Борьба с безумием

- Доктор Шитс - это доктор для докторов, - говорит Джек, - благороднейший джентльмен. После беседы с ним мы с Мэри почувствовали, что наполовину уже устроены в Траверз-Сити.

Что-то особое было в атмосфере этой больницы, что от­личало ее от других психиатрических больниц, в которых Джек бывал как наблюдатель или как пациент. Безумие бушевало в каждом ее уголке, но обитатели выглядели такими опрятными, такими чистыми.

Каким же способом это достигалось? Джек настойчиво расспрашивал об этом сестер-надзирательниц, и они сами по себе могли быть ответом на вопрос. Это была их личная мораль. Они не применяли никаких чудодейственных лекарств. То, что они давали этим диким, грязным, опасным несчастливцам, не было наукой. То, что они могли им дать, было какой-то отрицательной величиной. Они не злились и не проклинали судьбу, когда больные становились агрес­сивными; они не сердились, когда больные обгаживались еще и еще раз; они не раздражались оттого, что снова и снова приходилось одевать больных, срывавших с себя одежду. Их терпение было «не от мира сего».

Вот что лежало в основе поведения сестер-надзиратель­ниц: они всегда помнили, что имеют дело не со здоровыми, а с больными людьми. «Может быть, эти сестры тоже иску­пают свои грехи?» - думал Джек.

Сестры-надзирательницы следили за Джеком, когда он обходил больницу; каким-то путем до них дошли сведения, что Джек известный психохирург, с корнем удаляющий безумие у больных, которые до этого считались безна­дежными.

- У меня было такое чувство, что сестры молчаливо просят, умоляют нас приехать в Траверз-Сити и поскорее взяться за дело, - сказал Джек.

Итак, в благоприятной атмосфере желтых кирпичных зданий, расположенных на живописных холмах и обращен­ных фасадами к чистым синим водам озера Мичиган, все было подготовлено для Джека-Давида, чтобы тот мог на­чать боевые действия против Голиафа-безумия. И тут же с первого шага перед ним встала дилемма. Она была рож­дена его честностью.

С одной стороны, он стоял на верном пути, когда после­довал совету видного Гарвардского нейропсихиатра доктора Гарвея Кушинг, который сказал: «Задача психиатров - вернуться в дома умалишенных и в лаборатории, которые они гордо называют пройденным для себя этапом». Совер­шенно верно. Эта больница и есть его лаборатория. У мно­гих тяжелых психотиков он может за пять минут иссечь безумие, которое годами не удавалось ликвидировать пу­тем уговоров на кушетке докторского кабинета.

С другой стороны, существовало зловещее мнение, вы­сказанное столь же крупным чикагским нейропсихиатром доктором Персиваль Бэйли: «Великая нейрохирургическая революция (лоботомия) оказалась безрезультатной: она не разгрузила больниц нашего штата».

Опять-таки верно. Еще в Логэнспорте, как вы припоми­наете, у Джека зародилось сомнение, что у ледового топо­рика нет будущего в лечении шизофрении. Крошечные пи­люли серпазила обладали силой прояснять головы, которые после лоботомии оставались туманными. Это был как бы особый вид химической лоботомии, временного вмешатель­ства, тогда как операция ледовым топориком навсегда раз­рушала мозговую ткань, которую уж невозможно восста­новить.

Вот какая дилемма встала перед Джеком: специалист по лоботомии, он в душе стал уже химиком-клиницистом. А тут пришли вести из Франции о новом, еще более силь­ном успокоительном средстве, чем серпазил, с которым Джек работал.

Химическая его формула звучит страшновато: «10-(3-диметил-аминопропил)-2-хлорфенотиазин». Это вещество было синтезировано мудрыми химиками фирмы Рона-Пу-лэнк в Париже. Профессор Дж. Е. Стеглин из Базельской психиатрической клиники в Швейцарии сообщил, что с по­мощью этого средства удалось выписать из больницы по­ловину больных. С применением правил химической сте­нографии оно было названо хлорпромазином. Средство это было освоено и выпущено в Америке под торговой мар­кой «торазин» фармацевтической фирмой Смит-Клайн-Фрэнч.

Как раз в то время сотни канадских и американских вра­чей проводили клинические испытания серпазила и торазина в надежде, что то или другое из чудодейственных снадо­бий - а еще лучше при совместном их употреблении - нач­нет опустошать наши сумасшедшие дома.

Но Джеку Фергюсону, уединившемуся на берегу боль­шого канала Траверз, - где ему было достать серпазил, где достать торазин? Кто из фармацевтической фирмы Сиба, выпускающей серпазил, или из фирмы Смит-Клайн-Фрэнч, вырабатывающей торазин, - кто слышал когда-нибудь о докторе медицины Джоне Т. Фергюсоне, замкнувшемся и своей далекой северной крепости? Никто.

И где взять денег на покупку пилюль для психобольни­цы Траверз-Сити? Их не было совсем. Как же нашему хи­мику-клиницисту Джеку Фергюсону приступить к испыта­нию этих могучих пилюль, которых он не имел?

- Занимаясь отбором больных для лоботомии, в ожи­дании заказанного оборудования и инструментов для про­изводства лоботомии, - рассказывает Джек, - я случайно разыскал в больничной аптеке небольшой запас серпазила и торазина.

Флаконы с таблетками лежали, обрастая пылью, на ап­течной полке; Джек, конечно, немедленно их реквизировал и пустил в ход.

- Затем я узнал, что у каждого из больничных врачей хранился небольшой запас образцов. Их мне тоже удалось выманить. А тут стали поступать пополнения от агентов Сиба и Смит-Клайн-Фрэнч. И дело закипело, - продол­жает Джек, улыбаясь.

Джек не рассказывал мне, приглашал ли он кого-либо из товарищей врачей принять участие в его сомнительной затее с химическим лечением. Возможно, что и нет, может быть, следовало это сделать, но Джек был ученым-одиноч­кой. Работая один, он по крайней мере был избавлен от не­обходимости отстаивать свой метод. Его химическая затея действительно выглядела сомнительно, потому что он на­чал испытывать новые успокоительные лекарства только на самых тяжелых, самых безнадежных, окончательно потеряв­ших разум больных. Наперекор всякому здравому смыслу он пытался именно их вернуть к ясному сознанию. Но по­чему же?

Пусть Джек сам ответит на этот вопрос. Вот его рассу­ждения. Ранние, мягко протекающие формы сумасшествия - неподходящий материал для лечебных опытов. Они не да­ют достаточно сильного контраста между «до» и «после». Этот контраст будет малозаметен, если у человека со слабо расстроенной психикой вы добьетесь некоторого улучшения. Эффект лечения определится гораздо вернее у тяжелого хроника, если вам удастся вывести его из глубокого психо­тического состояния и добиться явного улучшения. Вот почему так легко обмануться при лечении ранних, не запу­щенных случаев болезни. Давайте послушаем, что говорит по этому поводу не менее ярый критик доктор Д. О. Гебб из Монреаля. Он ставит вопрос о том, как определить ре­зультативность лечения. Дело это нелегкое. «Потому что, - пишет доктор Гебб, - среднее число психических больных, выздоравливающих без всякого лечения, составляет 30, 35 и до 40 -процентов всех больных... Эти цифры широко варьируются от одной серии пациентов к другой».

Откуда же вы узнаете, что данный случай выздоровле­ния после пилюль - не более как простая случайность? Вы можете это узнать с большей достоверностью - к этому-то и сводится теория Джека, - если будете испытывать новое лечение только на самых тяжелых, самых безнадежных хрониках, потому что эти больные никогда не выздоравли­вают самостоятельно.

Так рассуждал Джек, а, кроме того, я подозреваю, у него где-то еще таилась мысль, что люди, считая его затею заранее обреченной на неудачу, оставят его в покое с эти­ми «дурацкими выдумками». Это было похоже на Джека, одинокого волка.

И вот осенью 1954 года доктор Джон Т. Фергюсон на­чал испытывать действие серпазила и торазина на плохое поведение самых тяжелых, самых неисправимых хроников из 1003 умалишенных женщин, находившихся под его наб­людением в больнице Траверз-Сити. Не было у него ни ре­зидента, ни интерна, никакого другого врача, чтобы помочь ему в этом деле. Он имел только 107 сестер-надзиратель­ниц, которые были его руками, его ушами, его глазами. Они работали изумительно, говорит Джек, потому что, не буду­чи ни врачами, ни психологами, ни психиатрами, «все они имели высшее образование или равноценное ему».