Страница 165 из 562
У мисс Монтецумы выражение лица было загадочное, почти испуганное. Она выглядела так, словно нашла змею в хлебнице. Хотя откуда ей знать, что такое хлебница?
— Можем мы уйти? — повторила Белинда.
— Ты да, я — нет. Мое место рядом с гостями. — И рядом с Тинни, мысленно прибавил я.
Белинда насуропила брови.
— Были времена, когда ты бросал любое дело…
Мы оба знали, что это неправда.
— Ступай, если тебе нужно уходить. Я с тобой свяжусь, хорошо?
Она печально кивнула.
Белинда Контагью, маленькая девочка, своенравная, жестокая и беспощадная. И грустная.
Порой мне хочется задушить Чодо за то, что он сделал со своей дочерью.
— Тогда я пошла. — Она посмотрела на Тинни. — Не забывай меня.
Надеюсь, она ничего такого не замышляет? Помнится, Чодо избавился от ее матери потому, что не терпел соперничества…
— Белинда, погоди.
Она не обернулась. Пробормотала что-то, проходя мимо Тинни с Аликс. Перекинулась словечком с Маренго. Тот, похоже, одновременно обрадовался, удивился и испугался. Потом задумчиво посмотрел на меня. Белинда подошла к дверям, возле которых отирался Джеррис Дженорд. Миг — и она исчезла, а мне вдруг подумалось, что Дженорду, судя по бледной физиономии, досталось за сегодняшний вечер даже сильнее, чем Гилби или Максу.
50
Больше ничего примечательного не случилось. Разумеется, прием не стал гвоздем сезона. На нем было слишком много варварской грубости, что никак не позволительно (и непростительно) для утонченных представителей высшего общества. Гости стали разъезжаться вскоре после ухода Белинды. Дольше других задержались только главари человеколюбцев и те, кто хотел пообщаться с Максом наедине. Уверен, они отбывали недовольными: Макс не был расположен к задушевным беседам.
Тинни остаток вечера не отходила от меня. Аликс тоже держалась рядом; по всей видимости, она не слыхала поговорки: «Рыжих не переупрямишь». Надо было ее предупредить; уж у меня-то подобного опыта предостаточно.
Даже закадычные друзья Вейдеров и Николасов стали собираться задолго до того, как оркестр закончил играть. Тай печально взирал на их сборы, Никс готова была разрыдаться.
— Паскудство, — пробормотала Тинни, вместе с которой мы стояли у дверей и глядели на стремительно пустеющую залу. Джеррис Дженорд кивнул, будто ее фраза предназначалась ему. Мажордом выглядел так, словно у него внезапно началась отрыжка. — Бедняжка Никс! Принести себя в жертву ради благополучия семьи и получить вместо праздника кучу дерьма…
— Женщина! И тебе не стыдно так выражаться?
— Заткнись, Гаррет. Что хочу, то и говорю. Никс так расстроилась… И что ей теперь делать, скажи на милость?
— На Максе, по-моему, лежит проклятие. И не на нем одном, а на всей семье. Когда Никс вошла в семью, проклятие распространилось и на нее. — А может, тут и в самом деле замешано какое-то проклятие или иное чародейство? Казалось просто невероятным, чтобы на одного-единственного человека вереницей сыпались все возможные и невозможные беды.
По зале носился Грессер. Такое впечатление, будто с разъездом гостей у его уполовиненной команды резко прибавилось работы.
Тинни попрощалась с каким-то типом, которого мне представить не удосужилась.
— Собираешься сунуть меня в чулан и выпускать по большим праздникам? — ревниво справился я.
— Отличная мысль. — Она пристально поглядела на меня. — И всякие Аликс уже не пристанут. Ты идешь?
— Вообще-то я предпочел бы остаться. А с каких это пор ты жеманиться стала?
— Я? Гаррет, опомнись!
— Ты, ты. Думаю, Дин меня не съест, если я проведу эту ночь не дома. Особенно если сочинить историю и упомянуть пару раз твое имя. — Тинни ходила в любимицах у старины Дина.
У меня, впрочем, тоже.
— Что меня в тебе восхищает, так это твоя неподдельная радость по поводу…
— Прошу прощения, сэр. — Дженорд проводил того типа, с которым Тинни попрощалась, до кареты и успел вернуться. — Вас хотят видеть.
Снова?
— Надеюсь, человек приличный?
— Увы, сэр, отнюдь не приличный.
— Так я и знала, — прошипела Тинни мне в спину.
Я вышел во двор. Там меня поджидал Релвей.
Конечно. Кто еще это мог быть? Уж всяко не мой треклятый голубок. После безобразия, учиненного в зале и окончившегося позорным изгнанием, попугай исчез бесследно.
Может, до него добрались нетопыри. Или он залег где-нибудь в укромном местечке, дожидаясь рассвета. Попка-Дурак — попугай городской, не то, что те птахи на островах: они бодрствовали ночи напролет, подражая возгласам часовых и стонам раненых.
Значит, Релвей. Говорите, не приличный человек? Да Дженорд подавился бы собственной слюной, узнай он, кого принесла нелегкая к дому Вейдера.
Вид у Релвея был потрепанный.
— Устал? — спросил я.
— Да нет.
— Что стряслось?
— Хочу, чтоб ты кое на что взглянул.
— Ничего хорошего, верно?
— Верно. Ночка выдалась…
51
Да уж, ночка и вправду выдалась богатой на события.
Идти оказалось недалеко, приблизительно до того места, где ребятки Релвея остановили фургон оборотней.
Черный экипаж Белинды. Пустой. Обе лошади лежали на земле: одна не шевелилась, у нее в горле торчал арбалетный болт; вторая судорожно дергала копытами.
— Яд, — пояснил Релвей, указывая на болт.
Сорванная дверца экипажа болталась на единственной петле. На подножке сидел незнакомый мне парень, придерживал левой рукой правую — очевидно, сломанную… — и тихонько постанывал.
Чуть поодаль два трупа. Обоих я знал. И, естественно, никаких зевак и никаких свидетелей.
— Это Пеквуд, — сказал Релвей, ткнув пальцем в парня со сломанной рукой. — Все случилось у него на глазах.
Пеквуд печально кивнул.
— Расскажи еще раз, для моего друга.
Друга? Гаррет, приятель, я бы почаще посматривал на руку, что хлопает тебя по плечу. Однажды в ней наверняка блеснет сталь.
— Карета ехала с той стороны, — начал Пеквуд, — лошади шли шагом. Вдруг вон оттуда выскочили два типа. — «Оттуда» означало с улицы, куда экипаж Белинды должен был свернуть по дороге домой. — По-моему, они собирались устроить засаду в другом месте, но им пришлось переиграть, потому как тот, кто сидел в карете, решил ехать иначе.
Я ничуть не сомневался: Релвей знает, чей перед нами экипаж. А Пеквуду он, разумеется, открыть этого не потрудился.
Почему Белинда свернула на запад вместо того, чтоб ехать на север?
— Они явно что-то замышляли, — продолжал Пеквуд. — Я следил за ними. Один выстрелил в возницу и промахнулся — запыхался, видать, после бега. Возница хлестнул лошадей. Ну, тогда они стрельнули в лошадок. Сдается мне, поначалу-то они собирались возницу прикончить и целиком карету захватить.
Разумный подход. Захватить карету вместе с лошадьми и с пассажиром — прекрасной мисс Контагью, у которой немало заклятых врагов.
Один из трупов на мостовой принадлежал Двупалому Харкеру. На теле было множество глубоких ран. Неподалеку валялся нож: судя по крови на лезвии, Харкер дорого продал свою жизнь.
Пеквуд перевел дыхание.
— Ну, карета остановилась, возница спрыгнул, и тут на него навалился второй, и пошла кровища хлестать. Спросите меня, так они точно друг друга врасплох застали. Эти, которые напали, никак не ждали, что им сопротивляться будут.
— Знаешь их? — спросил Релвей, указывая на трупы.
— Клеланд Джастин Карлайл, более известный как Ки-Джей. — Я кивнул на того, кто был пониже ростом. — Главный головорез Чодо. — От тела Карлайла тянулся кровавый след: как и Двупалый, он перед смертью успел кому-то насолить. Кто же отважился напасть на Белинду? — Говоришь, нападавших было двое?
Пеквуд утвердительно дернул подбородком.
— И они забрали мисс Контагью?
— Женщину. Уж не знаю, как ее кличут.
— Ну, Гаррет? — Релвей невесело усмехнулся. — Догадываешься, кто это был?