Страница 52 из 101
В отместку за взрыв моста экипаж гитлеровского бронетранспортёра, двигавшегося в самом хвосте колонны, поставил к утёнке двадцать два бельгийца — мужчин, женщин, детей — и тут же расстрелял их. Это было второе за тот день бессмысленное и жестокое убийство.
«Фюрер приказал, мы выполняем его приказ!» — так заявили эти варвары. Пока они расстреливали людей, колонна ушла на двадцать пять километров к северу.
Вечером восемнадцатого декабря части, 30-й американской дивизии, переброшенные от рурской плотины к югу, вновь захватили Ставло, перерезав тем самым основную коммуникацию Пайнера, которая связывала его с главными силами. Да и генерал Дитрих не мог теперь быстро и в нужном количестве перебросить подкрепление войскам, действующим в первом эшелоне. 82-й воздушно-десантной дивизии было приказано остановить передвижение танков Пайнера.
В ночь на девятнадцатое декабря Альтдерфер руководил сменой огневых позиций всех батарей, так как они уже не могли вести огонь по противнику со старых позиций. Альтдерфер сидел в укреплённом подвале, в то время как американская артиллерия беспрерывно вела беспокоящий огонь по полициям гитлеровцев.
Перед рассветом в расположение батареи вернулся полковник Кисинген, который уезжал на совещание к генералу Круземарку. Собрав командиров, он объяснил им обстановку.
Фронт в настоящее время проходит перед Эльзенборнскими высотами. Получен приказ начать артиллерийский обстрел. Огневая позиция для первого дивизиона — северо-западная окраина Кринкельта, для второго дивизиона — северная окраина Рокерата, для третьего — вдоль шоссе Холлерат — Лосхеймерграбев, там же ОП тяжёлого дивизиона.
— За дело, господа! — приказал полковник. — И как можно скорее зарыться поглубже в землю. Пока ещё не известно, кто будет действовать левее нас. Точно одно — что танковая дивизия СС продвигается дальше на запад. Десантники, по всей вероятности, действовать не будут.
Кисинген во всём старался показать себя эстетом, Его семье всегда не хватало благородства. Отец Кисингена, генеральный директор акционерного общества, перед отправкой сына на службу в вермахт дал ему отеческое наставление:
— Не забывай, юноша, о том, что ты родом из семьи крупного буржуа. Если другие могут украсить свою фамилию приставкой «фон» или сослаться на своё арийское происхождение, то мы можем удивить их только одним — деньгами. Хорошенько запомни это! А с помощью денег можно открыть любую дверь!
Когда Кисинген приехал в отпуск в мундире с погонами старшего офицера на плечах и предстал перед отцом, тот внимательно оглядел сына и сказал:
— Твоя мать будет рада видеть тебя столь блестящим офицером. — Но ты никогда не забывай того, что я тебе сказал, когда ты уезжал из дома. С помощью денег, которые мы имеем, мы можем открыть любые двери, и не только те, что находятся по эту, но и по ту сторону фронта. Любые двери, если понадобится, разумеется…
С тех пор Кисинген внимательно следил за развитием событий, хотя и без особого увлечения.
Километра два по направлению к Кринкельту Клазен прошёл пешком. Вокруг груды искорёженного металла и изуродованные человеческие трупы. Он невольно вспомнил Зеехазе и собор, в котором тот лежал, вспомнил Линдемана на окраине небольшой французской деревушки.
Отгоняя от себя эти мысли, он внимательно прислушивался к грохоту канонады, доносившейся с запада, и до боли в глазах всматривался в сполохи огня, которые мешали танкам двигаться вперёд. Группа Пайнера прорвала фронт противника, однако в тылу стреляли, как на фронте.
В Кринкельте конгломерат самых различных форм. Каких только родов войск тут не было! Однако и здесь больше всего эсэсовцев. Как-никак генерал Дитрих командовал целой армией СС! Гитлер, видимо, всеми средствами пытался сделать так, чтобы лавры за победу в операции «Осенний туман» достались его любимчику.
Обер-лейтенант Клазен медленно шёл по улице, подыскивая место для командного пункта. В новой шинели с меховым воротником и фуражке с серебряной кокардой он чувствовал себя как-то неловко среди всеобщего разгрома и неразберихи.
Линдеман в это время тоже искал подходящее место для узла связи.
Дернберг прекрасно сориентировался в сложившейся обстановке. Он видел, как «тигры», «пантеры» и бронетранспортёры танковой дивизии «Гитлерюгенд» медленно и с большими интервалами двигались из Кринкельта дальше на запад, в сторону ничейной земли, что лежала перед Виртцфельдом и Бютгенбахом. Эльзенборнские высоты вызывали у него страх.
«Тот, кто дерётся за них, — думал он, — выбрал самый короткий, но и самый опасный путь. Там обстреливается всё живое, всё, что способно шевелиться. Несколько западнее, возможно, было бы легче перейти линию фронта, по тогда потребуется больше времени. Оба фронта, наш и противника, будут с каждым днём всё сильнее уплотняться, и перейти через их линию окажется труднее. Нет, я должен как можно скорее выбраться отсюда».
По красивому лицу Дернберга пробежала улыбка. На этот раз в ней не было ничего двусмысленного.
До леса отсюда не так уж далеко. Исчезнув, он пойдёт по тому пути, который хорошо продумал. Он должен остаться верным своим принципам и ни в коем случае не оказаться на стороне проигравшего. Однако он уйдёт не с пустыми руками. В полевой сумке, которая висела у него на плече на длинном ремне, имелось всё, что ему нужно.
Штурмбанфюрер вошёл во двор последнего дома, обнесённого забором. Приложив к глазам бинокль, он начал внимательно осматривать лежащую перед ним местность.
Кринкельтский лес вырисовывался в форме огромного острова, а перед ним лощинки, кустарник, складка местности. Это была почти идеальная местность, необходимая для выполнения его плана. Пехота ещё не вела огня в северо-западном направлении. Своему командиру он сказал, что пошёл увязывать взаимодействие с командиром соседнего пехотного полка.
В этот момент за спиной Дернберга скрипнула дверь. Он быстро обернулся.
Не более чем в десяти шагах от него стоял офицер вермахта в белом маскировочном костюме. Он поднял руку для приветствия:
— Хайль Гитлер, камарад!
— Можно и без церемоний, капитан Альтдерфер? — ответил Дернберг.
Офицер вздрогнул и, узнав Дернберга, медленно подошёл к нему.
— В последний раз мы, если не ошибаюсь, встречались с вами в Нормандии. Что-то вскоре после двадцатого июля, — проговорил он.
По спине Дернберга пробежали мурашки, и вся она мгновенно взмокла от пота.
— Нет, не ошибаетесь, — кивнул Дернберг. — Тогда между нами кое-что осталось недоговорённым. И по служебным вопросам, и по личным. — Дернберг огляделся вокруг. Вид у него был такой, будто солдаты, расположившиеся в деревушке, уже готовятся поставить его к стене, а этот веснушчатый адвокатишка крепко держит его.
Альтдерфер почувствовал, как в душе у него растёт полна злости.
— По службе у нас с вами ничего общего никогда не было, — внешне спокойно произнёс Альтдерфер. — А что касается личных дел, то, кроме неприятностей, вы мне ничего доставить не можете, — добавил он уже совсем грубо.
— Я? Что вы говорите, капитан?!
— Моё звание можете сейчас не упоминать. Вы причинили мне много неприятностей, вы впутали меня и моего брата в гадкую историю!
— Если вы имеете в виду ту даму, то могу вам сообщить, что в настоящее время она содержится в тюрьме Моабит.
— Всё, что касается фрау Хельгерт, это ваше дело. Однако я своей обиды не забыл.
Дернберг опустил правую руку в карман куртки. Пальцами нащупал воронёный ствол пистолета, курок. Словно играя им, вытащил пистолет из кармана и снял с предохранителя, а затем снова спрятал в карман.
— Тогда вам было, кажется, не совсем хорошо. Или, быть может, вы не знали, что ваш брат Виланд принёс тогда ложную присягу? Ведь бы сами, давали ему советы, как вести себя на процессе! — Последние слова Дернберг произнёс с нескрываемым цинизмом.