Чужая жизнь

Фифи тоже стало плохо. Если бы у нее в желудке была какая-то еда, ее бы вырвало. Она подозревала, что Альфи Макл разрешал другим мужчинам за деньги спать с его детьми, но просто думать и предполагать что-то ужасное и вдруг осознать, что весь этот кошмар оказался правдой, — это совсем разные вещи.

— Ты знаешь, кто из мужчин изнасиловал Анжелу? — спросила она.

— Qui, — прошептала Иветта. Она вся дрожала. — Я никогда его не видела, но слышала его голос и знаю, что это тот крупный мужчина, который часто приходил к Маклам. Мне известно, что его зовут Джек Трумен, потому что Молли на каждом углу кричит о том, что дружит с таким богатым и влиятельным человеком.

Это имя ничего не сказало Фифи, но он вполне мог оказаться тем человеком в красном «ягуаре».

— Он пошел с Анжелой наверх? — спросила она.

— Тогда я не знала об этом, — сказала Иветта. — Позже, когда несколько мужчин уехали, я снова вышла в сад. Я надеялась, что ошиблась, но затем услышала звуки, доносящиеся из спальни наверху, — ритмичный скрип старой кровати и плач бедной Анжелы.

Фифи вздрогнула.

— И что потом?

— Я слышала плач девочки утром. Думаю, Молли избила ее, чтобы она замолчала, а затем вся их семья отправилась на пикник. Я была… Как это говорят? Без ума?

— Невменяемая, — машинально поправила ее Фифи, вспоминая Маклов, выходящих в тот день из дома в праздничных нарядах, и свое веселье по этому поводу.

— Да, именно невменяемая. Я хотела пойти туда и успокоить Анжелу. Мне было так жаль ее! Так что я перелезла через забор во двор к Маклам и вошла в дом.

Иветта описала, какой бардак царил в кухне, и Фифи заново пережила все то, что увидела в тот день.

— Я пошла наверх и открыла двери. Анжела была там. Она мучилась, как я мучилась когда-то, много лет назад. Она была в крови, ее половые органы напухли. Девочка смотрела на меня такими огромными глазами, и в них я прочитала, что она знает: это будет происходить с ней каждую пятницу, и даже если я заберу ее сейчас к себе и буду о ней заботиться и вызову полицию, она никогда не сможет об этом забыть. Как не смогла забыть я.

Иветта издала скулящий звук и начала раскачиваться.

— Так что ты с ней сделала? — спросила Фифи, крепко обнимая француженку. Она хотела услышать что-то, что совсем не вязалось с увиденным тогда в доме, потому что все еще не верила, будто Иветта была способна убить ребенка.

— Анжела молчала. Я думаю, она была в шоке. Я положила руку ей на лоб и сказала, что пришла помочь ей, но она не пошевелилась — лежала неподвижно, словно парализованная. Только смотрела на меня умоляющими глазами, и мне пришло в голову, что девочка просит ее убить.

Иветта немного помолчала, затем заговорила снова, неожиданно холодным, твердым голосом, в котором не было раскаяния.

— Я взяла подушку и прижала к ее лицу. Она даже не сопротивлялась. Только руки подняла… вот так.

Фифи почувствовала трепыхание рук Иветты, хоть и не могла их видеть.

— Все случилось быстро. Я подождала, пока ее руки опустились, затем убрала подушку. Девочка была мертва. Она больше никогда не переживет ничего подобного. Я вышла на лестничную площадку, у них там комод. Нашла чистую простыню и накрыла ею Анжелу. Затем вернулась к себе.

Не в силах справиться с потрясением, Фифи молчала. Фифи понимала, что заставило Иветту так поступить. Она не сомневалась, что когда француженка увидела изнасилованную и избитую девочку, в ее памяти ожили кошмары, пережитые ею во Франции. Может, после того как ее изнасиловали в первый раз, Иветта тоже лежала вот так в кровати, желая умереть.

Она сделала это из жалости — положила конец страданиям смертельно раненого животного. Дала Анжеле то, о чем та, должно быть, молча молила в тот момент.

— Теперь ты понимаешь, почему я не хочу жить? — неожиданно спросила Иветта, нарушив молчание. — Это убийство на моей совести. Я не смогу о нем забыть. Теперь ты меня боишься?

— Нет, я тебя не боюсь, — медленно сказала Фифи. — Я понимаю.

Некоторое время она лежала молча. Фифи тошнило, у нее кружилась голова. Чудовищность рассказанного напугала ее. Только подумать: все это происходило совсем рядом, через дорогу от нее! Семилетнюю девочку продали тому, кто больше заплатил! Разве женщина может быть такой бесчеловечной?

Все лето Фифи зачитывалась знаменитым скандалом с участием Кристины Келлер и Джона Профумо. Эта история приятно щекотала ей нервы, в то время как гораздо более ужасные вещи происходили прямо у нее под носом.

— Ты боишься, — печально сказала Иветта.

— Не тебя, — вздохнула Фифи. — Мне просто жаль, что ты не пришла ко мне тем вечером или хотя бы на следующее утро. Тогда ничего бы этого не случилось.

— Но никто не понимает, что такое потрясение может значить для маленькой девочки, — печально продолжала француженка. — Она помнила бы об этом всю свою жизнь. Даже если бы она стала жить в новом доме и ей купили бы велосипед и много кукол, она никогда бы об этом не забыла.

Фифи не знала, согласна она с Иветтой или нет. Она только жалела, что в тот день, когда Анжела была у них, она не подчинилась своему порыву и не обратилась за помощью в полицию. Но сейчас Фифи была слишком измучена и не хотела больше обсуждать эту тему. Анжела умерла, потому что все бросили ее в беде — родители, соседи, учителя. Все, кто знал девочку, некоторым образом несли за нее ответственность, но теперь было уже поздно кого-то винить.

Фифи попыталась уснуть, но ужасная история продолжала крутиться у нее в голове.

— Почему полиция не нашла твоих отпечатков пальцев? — неожиданно спросила она. Полицейские сняли отпечатки пальцев у нее, Дэна, Фрэнка, Стэна и, наверное, у всех жителей улицы, чтобы сравнить их с отпечатками, найденными в доме Маклов. Одной из серьезнейших проблем этого расследования было большое количество найденных отпечатков пальцев и то, что не все из них совпадали с имеющимися в картотеке полиции.

— Я надела резиновые перчатки, прежде чем отправиться к Маклам, потому что не хотела ни к чему прикасаться в этом грязном доме.

Фифи вспомнила, как сама потом отмывала руки, побывав у Маклов, но мысль надеть перчатки перед тем, как туда отправиться, не пришла ей в голову. Она подумала, что обвинение посчитает это доказательством умышленного убийства.

— Понятно. И ты весь день просидела в квартире?

— Нет, — ответила Иветта. — Я увидела тебя в окне вашей квартиры и поэтому вышла на улицу по стене позади дома, как это делал Альфи. Я поймала такси и поехала на примерку. Я знала, что буду там вовремя. Полицейским я сказала, что вышла из дому в восемь и поехала на автобусе.

Вскоре Иветта заснула, но Фифи не могла сомкнуть глаз. У нее не укладывалось в голове: как кто-то мог уехать с остальной семьей на пикник, после того как вчера продал свою семилетнюю дочку какому-то извращенцу, и как женщина может сделать то, что сделала Иветта. Дело было даже не в самом убийстве, а в том, что она несколько минут спустя смогла уйти по стене и провести остаток дня, делая примерку. Ее поведение показалось Фифи слишком хладнокровным.

У нее по спине пробежал холодок. Иветта рассказала ей все, потому что была уверена, что их не спасут. Что будет, если утром она проснется и решит, что их все-таки найдут, а затем пожалеет о сказанном? Как она поступит тогда?

«Она этого не сделает, — уверенно сказала Фифи сама себе. — И, как бы там ни было, Дэн меня скоро найдет. Я знаю, он сможет».

Во вторник утром Дэн никак не мог встать с кровати. Почти целую неделю он спал урывками, так что теперь даже не проснулся ни разу за всю ночь. Он лежал, слушая, как дождь стучит в окно, и знал, что этот день не принесет ему ничего, кроме еще больших страданий. Он хотел снова заснуть и таким образом на время избавиться от грызущей тоски.

Но Дэн пообещал Гарри и Кларе, что пойдет вместе с ними в полицейский участок, чтобы узнать, есть ли какой-то прогресс в поисках, а затем отправится с ними в отель. История исчезновения Фифи и Иветты появилась во всех газетах еще вчера, и родители Фифи должны были оставаться там, где с ними можно было бы легко связаться, на случай, если кто-то позвонит, чтобы сообщить какую-либо информацию.