Страница 131 из 562
Ведь рабочие места, опустевшие с уходом этих мужчин на войну, были, как принято нынче выражаться в узких кругах, заняты нелюдью. И солдаты, спешившие домой, открывали для себя малоприятную истину: спешить-то было некуда…
Но я отвлекся. Итак, сногсшибательная троица удалилась. Я вернулся в комнату Покойника и уселся наконец в свое кресло, еще хранившее тепло женского тела. В воздухе витал легкий аромат духов.
— И что опять затеял твой Дуралейник? — спросил я без предисловий.
Много лет назад Дуралейник ввязался в войну как наемник на службе венагетов. Несмотря на многочисленные победы, он не сумел добиться того, чтобы его признали своим: обращались с ним пренебрежительно, путь в высшие слои общества, в правящую клику колдунов, был ему заказан. И тогда он, пылая праведным гневом, переметнулся к противнику и следующий десяток лет отнимал покой и сон у тех, кто посмел уязвить его гордость.
Впрочем, карентийские правители обращались с ним немногим лучше. Нет, платили ему вовремя, зато почестей не оказывали вовсе, каких бы успехов он ни добивался. И потому Дуралейник дезертировал вновь. Он объявил Кантард республикой, не подвластной ни Каренте, ни венагетам, собрал под свои знамена всех, кого прельщала этакая свобода, и принялся воевать на две стороны.
Но судьба в очередной раз оказалась к нему несправедлива. Карента усилила натиск, венагеты не устояли и бежали с позором. И карентийские отряды начали истреблять республиканцев.
Обитатели Кантарда спешно переселялись в Каренту. Более всего их почему-то притягивал Танфер, в котором и без того уже было неспокойно. И ладно бы только простые партизаны! Расследуя прошлое дело, я наткнулся на некие факты, из которых явствовало, что и сам Дуралейник околачивается в нашем милом городке.
Покойник ответил — по обыкновению брюзгливо:
— Вполне вероятно, что он возбуждает недовольство, уповая на свою былую популярность у простого народа.
— А ты, похоже, разочарован.
— Героев лучше держать на расстоянии. Вблизи слишком заметны изъяны.
Попка-Дурак восседал на плече Покойника. Это Никс его туда посадила. К величайшему моему сожалению, мне так и не удалось уговорить ее забрать пернатого стервеца с собой.
В это самый миг проклятая птица решила облегчиться.
А в следующее мгновение она уже выбиралась из кучи безделушек, рухнувших на пол, когда в стеллаж врезался попугай, отброшенный силой логхирской мысли. Стремительный полет настолько ошарашил крылатого негодяя, что он лишь сдавленно пискнул. Затем встряхнулся, сделал осторожный шажок, огляделся — и нагадил на пол.
— Если эта тварь не доживет до завтрашнего утра, передай мои глубочайшие соболезнования мистеру Дотсу.
— Ух ты! Шикарная мысль! И как я сам не догадался! Нет, я, конечно, тугодум, но умищу-то у меня девать некуда! Я сверну этой гадине шею, а свалю все на тебя. Морли придет, увидит перья и дерьмо на полу, покачает головой и тут же обо всем забудет. С тобою связываться он не рискнет.
— Очень остроумно. Только попробуй, и я подвешу тебя к потолку на твоих собственных шнурках. Птица эта — неоценимый дар судьбы, и подобных вещей о ней говорить не следует даже в шутку.
— Дар судьбы?! Да его и жрать не станешь, разве что когда всех ворон и ящериц со змеями в округе переведут!
— Это незаменимое средство общения.
— Ну, для кого как…
— Тихо!
— Чего? Я что-то…
— У нас скоро будут гости. Чужаки. Прими их в своем кабинете. Им вовсе не обязательно меня видеть.
Старина Дин опередил меня и первым откликнулся на стук в дверь, но Покойник, судя по всему, одернул нашего домомучителя. Посмотрев в «глазок», Дин попятился.
— Что стряслось? — осведомился я.
— Они мне не нравятся. — С этими словами Дин прошествовал в комнату Покойника, а ко мне на плечо плюхнулся Попка-Дурак, выпорхнувший из приоткрытой двери. Я шуганул его, но он и не подумал улететь. Тем временем Дин вновь вышел в коридор, волоча за собой кресло.
— Не трогай птицу, Гаррет. Дин, когда закончишь, притвори мою дверь и не открывай ее, пока гости не уйдут.
— И поставь котелок на огонь, — прибавил я. — Мы же радушные хозяева, верно?
Дин одарил меня взглядом, в котором ясно читалось его мнение о моих умственных способностях: дескать, не лез бы ты не в свое дело, все равно ни шиша не понимаешь.
Тем временем в дверь снова постучали, настойчивее, чем в прошлый раз. Я прильнул к «глазку».
— Мне непременно надо с ними толковать? — Два охламона на пороге моего дома воплощали сокровенную мечту Дина: этаким красавчиком он всегда жаждал видеть меня.
— Беседа с ними может оказаться полезной.
— Для ково?
— Для кого, Гаррет.
— Сам сообразил, — проворчал я, принимаясь откидывать щеколды и отодвигать засовы. Дин, закончивший двигать мебель, неодобрительно наблюдал за моими действиями.
Полезная беседа, говорите? Ладно, уж найду о чем потрепаться, пока мой гниющий дружок будет ковыряться в чужих мозгах.
Эти двое наверняка что-нибудь продавали. Такие аккуратненькие, такие чистенькие и приглаженные; неровен час, проповедники. Если мне начнут втюхивать религиозную бредятину, я могу и не сдержаться. В последнее время ваш покорный слуга переобщался с божествами.
Стоило мне открыть дверь, как первое впечатление улетучилось без следа. Достаточно было увидеть армейскую выправку и губы без намека на улыбку, чтобы понять: эта парочка торгует истинной верой, никак не связанной с благочестивыми бреднями.
Оба ростом под шесть футов, ладные, смазливые — в общем, смерть девкам. Один светловолосый и голубоглазый; второму полагалось бы иметь светлые глаза и голубые волосы, но увы, наши чаяния сбываются далеко не всегда: волосы у него были темные, а глаза — тоже голубые. Ни у того, ни у другого ни шрамов, ни татуировок — во всяком случае, на открытых местах.
Должно быть, клерки, подсказал мне мой прославленный интеллект.
— Мистер Гаррет? — справился блондин. Какие у него ровные зубы! Признайтесь, вам часто встречаются люди с абсолютно ровными зубами? Правильно, я тоже никогда таких не встречал. Даже у Тинни один передний зубик налезает на другой.
— Допустим. Все может быть. Зависит от того, что вам нужно.
Ни тени улыбки в ответ.
— Друг назвал нам ваше имя, — сообщил брюнет. — Сказал, что следует обратиться именно к вам. Что вы — герой войны, на которого всегда можно положиться.
— Ребята, нынче героев на улицах пруд пруди: плюнь с закрытыми глазами — точно не промахнешься. Всякий, кто вернулся домой, уже герой. Вы из какого сообщества? — Одеты они были так, словно собирались на парад. Армейская выправка, армейская манера одеваться, — тут и последний остолоп догадается.
Клерки!
— Не дразни их ради собственного удовольствия, Гаррет.
Мне положительно необходим новый напарник. Старый слишком хорошо меня изучил.
— Откуда вы?…
— Я же сыщик, ребята. — Да, глаз у меня наметанный. Как говорится, метал-метал и дометался.
— Неужели так заметно? — протянул, почти проскулил брюнет. Все они одинаковы: по виду того и гляди зарычат, а на деле только скулить и могут. Сами же искренне верят в свою крутизну: и грудь у нас волосатая, и морда кирпичом…
Клерки.
— Когда мы с вами расстанемся, не поленитесь, сравните себя с другими. По крайней мере, с другими людьми, в особенности с молодыми мужчинами. — Конечно, тут возможен нежелательный побочный эффект: сравнение лишь укрепит в них чувство превосходства; однако они могут и сообразить, куда я клоню. — Тайные агенты блях на груди не носят.
Ребятки озадаченно переглянулись. Растерялись, милые. А вы туповаты, как я погляжу.
— Можно нам войти? — спросил блондин.
— Прошу. — Я посторонился. — Пожалуйте в мой кабинет. Вторая дверь слева.
— Побольше радушия, Гаррет.
— Ребята, вам не нужен попугай?
— Гаррет!