Страница 5 из 41
Просидел я в ДОСААФ шесть месяцев и понял: нет, не так я начал жизнь. Да тут еще взялся строить саманный дом. А душу грызла тоска.
Жили мы тогда у тещи, Клавдии Петровны, — приткнуться было некуда. Она одна растила четверых детей. Еще была бабушка, Анна Евстафиевна. Помню, до женитьбы она все пытала меня:
— Согласен тыквенную кашу есть? — Согласен.
— Ну тогда женись.
Время было голодное, лишнего куска хлеба в доме не найти.
Старушка вздыхала, поглядывая на старшую внучку:
— Что ж ты такого босяка нашла? У него ж ничего нет.
— Ничего, бабушка, — не огорчался я. — Мы еще будем жить в Москве.
— В Москве? Ишь какой генерал… Взяли тебя в Москву. Ты хоть костюм-то купи.
И вправду — ни специальности, ни добра. В вещмешке алюминиевый котелок и ложка — все мое солдатское хозяйство. Свадьбу справляли — поели тыквенной каши без хлеба и стали думать, как располагаться в крохотном помещении на ночлег.
Поэтому, когда получил я должность в комитете ДОСААФ, начал подумывать о собственном жилье, кое-что приобретать для стройки. Но на душе кошки скребли.
Как-то утром поднялся я раньше всех, сел на крыльце и задумался: «Что же я делаю? Ведь были мысли, мечты!»
Нет, надо что-то менять…
Пошел к соседу, он тоже хотел строиться, разбудил его:
— Слушай, пока все спят, купи у меня это барахло!
— Какое?
— Да материал на дом. Все! Я больше не строю. Ну что, покупаешь?
— Что ж, раз продаешь — куплю.
Встают наши и видят: сосед да лошади уже материал со двора увозит.
— Что такое? — закричала теща. — Куда?
— Все, мамаша, — говорю, — конец! Начинаю новую жизнь.
Теща кинулась за помощью к дочке, стала ее упрекать:
— Видишь, все люди как люди, наш сосед дом построил, свинью купил. Все понемногу обживаются. А у тебя действительно не муж, а настоящий босяк!
Лина молчала — мы уже тогда понимали с ней друг друга.
И я, чтобы успокоить тещу, сказал: — Мамаша, подождите, вы обо мне еще услышите!
Так и уехал.
Как будет дальше, не думал. Верил почему-то: впереди меня ждет другая, интересная жизнь. Я всегда чувствовал в себе силы и был твердо убежден, что найду себя.
Теперь, когда позади уже большая жизнь, могу подтвердить: человек от природы способен на многое. Только один теряет веру в себя, другой же не боится испытать свои силы. Они, когда надо, обязательно появляется, если человек ставит перед собой большую цель.
После Уральска я работал грузчиком — сперва в Магнитогорске, потом в Сталинграде. Порой казалось, что нет у меня никаких перспектив. Но я свято хранил веру в то, что рано или поздно наступит перелом. Главное, убеждал я себя, не лениться. Никогда не презирал дело, которым был занят. Я не профессию искал, а. свою судьбу. Ведь Дело не в профессии. Любую профессию, я уверен, можно полюбить, если хорошо, по-настоящему узнать ее.
Я старался изучить свое строительное дело досконально. Пытался получить и образование. Живя в палатке на Севере, окончил с отличием восьмой класс, мне даже настольную лампу вручили — премию от вечерней школы. Однако большая бригада, с которой я тогда работал, масса забот не позволяли учиться дальше. Оставался один путь — самообразование. Отцовский путь знакомый мне с детства.
Итак, двадцати пяти лет от роду, не имея ни специальности, ни образования, не зная толком, куда себя деть, без средств к существованию (денег хватило лишь на билет до ближайшей станции), отправился я искать свое счастье.
Но у меня — не зря же я семь лет прослужил в разведке — был принцип: никогда не падать духом! Как говорил нам в запасном полку капитан-фронтовик: «Разведчик должен быть злой, тощий и бдительный!»
Приехал в Саратов без копейки в кармане — злой, тощий и бдительный. Что дальше?
Пошел на Волгу. Дело к вечеру, под выходной. Вижу: артель разгружает картошку. Как раз не хватало человека. Взяли меня:
— Будешь на базаре мешки разгружать из машины.
Кончился день. Рассчитались со мной не совсем честно — дали полпая, как чужому, но на билет все же хватило. Поехал дальше — в Бокситогорск, к родным. Там теперь жила мать с Зоей и Лидой.
Но не суждено мне было тогда остаться в этом городе. Не было жилья. И тогда я отправился на юг, в свой родной Сталинград. Мы с женой мечтали жить там.
Да и увидеть хотелось родной город, съездить все никак не удавалось.
Однажды, правда, проезжал я через Сталинград в 1915 году после войны с воинским эшелоном. Выскочил на вокзал и побежал к своему дому — он был рядом с вокзалом. Но ни старых улиц, ни прежнего города я не увидел. Вернее, улицы были, только домов не было. Люди жили в блиндажах и окопах.
И вот я снова «дома».
Надо было устраиваться, жить. Пошел я на металлургический завод «Красный Октябрь»: знал, что там всегда нужны грузчики.
— Да, — сказали, — возьмем.
— Но мне надо прописаться…
— А вот в этом помочь не можем. Ты уж сам как-нибудь пропишись, тогда возьмем на работу.
Пошел я, вовсе не думая, где буду ночевать. Забота одна: прописаться. Ступаю по незнакомым улицам: названия в основном военные — Снайперская, Стрелковая… Дома деревянные, частный сектор. Обхожу дом за домом, прошу только об одном: «Пропишите! Жить не буду… Не стесню. Не беспокойтесь».
Отказывают.
И вдруг — удача.
Упитанный мужчина говорит:
— Хорошо! Сто пятьдесят рублей — и я тебя пропишу. Только живи где хочешь.
— Ну, а на чердаке-то ты мне разрешишь спать? — спрашиваю.
— На чердаке? — задумался он на секунду. — Хорошо, спи.
Теперь встал вопрос: где взять деньги?
Дали мне адресок какой-то старухи. Взял я у нее 150 рублей, а отдать должен был — 220.
Такое было, время. Кто поверит, что в Сталинграде после войны продавали… воду? Да, ведро обычной воды стоило рубль. Водопровод в городе не действовал.
Хозяин, прописавший меня, как раз и нажился на воде. Работал на водовозке, продавая воду «налево».
Не имея возможности сразу развернуть широким фронтом жилищное строительство, государство давало ссуды, и честные рабочие люди, не считаясь со временем и здоровьем, строились. Так возникали в городах целые улицы из небольших домиков, в том числе и в Сталинграде. Но тут же предприимчивыми дельцами, вроде моего хозяина, с купеческим размахом возводились и дорогостоящие роскошные особняки.
Жил я на чердаке, работал на заводе грузчиком. Расплатившись кое-как с долгом, стал готовиться к приезду жены с двумя детьми: снял блиндаж — самый настоящий, военного времени — за 150 рублей в месяц.
Блиндаж был вырыт во дворе у моего хозяина. В войну в нем прятались люди. Жить там — по современным понятиям — невозможно. С началом дождей под ногами стояла вода. Но приехала семья, и мы жили в этой землянке. Лучшее за эти деньги жилье в Сталинграде тогда найти было трудно. Почти все, что зарабатывал, я отдавал за блиндаж. Оставалось только на питание. Хозяин попался невероятно жадный и корыстный.
Но справедливость все-таки есть: в одну из ночей нашего хозяина обокрали. Утром он первым делом Прибежал чуть Свет — злой, взъерошенный — спрашивает:
— У вас что взяли?
— Ничего!
— Как же так? И замка на блиндаже нет, а ничего не унесли?
А у нас просто нечего было взять.
…Почему, оказавшись в Сталинграде, я пошел работать на металлургический завод? Ехал я в родной город с тайной мечтой стать сталеваром.
Но в то время надо было лет пять ждать очереди, чтобы попасть в цех подручным сталевара. Эта профессия пользовалась огромной популярностью.
Не попав в мартеновский цех, я пошел в грузчики.
В ту пору это был тяжелый физический труд, без всякой техники. Работа в полном смысле слова адская. Но молодой, здоровый организм выдерживал невероятные нагрузки. Да еще после смены подрабатывал, где только можно: на вокзале подносил чемоданы, помогал и мебель грузить.
Как хотелось, чтобы семья жила в достатке! После ночной работы иногда принесу домой виноград или другие фрукты (тогда, бывало, даже ночью на улицах продавали) — сколько радости! Каждая маленькая удача превращалась в событие. Помню, купили жене первое платье (какое там платье — платьишко, теперь в таком разве что на кухне можно появиться, а тогда оно казалось бальным), и были счастливы.