальную решимость.
— Только попробуй подойти к моему брату.
— Дрю, — ласково сказала Эмма. — Это я. Джулс послал меня за вами.
Девочка с лязгом уронила меч и расплакалась. Эмма кинулась мимо нее и свободной рукой достала малыша из колыбели, усаживая его себе на бедро. Тавви был маленьким для своего возраста, но весил с добрых десять килограмм; она поморщилась, когда он дернул за ее волосы.
— Мама, — сказал мальчик.
—Тише. — Она поцеловала его в макушку. От него пахло детской пудрой и слезами. — Дрю, хватайся за пояс. Мы пойдем в офис. Там мы будем в безопасности.
Она послушно взялась за оружейный пояс своими маленькими ручками; девочка уже перестала плакать. Сумеречные охотники много не плакали, даже в восьмилетнем возрасте.
Эмма повела их в коридор. Звуки снизу ухудшились. Крики продолжались, вой углубился, стекло разбивалось, громче скрипели балки. Эмма прокралась вперед, прижимая Тавви, бормоча снова и снова, что все будет хорошо, он в безопасности. Окна стали встречаться чаще, солнце яростно прорывалось сквозь них, едва не ослепляя.
Она была ослеплена: паникой и солнцем; это было единственным объяснением ее ошибке при следующем повороте. Девочка свернула по коридору, и вместо того, чтобы оказаться в нужном месте, она встала у широкой лестницы, ведущей в фойе и к большим двойным дверям, служившим входом в здание.
Фойе полнилось Сумеречными охотниками. Некоторые, знакомые ей как Нефилимы лос-анджелеского Конклава, были в черном, другие в красном снаряжении. Ряды статуй были опрокинуты, разбившись на кусочки и осыпав пыль на пол. Окно, открывающее вид на море, разгромили, куски стекла и кровь были повсюду.
Эмма почувствовала тошноту в животе. Посреди фойе стоял высокий парень в алом. Это был светлый блондин, практически с белыми волосами, его лицо было будто высеченным мраморным ликом Разиэля, только и без капли милосердия. Его глаза были угольно-черными, в одной руке он нес меч с рисунком звезд; в другой — чашу из мерцающего адаманта.
Вид чаши защекотал память Эммы. Взрослые не любили обсуждать политику при юных Сумеречных охотниках, но она знала, что сын Валентина Моргенштерна взял себе другое имя и поклялся отомстить Конклаву. Она также знала, что он создал чашу, противоположную Кубку Ангелов, превращающую охотников в злых, демонических существ. Девочка слышала, как мистер Блэкторн звал злых Сумеречных охотников Омраченными; лучше умереть, чем стать таким.
Значит, это он. Джонатан Моргенштерн, которого все величали Себастьяном — оживший персонаж из сказок, рассказываемых, чтобы пугать детей. Сын Валентина.
Эмма положила руку на затылок Тавви, прижимая его лицо к своему плечу. Она не могла двинуться с места. Казалось, будто к ее ногам были привязаны свинцовые грузы. Себастьяна окружали Сумеречные охотники в красных и черных одеяниях, а также таинственные персоны в темных плащах — может, тоже охотники? Сказать наверняка было невозможно — их лица скрывались за капюшонами. Марк был вместе с ними, один из Сумеречных охотников в красном наряде завел ему руки за спину. Кинжалы лежали у ног парня, а тренировочная форма была заляпана кровью.
Себастьян поднял руку и поманил длинным бледным пальцем:
— Приведите ее.
В толпе послышался шорох, и вперед выступил мистер Блэкторн, таща за собой Катерину. Она боролась, била его руками, но мужчина был слишком силен. Эмма недоверием и ужасом смотрела, как он опустил ее на колени.
— Теперь, — сказал бархатным голосом Себастьян, — выпей из Демонической чаши смерти, — и он надавил краем чаши на ее губы.
Тут-то Эмма и узнала, что это был за душераздирающий вой, раздающийся ранее. Катерина пыталась освободиться, но парень был сильнее; он влил содержимое чаши сквозь стиснутые зубы женщины, та ахнула и проглотила. Затем мистер Блэкторн позволил ей вырваться из его хватки. Он и Себастьян рассмеялись. Катерина упала на землю, ее тело забилось в конвульсиях, и из ее горла раздался короткий крик — даже хуже, она взвыла от боли, будто ее душу вырывали из тела.