Страница 128 из 140
Ответственность — хороший способ от всего отвлечься. Например, того, как выглядела Джослин, когда ее сын умер, или как Клэри заглушала тихие рыдания в пол, когда осознала, что они вернулись из Эдома, но без Саймона. То, как выглядело лицо Магнуса, суровое и отчаянное, когда произнес имя своего отца.
Потеря — это часть бытия Сумеречных охотников, ты этого всегда ждешь, но Алеку было не легче увидеть выражение лица Хелен в Зале Заседаний, когда ее изгнали на остров Врангеля.
— Ты не мог ничего сделать. Не наказывай себя, — прозвучал знакомый голос позади него. Алек зажмурил глаза, пытаясь выровнять дыхание, и ответил:
— Как ты здесь оказался? — Послышалось шуршание ткани, пока Магнус усаживался рядом с Алеком на краю крыши. Алек случайно мельком взглянул на него. С момента возвращения из Эдома он видел Магнуса всего дважды и то быстро: первый раз, когда Безмолвные Братья выпустили их из карантина, а второй — сегодня в Зале Заседаний. И ни разу им не удалось поговорить. Алек с тоской, которую ему плохо удалось замаскировать, посмотрел на него. К Магнусу вернулся его нормальный здоровый цвет лица после того истощенного вида в Эдоме. Его ушибы практически все зажили, а глаза снова сверкали на фоне потемневшего неба.
Алек вспомнил, как в мире демонов, найдя Магнуса прикованным цепями, обхватил его руками, и удивился, почему подобные поступки легче совершать в мгновения, близкие к смерти.
— Я должен был что-то сказать, — произнес Алек. — Я голосовал против того, чтобы ее отсылали.
— Знаю, — ответил Магнус. — Ты и еще около десяти человек. Но подавляющее большинство проголосовало «за». — Он покачал головой. — Люди боятся и за это расплачиваются теми, кто, по их мнению, отличается от них. Все тот же порочный круг, который я видел тысячу раз.
— Я чувствую себя таким бесполезным.
— Ты уж точно не бесполезен. — Магнус откинул голову назад, глазами ища в небе появляющиеся одна за другой звезды. — Ты спас мне жизнь.
— В Эдоме? — спросил Алек. — Я помог, но на самом деле… ты сам спас себя.
— Не только в Эдоме, — проговорил Магнус. — Мне было… Мне почти четыреста лет, Александр. Маги, становясь старше, начинают ожесточаться. Они перестают чувствовать. Заботиться, волноваться или удивляться. Я всегда говорил себе, что со мной такого не случится. Что я, как Питер Пэн, никогда не вырасту и постараюсь сохранить ощущение чуда. Всегда буду влюбляться, удивляться, буду открытым к боли, как до этого к счастью. Но за последние двадцать лет я ощутил, как оно подкрадывается ко мне. За долгое время, до тебя, у меня никого не было. Я никого не любил. Никто не удивлял меня, и ни от кого не перехватывало дыхание. Пока на той вечеринке не появился ты, и я полагал, что больше никогда не испытаю настолько сильных чувств.
У Алека перехватило дыхание, и он посмотрел на свои руки.
— О чем ты говоришь? — дрожащим голосом спросил он. — Ты хочешь, чтобы мы снова были вместе?
— Если ты этого хочешь, — сказал Магнус, но его голос звучал не достаточно уверенно, так что Алек с удивлением взглянул на него. Магнус выглядел очень молодо: широкие золотисто-зеленые глаза, волосы касаются висков черными прядями. — Если ты…
Алек застыл. Долгие недели он сидел и мечтал о том, что Магнус произнесет именно эти слова, но теперь, когда это случилось, он не чувствует того, что должен. В груди не взрывается множество фейерверков, он чувствует себя пустым и холодным.
— Не знаю, — ответил он.
Свет в глазах Магнуса погас.
— Ну, я могу понять, что ты… — начал он. — Я был не очень добр к тебе.
— Нет, — резко ответил Алек. — Не был, но думаю, порвать с кем-то по-доброму не просто. Дело в том, что я сожалею о содеянном. Я был неправ. Но причину этого поступка изменить нельзя. Я не могу жить с чувством, что совсем не знаю тебя. Ты говоришь, что прошлое — это прошлое, но прошлое сделало тебя тем, кто ты есть. Я хочу знать о твоей жизни. И если ты не готов рассказывать мне о ней, то я не могу быть с тобой. Потому что я себя знаю, и меня это не устроит. Так что мы не можем снова через все это проходить.
Магнус подтянул колени к груди. В сгущающихся сумерках он выглядел неуклюжим: длинные ноги, руки и тонкие пальцы в сверкающих кольцах.
— Я люблю тебя, — тихо проговорил он.
— Не надо… — остановил его Алек. — Не надо. Это нечестно. Тем более… — Он отвел глаза. — Я сомневаюсь, что первым разбил тебе сердце.
— Мое сердце разбивалось больше, чем Закон Конклава о запрете романтических отношений между Сумеречными охотниками и нежитью, — сказал Магнус, но его голос надломился. — Алек… ты прав.
Алек скосил глаза. Он никогда не видел мага таким уязвимым.
— Это несправедливо по отношению к тебе, — сказал Магнус. — Я всегда твердил себе, что открыт новому опыту, а когда стал… стал ожесточаться, то был потрясен. Мне казалось, что я все делал правильно — не закрывал своего сердца. А потом я вспомнил о твоих словах и понял, почему начал умирать изнутри. Если ты никогда не говоришь никому правды о себе, то, в конце концов, начинаешь забывать. Любовь, несчастье, радость, отчаяние, все хорошее и постыдное — если я держу их внутри, то все мои воспоминания о них постепенно исчезают. А потом исчезну и я сам.
— Я… — Алек не знал, что сказать.
— После нашего расставания, у меня было много времени на раздумья, — сказал Магнус. — Так что я написал вот это. — Он вынул из внутреннего кармана пиджака блокнот — самый обычный блокнот на спирали с линованной бумагой, — но стоило ему его открыть, как Алек увидел страницы, покрытые тонким закругленным почерком. Почерком Магнуса.
— Я записал свою жизнь.
У Алека округлились глаза.
— Всю жизнь?
— Не всю, — осторожно заметил Магнус. — Но некоторые сформировавшие меня события. Как я впервые познакомился с Рафаэлем, когда тот был совсем молод, — грустно проговорил Магнус. — Как я влюбился в Камиллу. История с отелем «Дюморт», хотя там мне помогла Катарина. О некоторых своих ранних увлечениях и поздних. Имена, должно быть, тебе известные: Эрондейл…
— Уилл Эрондейл, — сказал Алек. — Камилла упоминала о нем. — Он взял блокнот — тонкие страницы раздулись, как если бы Магнус с огромной силой вдавливал ручку в бумагу, пока писал. — Ты был… с ним?
Магнус рассмеялся и покачал головой.
— Нет, хотя на этих страницах полно Эрондейлов. Сын Уилла, Джеймс Эрондейл, отличился, как и сестра Джеймса, Люси. Но должен сказать, что окончательно меня отвратил от этой семьи Стивен Эрондейл, пока не появился Джейс. Ужасный выскочка. — Он заметил взгляд Алека и быстро добавил: — Больше никаких Эрондейлов. Никаких вообще Сумеречных охотников.
— Никаких Сумеречных охотников?
— В моем сердце никого, подобных тебе, — ответил Магнус. Он слегка постучал по блокноту. — Учитывая, что это лишь первая серия того, что я хотел тебе рассказать. Я не был уверен, но надеялся — если ты захочешь быть со мной, как этого хочу я, то примешь это в качестве доказательства. Доказательства того, что я готов дать тебе то, что никогда никому не давал: свое прошлое, правду о себе. Я хочу поделиться своей жизнью с тобой, а это значит сегодняшним днем, будущим и всем прошлым, если ты этого хочешь. Если ты хочешь меня.
Алек опустил блокнот. На первой странице была нацарапана надпись: «Дорогому Алеку…».
Он очень четко видел перед собой развитие событий. Он мог отдать блокнот, уйти от Магнуса, найти кого-то другого, полюбить какого-нибудь Сумеречного охотника, быть с ним, делить подобие предсказуемых дней и ночей, ежедневную поэзию обычной жизни.
Или он мог шагнуть в неизвестность и выбрать Магнуса, далекую незнакомую поэзию его самого, его великолепие и злость, дурное настроение и радость, сверхъестественные способности его магии и не менее захватывающую магию его необычного способа любить.
Вряд ли тут вообще приходилось выбирать. Алек сделал глубокий вдох и решился.
— Хорошо, — таков был его ответ.
Магнус сквозь темноту устремил на него взгляд, всю свою собравшуюся сейчас энергию, скулы и мерцающие глаза.