Броневой

— Что случилось, братюнь? — ласково спросил Малярийкин, ослабляя на шее товарища срезанную петлю и осторожно поддерживая напарника под затылок.

— Чехи …

Глаза Маляра расширились.

— Чехи?! — удивлённо переспросил он.

— Рано утром … сегодня … Юнга … разбился насмерть… на нашем байке. — Уже отчетливо прохрипел напарник.

— Юнга?.. Сдох?.. Так из-за него что ли?! А мы то причём?! — неожиданно для самого себя взорвался Малярийкин. — Чехи гоняют по разбитым дорогам с охрененной скоростью! Вот и бьются. Мы-то причём, твою ж маму?!

Перед глазами мелькнуло мёртвое лицо Ники. Маляр уже чувствовал ответ. Камышев захрипел, одновременно дергая кадыком. В первые мгновения Маляр испугался, но затем понял, что старый приятель не задыхается. А смеется. Смеется разбитым ртом с торчащими осколками зубов. Губы автомастера исказила гримаса гнева. Руками так разбить чужой рот нельзя. Похоже, Камышев встречал обух топора или молоток.

— Он разбился … из-за … нас, — выцедил напарник.

— В смысле из-за нас? — быстро переспросил Малярийкин.

— Я подшаманил ему … с акватином …

— С двигателем? А зачем?!.. Ты что, дурак?! — уже в голос заорал Малярийкин.

— Может … и дурак, — оскалился беззубым ртом Калмыш. — Да не так … Чехи не за байк … заплатили … Ты разве … не догадался?.. Сумма сверху … была за то … чтобы ушлепок этот … Юнга … долго по Сибири … не катал … Ты допёр?.. Вот почему … столько лишнего лаве … отвалили … братюнь… Допёр?..

Но Маляр не допёр.

— Ты бредишь, — прошептал он. — Зачем им убивать своего же чемпиона?

Камышев улыбнулся вновь, одновременно выталкивая языком кровь.

— Дурак ты Маляр… такой серьезный и умный … а всё дурак … Чехи делают ставки … на КТО … дикие бабки, братюнь … И Юнга … был хорош как игрок … но слишком тупой … для бизнеса … Отказался … сливать бои … На золотую курицу … посягнул… Убить открыто чехи … своего не могли … Не по понятиям… Зритель бы не понял … Допёр?.. Вот пацанчик и разбился … на байке … Горячий был … придурок … Гонял …

Напарник закашлялся.

— Я сделал всё сделал … как они хотели … — продолжил, захлёбываясь, Калмыш. — А они меня … суки … сам всё видишь … братюнь … В мастерню припёрлись … скопом … часов пять назад … Ни о чём … не спрашивали… Тупо зашли и … начали мочить … Орали, что я убийца…. Причем, знаешь … искренне, так … орали … Видать, о задумке … с блокировкой … никто не знал … из простых бандюков … Тока шишки … А может … вообще пара человек … Кто бабки мне … потом … заносил …

Маляр прищурился.

— И кто же заносил?

— Шапрон … Ша…

— Что Шапрон?.. Я не слышу!

Но Калмыш не отвечал.

Малярийкин грубо толкнул бывшего приятеля в плечо. Потом, приблизив ухо к лицу напарника, послушал.

Калмыш сдох.

Некоторое время Малярийкин сидел перед трупом «братюни» неподвижно. Это было глупо, учитывая наличие двух мёртвецов в том же здании, открытых настежь ворот, а также муравейки, возвращения которой могли с нетерпением ждать убийцы. Глупо — с точки зрения сохранения собственной жизни. Где то в подкорке, без всякого анализа и долгих размышлений, Маляр понимал, что ему самому с этой секунды грозит страшная, откровенно летальная опасность стать не только мертвецом, но и объектом многочасовых пыток. Причём опасность в максимальной степени — именно здесь, в Наш-ангаре. В месте, где его только и могли искать озверевшие бандерлоги с северо-западного района.

Вопрос «почему» перед Малярийкиным не стоял.

То, что сказал мёртвый напарник (другом сейчас не поворачивался назвать язык), казалось бредом только на первый взгляд. Всё это могло быть правдой. Кроме того, иных версий не было. Как ни пыжился, Маляр не смог придумать ни одного варианта, который бы отличался от слов старины Калмыша. Разве что случайное ограбление. Какой-нибудь нелепый и дикий налёт таёжных отморозков. Но нет. Это действительно сделали чехи. Грабители-колхозники свои жертвы не пытали. Только мочили и грабили. Они могли изнасиловать и убить Нику. Могли пристрелить или зарезать Калмышева. Но оставлять его в петле на много часов не стали бы. Вот и вся дедукция, братюнь.

Итак, чехи.

Юнга чемпион. Отказался сливать бои. Убить сами не могут. Не комильфо правильным пацанам валить «своих» из-за бабок. Тем более — игрока за хорошую игру. Нашли идиотов в лице случайных реммехов. Идиота Камыша. Идиота Малярийкина. Идиот Калмыш мандячит с движком. Это легко: поставить датчик на скорость, чтобы блокировал движение после 100 или 150 кэмэчэ. И всё! Чехи — лихие байкеры. Тем более чемпион Юнга. Принимая машину, он не полезет копаться в электронике. Убить Юнгу — просто. Как два пальца. Только решиться! Калмыш — решился. Имбицил. Впрочем, о мёртвых плохо …

Виноват ли он сам, Малярийкин? Мог ли догадаться?

Конечно, мог. Больше того — до-га-да-лся. Сразу было видно, здесь что-то не так. Не бывает такой вот прухи. Лотерейный билетик выигрышный, купюрки из рукава, бриллианты из воздуха. Не бывает!

Но почему именно Наш-ангар?

Как там прошамкал Калмыш?

Шапрон…

А ведь действительно — Шапрон! Кто мог в принципе придумать подобный зверский расклад, кроме долбанутого топ-танкиста, супер-классного механика и водилы? Кому, кроме чехов, угрожал Юнга более всего, если не чемпиону игр КТО? Кто посоветовал чехам — криминальным лидерам северо-западных окраин — их убогую, ничтожную мастерню? Как вообще они с Калмышем могли поверить, что элита — буквально элита КТО и уголовного мира — может разместить у них заказ для потенциального чемпиона?

— Сука! — Тихо прогундел под нос Малярийкин. — Вот же ты сука, товарищ Шапронов. С-сука! С-ссссууука!!!

Эхо отразилось от кровли. Эхо показалось зловещим. Нет, надо сдерживаться. Эмоции делу только вредят. Только какому вот на хрен делу? Всё было кончено.

Дело. Бизнес. Бабло и будущее. Авторемонт. Дружба. Тайная любовь к чужой девушке. Всё.

Маляр обернулся. Взгляд автоматически упёрся в дверной проём с распахнутой настежь дверью и оттого очень белый и светлый от проникавших через него солнечных лучей. Однако глаза сквозь распахнутую дверь видели не солнечный свет. По телу медленно и тяжко, словно бульдозер, прокатилась вязкая, обжигающая волна. Маляр вдруг ясно и как бы даже пронзительно осознал: это самое «всё» — было ничем по сравнению с единственной настоящей потерей. В дверях разрушенной мастерни лежала ласковая девочка Ника. И сверлила пустыми глазками пустой потолок.

Шапронов, ну как же так?!

Сильно захотелось сдохнуть.

Лечь рядом с корешем и подругой на бетонном полу. И валяться так. Долго-долго.

Но для ничтожного человечка из ничтожной автомастерской подобные желания были слишком уж понтовиты. Чай не бандюк, статусом не вышел.

Маляр тягуче, словно через силу, выпрямил скрюченную горем спину. Она не выпрямилась полностью — мешала травма позвоночника, полученная ещё в детстве, при родах. Однако в пол он уже не смотрел. Только вверх и вперёд!

Пошарив рядом, Малярийкин нащупал рукой брошенный обрез. Из мастерни надо было валить. И валить быренько — это подсказывала не только логика, но и собственный подпотевший зад.

В любой момент могли вернуться КТОшные мстители-отморозки и «отморозить» уже Маляра — по полной схеме с битами по челюсти, выдавленными зенками и прочими «чешскими» чудесами вроде многочасовой удавки, совмещенной с бдением в собственной моче на раздробленных коленях. Этот мир, как и все прочие, делил людей на тех, кто пугает и тех, кто пугается. Чехи пугали. Ну а работяги, вроде Маляра с Калмышем, могли только ссать под себя, да хорониться где-нибудь в очкурах, коли уж впали в гангстерскую немилость. Селяви, как говориться, доунт край.

Да и чем его смерть поможет мёртвому товарищу с почившей подругой? Ничем. Разве что Шапрона лишний раз насмешит. Камышев пока дох, вероятно, забавно слюни пускал. И рожа интенсивно краснела над удавкой. Смешно, оборжаться! Так что чехи с Шапроновым здесь не только мочили. Но и весело провели время. Наверняка. Бандерлоги — бандерлоги и есть …